Причалы любви. Книга первая

Но стоило самолету оторваться от бетонной полосы и плавно набрать высоту, как Лена успокоилась, с любопытством наблюдая давно знакомый, но все еще немного непривычный мир за иллюминатором. И лишь одна навязчивая мысль беспокоила ее в самом краешке сознания – почему парень не выходит из кабины пилотов? Она пыталась отогнать эту навязчивую мысль и не могла.

«Ведь там нельзя находиться посторонним. Гос-споди, но мне-то какое дело до этого? Значит, они не посторонние. Но ведь, наверное, все равно мешает, а его не просят выйти. Да пусть он там хоть ночует! Но там ведь лишних кресел нет. Значит, он стоит, значит, мешает? Почему же его не выгонят?»

И в это время парень вышел из кабины пилотов. Мягко прикрыв дверь, он быстро окинул взглядом салон и неожиданно встретился с вопросительно-раздраженным взглядом Лены.

«Милиционер», – решила Лена, но тут же отказалась от этой мысли, потому что парень менее всего походил на милиционера.

Парень улыбнулся ей и медленно пошел по проходу, непроизвольно трогая спинки кресел рукой.

«Ну вот, сейчас усядется рядом, – заранее негодуя, подумала Лена. – Этого только не хватало». Она быстро отвернулась к иллюминатору, напряглась, готовая к самому ожесточенному отпору, но парень прошел мимо. Лена лишь почувствовала, как его рука коснулась и ее кресла. И вот это прикосновение почему-то обидело ее. Получалось так, что он прошел мимо нее, как мимо пустого кресла, и потому равнодушно коснулся его, как касался всех остальных. Значит, он совершенно не заметил ее?

Через пять минут она уже едва сдерживала желание оглянуться и посмотреть, чем занимаются эти странные парни, где сидят и как сидят. Лена понимала, что желание это совершенно глупое, что его никаким образом не должно быть у нее, что, наконец, это стыдно и дико, но вот же – от этого желание оглянуться становилось лишь сильнее. Тогда она закрыла глаза и попыталась задремать: ей всегда хорошо спалось в самолетах. Но не тут-то было: парень тотчас встал перед нею так зримо, словно бы вновь только что вышел из кабины пилотов. В темном джинсовом костюме, с приятной улыбкой и внимательно-настороженным выражением глаз.

«Идиотка, – не на шутку встревожилась Лена, – дрянная, взбалмошная бабенка. Какое счастье, что этого никто не видит и не знает, о чем ты думаешь, возвращаясь к мужу после недельной командировки. Нет, это подумать только: какой-то случайный попутчик изволил на нее взглянуть, и она… А если он пальчиком поманит – побежишь?

Чуть позже Лена уже с раздражением удивлялась тому, что так много и упорно думает об этом, что придала какое-то фантастическое значение совершеннейшему пустяку. Ну, взглянул на нее парень, есть что-то особенное в этом парне, так что с того? Хочется посмотреть? Так посмотри, бога ради…

Лена медленно приподнялась, поправила свою сумку на полке и… посмотрела. Парни сидели в самом конце салона и о чем-то оживленно говорили. И секунды не потребовалось ей на то, чтобы взглянуть на них, а парень успел-таки перехватить ее взгляд и даже опять улыбнуться – успел.

Лена села в кресло и почувствовала усталость. Словно то, с чем она долго и упорно боролась, случилось уже, и ей ничего не оставалось, как смириться и ждать, что из этого выйдет…

Из самолета она выходила последней. Легко сбежав по трапу, Лена сразу же заметила машину «Скорой помощи» и Бориса, торопливо шагавшего ей навстречу. Пожалуй, чуть поспешнее, чем следовало бы, она направилась к нему, поцеловала, отдала портфель и сумку и все с той же нервной торопливостью сказала:

– Ну вот я и дома.

– Соскучилась? – сдержанно улыбнулся Борис.

– Очень…

– Дома все нормально. Вика в садике.

– Надо было забрать ее.

– Я сюда прямо с приема.

– Тогда заедем и заберем сейчас.

– Хорошо.

Лена села в кабину к шоферу. Машина развернулась, и на развороте она вдруг увидела парней. Они стояли возле своих огромных рюкзаков и смотрели на спускающийся по трапу экипаж самолета.

V

Вечером пришел Виктор Щербунько. Был он необыкновенно тих и задумчив. На правах друга семьи поцеловал Лену и молча сел на диван.

– Виктор, а где же Люба? – удивленно спросила Лена.

Щербунько поморщился и ничего не ответил. Борис пытался что-то объяснить ей знаками, но Лена ничего не поняла и переспросила:

– Ты почему без Любы?

– Она ушла, – неохотно ответил Щербунько.

– Куда?

– Тебе разве Борис не говорил? – Щербунько с недоумением посмотрел на нее.

– Да, Леночка, – вступил в разговор Борис, – я совершенно забыл… Видишь ли, Люба ушла от Виктора, совсем ушла… Понимаешь?

– Да, конечно, – ответила Лена, – я понимаю… Извини, Виктор.

– Ну что ты, – усмехнулся Щербунько, – это вы извините, что лезу к вам со своими… – он поискал подходящее слово и насмешливо закончил: – болячками. У каждого своих хватает. Ведь хватает, Лена?

– Наверное, я не знаю…

– Хватает, Леночка, хватает у всех и каждого.

– Сейчас я стол накрою и будем ужинать – потерпите немного.

Лена ушла на кухню. Здесь Вика обратной стороной ложки что-то рисовала в тарелке с манной кашей.

– Мама, ты долго на большую росла? – серьезно спросила Вика.

– Что такое? – удивилась Лена.

– Ты долго росла, пока большой стала? – Вика внимательно смотрела на нее.

– Вон оно что, – Лена засмеялась и поцеловала дочку в белокурую голову. – Долго, Вика. Очень долго. А вот кто же это тебя рисовать по каше ложкой научил? Нехорошо. Такие дети никогда большими не становятся…

– Почему?

– Не становятся, и все!

– А дядя Витя стал большой…

– Ну вот что, Вика-Дрика, пора тебе и спать укладываться. Сама дорогу найдешь или тебя проводить?

– Проводить, – сразу же соскучилась Вика.

– Пойдем…

– Поставил бы ты музыку, Борис. Тихонько этак, – попросил Щербунько. – Шумана, а? Для фортепиано. Хочется романтичности. Почитать Стендаля и послушать Шумана… Знаешь, я сегодня мужика с опухолью в краевую отправил… Фронтовик. Всю войну прошел, демобилизовался из Праги, а тут… Обидно. Мужик-то хороший. Молчал все. А я его не стал обманывать, зачем? Он такие обманы за свою жизнь прошел, что его и пожелай – не обманешь. Сегодня отправил… Болезнь века, черт ее дери! – Виктор Щербунько поморщился и негромко продолжил: – Перед самым отъездом этот Герман Васильевич говорит мне: «Знаете, на фронте умирать было не так страшно – знали за что. А теперь вот я не знаю, и потому меня зло берет…» Хороший он человек, умный, а медицина перед ним как бы дура…

– Ну, мальчики, за стол!

Забыв, что Лена не слышала их разговор, Борис бодро сказал Щербунько:

– Ничего, Витя, когда-нибудь мы и до него доберемся… Наука на месте не стоит.