Причалы любви. Книга первая

Лена с удивлением посмотрела на Бориса. Щербунько перехватил ее взгляд и пояснил:

– Мы без тебя о проблемах медицины разговорились… Наука… Впрочем, эта дама вполне заслуживает уважения…

За полночь лежали в постели.. Обоим не спалось. Борис спросил:

– Хорошо в Хабаровске?

– Хорошо, – равнодушно ответила Лена.

– Пляж, наверное, битком?

– Как всегда в это время…

– А я вот еще и не купался нынешним летом. Хоть бы на курсы какие меня послали, что ли.

– Зачем тебе это? – Лена повернулась к Борису.

– Соскучился. По Хабаровску соскучился, Лена. По родным. Славку хотелось повидать. И что его в такую даль упекли? Мог бы отец-то побеспокоиться…

– Ну что ты! – засмеялась Лена. – Он страшно доволен. Ты бы только видел, как он нас всех перецеловал.

Борис вздохнул и прикрыл глаза.

Ночь была тихой, лунной, и лишь из Дворца культуры, что стоял высоко на сопке, разливался над городом неоновый свет.

V

I

Виктор Щербунько ничем не был похож на тех людей, которых принято называть баловнями судьбы. Он родился и полтора года прожил на юге страны. На том юге, куда через полтора года после его рождения пришли немцы. Он не помнил эвакуацию, бомбежки и голодовку. Все это не отложилось в его памяти, не застыло перед глазами мертвыми и страшными картинами, а жило в том уголке сознания, который дает нам неосознанное чувство страха, ненависти или любви. Отца он потерял в первые же месяцы войны, и эта утрата, казалось, тоже осталась в его подсознании еще с той поры.

В двенадцать лет он уже знал, что такое волок, лучковая пила и два кубометра древесины сверх плана. Мать, положившая все силы и молодость на его воспитание, однако же была строга с ним, а порой и сурова. Она искренне верила в полезность физического труда и в конечном счете оказалась права. Виктор прилично закончил десятилетку, проработал год в леспромхозе и ушел служить в армию. С выбором профессии он не спешил, не торопила его и мать. Она считала, что к хорошим рукам дело всегда приладится, а не наоборот.

Сразу после армии Виктор Щербунько влюбился. Ему шел двадцать второй год, ей – тридцать первый. С самого начала все в этой любви было случайным, чего Виктор, разумеется, не замечал. Начать с того, что они совершенно случайно оказались рядом за столом на свадьбе. Потом как-то так получилось, что он пошел ее проводить, а ночь была хоть и морозной, но с луной, яркими звездами и тихим похрустыванием первого снега под ногами. А Виктору Щербунько двадцать один год и за плечами служба на полуострове без девчат… Пили чай, женщина жаловалась на одиночество, Виктор ее жалел, хотя вслух об этом не говорил. Потом наступила минута, когда надо было уходить. У порога, подавая шарф, женщина случайно коснулась его руки, и это все решило.

Женщину звали Мариной и она работала фельдшером сельского медпункта. При устройстве своей личной жизни она дважды вытягивала не тот билетик, и уже не могла и не хотела рисковать в третий. Теперь она была более терпеливой и разборчивой в ожидании своей очереди на третий билетик. Но Виктор ничего этого не знал, ни о каких билетиках не догадывался и влюбился по-настоящему. Он опять работал на лесозаготовках и уже вступил в ту жизненную пору, когда случайные встречи с любимой женщиной начинают не удовлетворять. Он хотел постоянства в любви и чтобы все знали о ней. Когда Марина догадалась об этом, она серьезно обеспокоилась, но вида не подала. Неудачи личной жизни не прошли для нее бесследно, и поэтому она начала легонько отстраняться от Виктора. Менее всего ее пугала разница в возрасте, гораздо больше она боялась и не доверяла восторженной любви Виктора Щербунько. Марина полагала, что жаркие костры хоть и ярко горят, но уж больно быстро прогорают… Заметив холодок отчуждения в Марине, не сумев в нем как следует разобраться, Виктор Щербунько взбунтовался и наделал много глупостей. Так, он на целый месяц напросился в командировку, наивно считая, что этим наказывает Марину и дает ей понять всю силу своего характера. Возможно, что кто-то другой и оценил бы по достоинству этот самоотверженный поступок, но только не Марина. Она все поняла и сделала тот единственный вывод, что надо поспешить. Такое решение пришло к ней еще и потому, что за этот месяц она имела возможность вполне оценить степень своего чувства к Виктору Щербунько. По ее понятиям степень эта была значительно выше нормы. И тут появился в леспромхозе новый инженер по технике безопасности. Холостой. Судьба щедро предоставляла Марине возможность вытянуть третий билетик. И она его вытянула.

Удар был жестокий. Он крепко согнул Виктора Щербунько, но он же и открыл ему глаза на многие вещи, которых Виктор ранее не замечал. Так Виктор пришел к анализу и поразился тому, как много ошибок он наделал. Марина любила классическую музыку, он же мало что в ней смыслил и самодовольно полагал, что ничего от этого не теряет. Марина зачитывалась французскими романами, он же гордился тем, что вместо «много» говорит «димно» и сильно подворачивает голенища сапог. Марина восхищалась репродукциями картин из Эрмитажа, а он мечтал самолично завалить медведя… Из всего этого он сделал малоутешительный вывод, что любовь Марины надо завоевывать учением. Вывод, сильно изменивший его жизнь в дальнейшем, но очень и очень далекий от истины.

Вторую половину зимы Виктор готовился к поступлению в институт и слушал все концерты классической музыки, которые транслировали по радио. В самом начале лета он уже мог отличить Эдварда Грига от Петра Ильича Чайковского, а «Болеро» Равеля занес в список любимых произведений. Выбор института перед Виктором не стоял: Марина посвятила свою жизнь медицине, и этого примера для Щербунько было более чем достаточно.

После первого года обучения Виктор Щербунько думал, что о медицине знает уже все. Это мнение основывалось у него на кипе прочитанных книг и двух-трех операциях, при которых он присутствовал почти случайно, в роли медицинского грузчика, и посещения анатомички, оставившей в нем тяжелое чувство крайней уязвимости человека и смутную тревогу.

Во время летних каникул он так тщательно продумал свои прогулки по селу, что однажды «совершенно случайно» встретился с Мариной. В самом начале встречи он вел себя чуть-чуть заносчиво и говорил на медицинские темы. Но так как его мнение о своих познаниях в медицине и истинные познания имели весьма серьезное расхождение, Виктор Щербунько очень скоро перешел на более прозаические темы, чем и порадовал Марину. К тому времени Марина уже твердо знала, что билетик наконец-то вытянут счастливо, и рисковать не хотела. Очень осторожно и тактично она дала понять это Виктору Щербунько, стараясь внушить ему мысль о необходимости пользоваться несколько иными маршрутами по селу. Однако Виктор Щербунько ничего этого не понял и был страшно удивлен и обескуражен, когда однажды рядом с Мариной обнаружил странное существо, бережно и решительно поддерживающее ее под руку. Это был новый удар, но, как и первый, он пошел Виктору на пользу. К третьему курсу Виктор Щербунько стал ленинским стипендиатом. Второй раз в жизни он решил наказать Марину и на летние каникулы домой не поехал. Однако из письма матери вскоре узнал, что его удар Марина перенесла легко и этим же летом родила сына. От этого известия Виктор Щербунько приходил в себя долго.

Медицина давалась ему легко и особенно – хирургия. У него было острое чутье, в меру развитая интуиция и трезвый ум. Но к шестому курсу Виктор Щербунько с ужасом обнаружил, что почти ничего не смыслит в медицине. Были какие-то общие познания, которые никак не складывались в стройную картину. Виктора залихорадило. Узнав об этом, профессор Сергеев предложил ему аспирантуру. Щербунько смутился: он считал, что это «козни» Бориса Сергеева, с которым к тому времени серьезно дружил. Лишь значительно позже выяснилось, что Борис и сам был бы не против остаться в аспирантуре, но отец ему этого не предложил.

Все это были очень серьезные вопросы, а тут еще пришло известие о появлении второго сына у Марины. Это уже была могила, в которую хочешь не хочешь, следовало похоронить свои надежды, связанные с Мариной. Чтобы холмик, памятник, оградка – все как полагается. И Виктор Щербунько совершил этот печальный обряд, в полном одиночестве выполнив весь похоронный ритуал…

Ему было двадцать восемь лет. Семь из них он отдал женщине, разбирающейся в музыке и читающей французские романы. Подвиг этот никем, тем более Мариной, не был в должной мере оценен, и Виктор Щербунько тихо затаился против лучшей половины человечества. Но для очень и очень сильной обиды на женщин он был еще довольно-таки молод, а посему через некоторое время в нем и созрел внутренний компромисс: отомстить одной женщине с помощью – другой. Что и говорить, решение это особой оригинальностью не отличалось, но, видимо, для Виктора Щербунько было необходимым.

Казалось, Виктор Щербунько в будущей своей Женщине должен был искать неоспоримые приметы Марины: ее привычки, манеру говорить, разбираться в музыке, улыбаться. Но Люба Дикина, студентка-выпускница фармацевтического факультета, была полной противоположностью Марине. Симпатичное существо, в меру пухленькое, равнодушно-усталое, немного читавшее, немного разбиравшееся в кино, немного пострадавшее от жизни, а потому и немного в претензии к ней. Трудно сказать, каким из этих достоинств поразила Любочка Дикина воображение Виктора Щербунько, но когда он начал знакомить ее с товарищами, то уже представлял не иначе как невестой. Невеста при этом очень мило улыбалась, показывая маленькую трещинку на верхнем переднем зубе, и пыталась делать что-то вроде книксена. Товарищи Виктора нашли ее очаровательной и несколько странной девушкой.

Как и положено, на свадьбе много плясали и пели, произносили тосты за здоровье невесты и жениха, а отец Любочки Дикиной даже предложил выпить за нормализацию отношений с Китаем. Несколько омрачилась свадьба лишь тем, что домашней выпечки торт неожиданно оказался на полу. Долго выясняли и искали виновника, но не нашли. Всех успокоила Анна Ивановна, мать Любочки Дикиной, внезапно вспомнившая, что это именно она уронила злосчастный торт. Георгий Матвеевич, отец Любочки Дикиной, очень охотно и проворно собрал торт в пластиковый совок. На этом с неприятностями было покончено.

После свадьбы жизнь Виктора Щербунько мало в чем изменилась, за исключением разве того, что он хорошо питался и начал интересоваться политикой. Конечно, интересовался он ею и раньше, но, может быть, самую малость, дилетантски: как и многие молодые люди, Виктор Щербунько совершенно четко и справедливо разделял мир на лагерь социализма и лагерь империализма, отдавал должное развивающимся странам, следил за негритянским движением и с надеждой выжидал последствий освободительной войны во Вьетнаме. Однако тесть очень скоро намекнул ему на политическую близорукость, так как Виктор Щербунько не знал, что шестой пленум ЦК КПК проходил в конце 1938 года, а массовый антивоенный митинг перед зданием ООН – осенью 1967-го, и весьма смутно представлял географическое расположение города Пешавар. Иногда из этих щекотливых ситуаций Виктора Щербунько выручала Анна Ивановна, иногда – Любочка. Но тесть, на удивление живой и подвижный человек, был цепок, как репей, и норовил перехватить Виктора в тот момент, когда он приносил воду из колонки или же заканчивал выгребать золу из печки.

Под напором политических ситуаций, домашнего троеборья (вода, дрова, помои), пристального внимания Любочки Дикиной образ далекой Марины стал постепенно стушевываться в воображении Виктора Щербунько. А там приспели нешуточные изменения в жизни – диплом с отличием, свободный выбор места работы, объяснения по этому поводу с родителями Любочки и с самой Любочкой, переезд, квартира, и некогда дорогой образ стушевался в памяти Виктора Щербунько почти совершенно. Лишь иногда, слушая классическую музыку, Виктор грустил да изредка упрекал себя за то, что так и норовит порой вместо «много» сказать «димно».

Еще два года были отданы аспирантуре в Москве. К этому времени мало кому известный хирург Илизаров не только защитил новый метод наращивания кости, но и получил под свое начало институт. И где?! В Кургане! И Виктор Щербунько предпочел всем соблазнительным предложениям маленький городок с населением в тридцать пять тысяч человек. Профессора Сергеева это решение рассердило окончательно и он более слышать о Щербунько не хотел.

Вернувшись из Москвы, Виктор Щербунько не сразу разглядел те немаловажные превращения, которые случились с его женой. Любочка Дикина еще немного пополнела, похорошела и стала как-то очень уж странно растягивать слова. Нельзя сказать, чтобы это ей не шло, но было несколько удивительно при ее совершенно русском обличье. Решение Виктора Щербунько остаться в городке ее сильно удивило, если не сказать – шокировало. Но к тому моменту уже совсем немного времени оставалось до того дня, когда Любочка Дикина решилась уйти от него.

V

II

Когда Виктор Щербунько пытался разобраться и понять, почему это случилось, он неизменно сталкивался с одним любопытным вопросом: когда это началось?

Два года они прожили в общем-то хоршо. Много бывали вместе, не утомляя друг друга, не испытывая желания развлечься на стороне, отдохнуть от семейной жизни. Любочка Дикина оказалась хорошей хозяйкой, с удовольствием возилась на кухне, а он с удовольствием помогал ей. Очень быстро, непостижимым для Виктора Щербунько образом, они обзавелись вещами. Из этих приобретений Виктор особенно запомнил комод, который они везли на саночках из универмага домой. Была ранняя зимняя ночь, была высокая, яркая луна, он тянул саночки за веревку, а Любочка сзади придерживала комод, и они много смеялись, как только комод в очередной раз падал в сугроб. С эими вот саночками, с комодом и смехом их встретил Борис Сергеев. Комод, как первую серьезную покупку, обмыли. Уже перед уходом Борис шутливо спросил Щербунько:

– Ты что же, дружище, не мог машину в больнице взять? А если шифоньер купите – тоже на саночках?

Они представили, как бы это выглядело со стороны, и опять весело посмеялись. Любочка, хорошо слышавшая все это, не засмеялась. Ночью она спросила:

– Действительно, почему ты не взял на работе машину?

– Да ведь и так справились, – удивился Щербунько.

– Но ведь на нас было смешно смотреть.

– Почему?

– Хирург на саночках везет комод…

– Ну и что?

– Перестань! Как будто не понимаешь.

– А если будет везти на саночках анестезиолог, можно? – попытался отшутиться Виктор Щербунько.

Пустячный случай, слова доброго не стоит, если не учесть того, что на этот пустяк, казалось бы самый заурядный, они взглянули разными глазами.

Все остальные вещи приобретались и привозились уже без Виктора Щербунько. Не здесь ли начало? В этом пустяке? И если да – какая обида…

Его часто вызывали на работу по ночам. Любочка воспринимала это как должное, и все шло хорошо. Но вот он однажды возвращается домой поздно вечером после удачной операции. Он весел, возбужден, ему не спится.

– И с чего это мы такие веселые? – подозрительно спрашивает Любочка.