Зря посещал он институт
С названием «Евстрат Онучин», —
Сам нарушает свой закон,
Заимствованный у Евстрата:
«Вход в мои мысли запрещён
Всем – от противника до брата!»
Вокзальный голос объявил,
Что скоро будет отправленье.
Роман заботу проявил —
Внёс сумку, символ избавленья.
В вагоне женщина была —
Онучина родная тётка,
А с ней три сумки барахла.
Она запричитала громко:
«Какая тяжесть, ай-ай-ай!
А кто её нести-то будет?» —
«Я, – был ответ. – И не стенай!» —
Он был убит… по виду судя…
3
Назад была закрыта дверь:
Евстрат наказан им примерно,
И заявление теперь
Роман напишет непременно.
И он продолжил отдыхать…
Но мысль покоя не давала,
Что так легко людей предать
Он мог – лиха беда начало…
Роман невольно представлял,
Как заявленье он предъявит
Арапову, переживал,
Что душу он ему растравит…
Таким уж был Роман Борей —
Не мог о людях думать плохо.
Был слишком далеко Гордей,
Чтобы избавить от порока.
Он истязал себя виной
За слишком жёсткое решенье
И выход выбирал иной,
Чтобы исправить положенье.
Он мог оформить перевод
В Коммерческое управленье,
Так поступали до него,
То было б верное решенье…
Но он недолго этим жил —
Сомнение внесла Наташа:
«Ты про Онучина забыл…» —
«Да, им отравлена вся чаша.
Он, как Амелькина, меня
Давно представил в худшем свете,
А люди высшего звена