Вакцина памяти

– Вы хотели сказать, фрейлинами, – деликатно поправил адвокат.

– Да, да, фрейлинами, просто с языка сорвалось, – смущенно сказала обвиняемая. – И за что царевну винить? Едва жизнь свою устроила, и что ей против системы идти? Чего ради – чтоб дни свои в каком-нибудь монастыре закончить? Э, нет, не на ту напали. Все эти графья и фавориты верны, пока к кормушке близость имеют, забери ее, и побегут, как тараканы. Короче, не было у Екатерины поддержки сознательных масс, вот и меняла она русскую жизнь, лавируя между сословиями, кланами, собственными и государственными интересами.

– А ее поведение, ее фавориты? – выкрикнул кто-то из зала.

– Знаете, что я вам скажу, ну покрутила тетка с гардемаринами, может, раза два-три от силы, так что, вы теперь триста лет мусолить будете?

«Крупная дама с тонкой душой, вероятно, права процента на восемьдесят четыре. Требовать от Екатерины жертвенности на русском престоле – все равно что спрашивать у мигранта из Средней Азии, почему он так мало интересовался кандидатами на парламентских выборах в Думу». Заседание заканчивалось так же скучно, как и начиналось, только коротенькое и душевное выступление «Екатерины Великой» добавило искры в этот уголок маразма.

Вечером Панько не шел, а брел домой, перебирая в голове исторические события. Белкин обещал завтра озадачить по полной и после курса молодого бойца дать самостоятельное дело.

***

ГУИИ, серьезная контора, не смогла избежать всеобщей рутины и заорганизованности, поэтому сотрудники захлебывались в потоке мелких дел, жалоб, а самое главное, в перекрестных отчетах, которые, словно криптовалюту, сотрудники майнили на всех этажах. Мысль о том, что пора бы уже что-то менять, пока висела в воздухе: придать ей гласность никто из высших чинов не решался по причине излишней «богобоязни» и риска потерять таким трудом завоеванные должности и привилегии. Отчеты только набирали силу и мощь. Механизм, учитывая количество часовых поясов, крутился бесперебойно и беспрерывно.

– Вот заявление, смотрите, любуйтесь, – едва открыв дверь, произнес Толь Толич и демонстративно потряс бумаженцией перед сотрудниками.

– Что за бодяга, жители Козельска требуют исторической справедливости? – спросил Белкин.

– Почти. «Предъява» из Новгорода, из Великого Новгорода. Нужны: а) компенсация, б) реабилитация и с) наказание виновных. Насолил им Грозный в шестнадцатом веке, посидели эти «фриландеры», блин, «фрилансеры» в архивах, восстановили древо – и пожалуйста, нашего прапрапрапрапрапрадедушку сделали пострадавшим в ходе построения централизованного государства. Памятник Грозному ставили-ставили, теперь вот счет за косяки.

– Доказательства-то есть у них серьезные, или?.. – вступила в разговор Ольга.

– Конечно, есть, без них жалобу в корзинку. Бьют на Лаврентьевскую летопись плюс показания очевидцев, приплели Джирома Горсея.

– Горсей – иноагент, он выступать как свидетель не может, – парировал Сергей.

– Да хрен с ним, с Горсеем, это я до кучи, доказательств у них хоть отбавляй. Москвичи там так наследили, что хватит на несколько томов, к тому же показания историков, заслуживающих доверия: Соловьев, Татищев, Костомаров. Этих никуда не деть.

– Так что, наша задача – от жалобы отбиться, или дело заводить будем? – лениво спросила Ольга.

– Отбиться, судя по всему, не получится, придется разгребать этот хлам.

– Ну, компенсации не будет, здесь все ясно, юридических оснований нет, – спокойно пояснил Белкин, – реабилитацию без суда нарисуем. Дело трех вечеров и двух отчетов. С наказанием тут и суд должен быть, и служба исполнения.

– Василий, с исполнением бы это… без лишних затрат, бюджеты не резиновые.

– Толь Толич, по этому поводу не беспокойтесь, у нас договор длительный, думаю, по затратам уложимся в средний чек.

– Заява-то стандартная, товарищ полковник, – с оптимизмом вставил свои пять копеек Сергей.

– Н-да, заработался я уже, – Толь Толич забарабанил пальцами по столу, – невелика проблема. Просто связываться сейчас неохота. Людей мало, тут еще это новгородская буза. Ладно, – начальник махнул рукой, – работайте.

Дверь захлопнулась.

– Такое у нас бывает, Валера, сверху позвонили – внизу засуетились. Сдает наш Толик, но, видать, нагоняй зарядили, теперь к нам по цепочке. Ну что, стажер, – Василий с улыбкой глянул на Панько, – вот тебе и первая ласточка, садись, вникай, пиши бумагу. Фабула такая: мы как бы согласны, что он виноват, но дело давнее, может, он как бы и не виноват, мы, конечно, этого дела так не оставим, но наказать по всей строгости не можем, компенсация справедлива, однако юридически выполнить ее нельзя. Но реабилитировать невинных можно.

– Логика, товарищ майор, безупречна, – Ольга с восхищением посмотрела на Василия. По интонации, по тембру голоса, по этому взгляду Панько как завсегдатай самых разных френдзон уже примерно понял расстановку сил в намечавшемся любовном треугольнике. Его угол будет, как обычно, тупым. Хотя ради спортивного интереса можно потягаться за внимание товарища капитана Ольги Черновой.

***

Панько слушал радио на телефоне. Скажи это кому лет двадцать назад – абсурд, да и только, но двадцать первый век уверенно шагнул в панельную девятиэтажку, а заодно и в квартиру Панько. Хотя, с другой стороны, все: и дом, и квартира, и сам Панько, – прочно застряло в девяностых. Нехитрый ужин Валерия состоял из одного блюда, точнее, из полублюда – в роли ужина выступал недобитый завтрак, сосиска и макарики. Был еще лучик света в темном царстве – бутылочка светлого оригинального. Сейчас пиво займет чашку, в которой утром был чай (с бокалом хозяин давно не заморачивался), и начнется известная песня с просмотром профилей в социальных сетях, прежде всего профиля Лидии. «Все-таки надо подумать о спортзале», – сам себе предложил Панько, глядя на рекламу фитнес-клуба. Потом еще эти гондольеры с ладьи… Может, и с Лидой был бы поувереннее. Щелк, щелк – мышка работала, показывая Панько одни и те же фото в сотый раз. «Спать…»

…Ладья чинно рассекала гладь реки, гребцы-воины, в отличие от забитых рабов на галерах, работали весело, подбадривая друг друга шутками и разговорами о предстоящей стоянке в Новгороде Великом, где всегда приютят и обогреют сильного мужчину с тугим кошельком.

– И раз, и раз, и раз, – отсчитывал рулевой.

– Пень, не желаешь быть с нами? – обратился викинг к Панько, который смотрел на гребцов с восхищением.

– Едва ли моих сил хватит на то, чтобы так орудовать веслами, а тем более мечом.

– Верно говоришь, но нам нужен проводник, человек, который знает край и его обитателей, все эти племена кривичей, древлян, карелов, чуди, веси, еми, чухони, води, ильменцев, словенцев и прочих. Все их обычаи, нравы, веру, божков, истории, их страхи, в конце концов. Тебя же не зря прозвали Пнем, пусть ты и хилый, но башковитый.

«О, еще один авторитетный человек оценил круг моих научных интересов», – съехидничал Панько в свой же адрес.

– Предложение неплохое, но у меня есть женщина, – Панько с гордостью посмотрел на этих мужественных холостяков.

– А ты у нее есть? – спросил викинг. – Может, тебе причудилось, может, это твоя иллюзия, нет ни любви, ни огня?

«Какая иллюзия, что ты несешь, качок рогатый, ты в девятом веке, таких слов еще нет!»

– Неправда, она моя, слышишь, мы вместе! – злобно ответил Панько.

– Почем знаешь? Вместе, потому что у вас в селении больше никого нет, на безрыбье и рак рыба. О, на безрыбье и Пень рыба, – расхохотался собственной шутке викинг.

– Я не рыба, – обиженно парировал Панько.

«Точно-точно, ни рыба ни мясо», – уже не викинг, а подсознание Панько отвечало само себе.

– Пороги! – закричал рулевой. Трувор и все гребцы-воины вмиг стали серьезными: прохождение порогов было наиболее опасным элементом гребного спорта. Река сужалась, течение становилось все быстрее и быстрее. Команды на суднах застучали веслами по воде – если наскочить на камни, то можно застрять надолго, а то и вовсе повредить ладью, что грозило остановкой и серьезной починкой. Вода пенилась, рулевые подавали команды все громче и резче. Теперь до берега и слева, и справа было совсем близко, явно ощущался запах леса и багульника.

– Енот мне на воротник! – прокричал один из викингов. – Древляне, лесные собаки!

– Щиты на борта! – скомандовал Трувор. Воины начали поднимать щиты, довольно неуклюже, в одну руку, либо приспосабливать их вдоль борта.

– Засада!

Панько увидел, как в лесу засуетились фигуры. Скрываться дальше им не было смысла, момент самый что ни на есть удачный. Воины едва могли защищаться, лавируя на порогах. Послышался свист – сигнал к атаке, стрелы обрушились на ладьи, и раздалась ругань раненых.

– Быстрее, быстрее, нужно выходить с порогов! Налегайте на весла!

Но какое там налегайте, ладьи и так неслись по течению. Куда важнее было не разбиться о камни, тогда гибель неминуема. Панько схватил один из щитов, толкнул Ладу так, что она упала, накрыл ее своим телом, а сам, не будь дурак, положил щит на себя сверху.

Викинги отчаянно прорывались по реке на простор, туда, где можно опустить весла, целиком укрыться за щитами, а затем вообще оказаться вне досягаемости стрел.

– Поворачивай, левее, левее, – мощный рулевой подсказывал гребцам соседней ладьи, как избежать опасности, и широко размахивал руками, забыв о стрелах древлян.

– Вальгард, остерегись!