Рождал энтузиазм в народе.
От пота мокрые, в пыли,
Все вместе корчевали рьяно
Кусты огромные бурьяна,
Что незаконно здесь росли.
С Онучина пот лился градом,
Бурьян на кучи громоздя,
Он, ни на миг не отходя,
С Араповым работал рядом.
Гудков со всеми наравне
Мелькал своим огромным торсом.
Жидков терпел и, наконец,
Он подошёл к нему с вопросом:
«Вадим Иванович, за что
У Вас считаюсь виноватым?
Уменьшилась моя зарплата —
Причину не сказал никто».
Лицо Гудкова омрачилось,
И он Жидкову дал ответ:
«Зарплата стала меньше? Нет!
Зарплата Ваша… изменилась!»
Он очень долго объяснял,
Запутанно и… бесполезно,
Какой параметр повлиял
На то, что премия исчезла.
3
Когда закончился субботник,
Усталые, придя назад,
Избавясь от рубашек потных,
Все стали волосы чесать
От пыли вперемешку с потом.
К Роману подошёл Евстрат,
Сказал душевно, словно брат,
Как будто не был антиподом
64:
«Ты одолжишь расчёску, Рома?
Я тоже расчешусь», – а сам
Проводит жестом, столь знакомым,
Рукой по грязным волосам.
Роман, когда его просили
Расчёску дать (и много раз!),
Отказывать бывал не в силах
Всегда… Но только не сейчас!
Пред ним стоял заклятый враг,
Его готовый уничтожить,
Считавший, что Роман – батрак,
И век его бесцельно прожит.
Ему противен стал Евстрат,
Едва представил он брезгливо,
Как будет волосы чесать