И знать не знают о навете.
И, создавая образ мой,
Евстрат без устали трудился —
Как над подарочной сумой…» —
«Похоже, он собой гордился…» —
«Онучин только делал вид,
Что от Гордея защищает,
Он, как всегда, во всём хитрит
И лишь свои дела решает.
Моя судьба предрешена
На этом проклятом заводе,
И уговаривать меня
Остаться здесь – уже не в моде.
Ведь и Арапов, и Гудков
Не знают, что со мною делать». —
«И то, что ты уйти готов,
Им дарит радость без предела.
Меня, признаться, удивил
Евстрат, дав знать, что вы в союзе…» —
«Я лишь сейчас сообразил,
Как ошибался в этом плюсе.
Онучин сам меня учил,
Что стресс – причина «выгоранья»…
Его-то я и получил…» —
«Благодаря его стараньям!» —
«Моих эмоций резкий всплеск
Достаточен для пониманья,
Что надо мной довлеет стресс,
И стал я жертвой «выгоранья».
Он, как психолог, точно знал,
Что я созрел для увольненья,
Когда Арапову сказал
Свои слова про заявленье,
И напоследок он решил
Затратить минимум усилий,
Чтоб память я о нём хранил
В душе почти как о мессии.
Арапову он слово дал,
Что мой исход не за горами,
Тот терпеливо ожидал,
Лишь изредка глумясь над нами.
Так набирал очки Евстрат
И у меня, и у Гордея». —
«Я лишь одно могу сказать:
Весьма циничная затея.
Он слишком много захотел,
Решив примерить роль мессии…
Я понимаю: мы в России…
Но ведь всему же есть предел!» —
«Незыблема Евстрата власть,