Холодно в небесах

14. Уровень лояльности: высокий.

15. Уровень мозговой активности: низкий.

16. Степень контроля: обычный контроль.

17. Особые замечания: отсутствуют».

Вэл пробежал глазами страницу дважды и счел ее до безобразия неинтересной: зацепиться было не за что. Тогда он решил заглянуть в дом Нины и сразу увидел ее. Она сидела в гостиной на софе и смотрела программу, обучающую красиво завязывать шейный платок разными способами. На ней было трикотажное серое домашнее платье, облегающее изящную фигуру и доходящее почти до щиколоток. Волосы коротко острижены и слегка топорщатся на затылке, на тонких руках – массивные металлические браслеты, на пальцах – кольца, тоже из металла и тоже объемные. Она все еще красива, хотя и выглядит, как мальчик-подросток, и имеет в лице болезненную бледность. Перед ней, на низком столике, разложено штук шесть или семь шелковых и нейлоновых платков, еще один она пытается завязать вокруг шеи, точно следуя указаниям приятной девушки на экране.

Вэл всматривался в ее лицо, пытаясь определить, о чем она может думать. Но оно ничего особенного не выражало, казалось, что, кроме платков и манипуляций с ними, ее сейчас ничто другое не интересовало. Вэл принялся рассматривать внутреннее пространство дома, сам не зная, что он хочет там найти. Жилище было небольшим: гостиная, кухня-столовая, две спальни и зона гигиены. Везде царил абсолютный порядок, лишних вещей не было. Интерьер ничем особенным не выделялся, разве что своей аскетичностью и невзрачностью. Таких в двадцать восьмом энгле было большинство, так как здесь жили рабочие с коэффициентом субсидии от 1 до 1,5. Вэл осмотрел кухню и заметил, что она не автоматизирована, но, несмотря на это, идеально убрана. Значит, Нина собственноручно готовит и убирает за собой. В подтверждение своей догадки он обнаружил металлическую и стеклянную посуду многоразового использования, вымытую и составленную стопками на столе. На обычной нагреваемой плите стоял сосуд для кипячения воды. Вэл поежился от первобытности быта и переместился в комнату Била, расположенную на втором этаже. Небольшая спальня с окном, выходящим в сад. Стол у окна, подвесная полка рядом, кровати нет, матрас лежит прямо на полу, видимо, Бил не особенно нуждался в комфорте. Окно не затемняется, хотя и обращено на восток. Значит, выродок просыпался рано. Вэл обвел взглядом полку и, к величайшему удивлению, увидел на ней несколько книг. Они лежали корешками к стене и рассмотреть, что это были за книги, не представлялось возможным. Судя по потемневшим и несколько разбухшим краям страниц, их листали неоднократно.

Вэлу стало крайне интересно выяснить, что читал Бил, и он начал думать, как это можно сделать. Вторгаться к Нине Корн с этой целью виделось не лучшим вариантом, особенно после того, как ее сына арестовали и казнили. Нужно было придумать подходящий предлог. Зиги. Вот кто найдет повод и сделает все без суеты и огласки. Но тогда придется признаться советнику, что он, властитель, лично следил за человеком с высоким уровнем лояльности и обычной степенью контроля. Несмотря на то что она была матерью не просто выродка, а Била Корна, сама по себе Нина никакого интереса для службы контроля не представляла ни раньше, ни теперь. И все же придется довериться Зиги, что бы он там себе не думал.

Вэл переместился осмотреть спальню хозяйки дома, убедив себя, что, пока Нина не находится в ней, в этом нет ничего предосудительного. Комната была еще меньше, чем предыдущая, такая же простая, с той лишь разницей, что у стены стояла большая кровать – напоминание о том, что когда-то на ней спали вдвоем. На окне затемняющая полоса уже была опущена, значит, Нина готовилась скоро лечь.

Не найдя здесь ничего интересного, Вэл спустился в гигиенический блок. На полу стояла пластиковая ванна, неизвестно, какого года изготовления – очень древняя, судя по въевшимся желтым пятнам, а рядом, на низком квадратном столике, лежала круглая емкость с длинной ручкой, какой Вэл никогда раньше не видел. Он пытался представить, что этим предметом можно делать, и не мог. Тогда он запросил сеть, и ответ обескуражил его: «Ковш. Назначение: наливание жидкости. В прошлые времена использовался при мытье тела путем обливания его водой из ковша». Вэл осмотрел капсулу для омовений и понял, что много лет ею никто не пользовался и не мог, о чем свидетельствовала перетягивающая его серая лента с надписью «Утилизация». Такие ленты были в ходу давно, лет десять назад их отменили и ввели сигнальные маркеры, помечающие ставшие непригодными вещи. Почему капсулу до сих пор не заменили на новую, Вэл понять не мог. Это было просчетом комитета по контролю за качеством жизни, за который требовалось спросить со всей строгостью. Почему же Нина Корн не обратилась в комитет сама и не попросила заменить неисправное оборудование? Этого Вэл тоже не понимал.

Женщина появилась в гигиеническом блоке и начала раздеваться, готовясь к омовению. Вэл отвел глаза, но любопытство взяло верх над чувством приличия, и он позволил себе смотреть.

Без одежды Нина выглядела моложе, кожа ее, вопреки ожиданиям, оказалась гладкой и упругой, нигде ничего не обвисло, и даже «проблемные зоны» рук и груди выглядели привлекательно. У нее была маленькая округлая грудь, напоминающая Вэлу его любимый утренний десерт – бланманже с топлеными сливками и ягодой малины наверху. Точь-в-точь. Властитель смотрел, и ему нравилось то, что он видел. Нина подошла к ванне и вылила в нее два приготовленных ведра воды. Потом она села в воду и начала намыливать тело куском голубого мыла. Вэлу захотелось почувствовать запах мыла и потрогать рукой воду, чтобы понять, какой она температуры. Рядом с ванной на полу стояло ведро с чистой водой, в которой плавал ковш.

Вэл почувствовал давно забытое притяжение к женщине. После матери Евы, умершей во время родов, он ни с кем не имел близких контактов. Все его мужское внимание, вся чувственность, на какую он только был способен, были отданы дочери. И только сейчас, осознав, что Нина – бабушка его внука, родственница в некотором роде, он ощутил непонятное чувство нежности к ней. Конечно, если слова Била Корна вообще чего-то стоят, если Ева действительно жива и ждет ребенка или родила уже. Она вполне могла родить за те полгода, что он ее ищет! Вэл чуть не задохнулся при этой мысли, впервые посетившей его.

Он убрал изображение с камер дома Корнов, уничтожил все следы своего пребывания в системе и начал обдумывать разговор с Зиги, после которого ситуация с Билом и Евой должна будет сдвинуться с мертвой точки. Как так вообще могло случиться, что самый дорогой и самый ненавистный ему человек объединились? Как он просмотрел ситуацию, упустил момент? Он же постоянно наблюдал за дочерью, следил за ее жизнью, охранял, обеспечивал…

И когда внутри периметра прямо перед глазами вспыхнуло яркое пламя, Вэл закричал. Тут же раздался вой сирены. Еще через несколько секунд пожарные резервуары открылись, и по прозрачному рукаву на воспламенившийся объект направился поток воды. Горело здание наземного комитета, расположенное в двадцать пятом энгле. По тому, как быстро и мощно пламя объяло строение, определенно создавалось впечатление о поджоге. Но кто? Кто посмел, да и кому это нужно? Вэл установил связь с дубликатом и увидел, что в его кабинете уже собрались особенно ответственные и бдительные хранители небес: Зиги, министр Кронс, сенатор Фрэн и еще два министра по имени Максвел и Георг, отвечающие за безопасность граждан и проведение мероприятий по устранению стихийных бедствий. Вэл возмутился, что Георг и Максвел не на объекте, где им положено быть, а в его кабинете, переминаются с ноги на ногу и ждут указаний. Властитель подключился к дубликату, и тот начал говорить за него.

– Доложите обстоятельно, – сурово произнес дубликат-Вэл.

Вперед вышел Зиги.

– Здание наземного управления подожжено неизвестными лицами, – робко проговорил он.

– Они не установлены? – сухо спросил властитель.

– Еще нет, – ответствовал советник.

– Как такое возможно, Зиги?! Вам не кажется, что мне приходится слишком часто задавать этот вопрос?!

Зиги отступил и склонил голову.

– Запись с камер слежения была уничтожена лицом с высшей степенью доступа. Мы не можем его опознать, – вступился Кронс за советника.

Вэл замолчал, до него начало доходить, кто мог быть этим лицом, уничтожившим записи. Он сам это сделал, когда подчищал следы своего слежения за Ниной Корн. Система предлагала ему маршруты зачистки и среди них точно были камеры из двадцать пятого энгла. Поскольку во время наблюдений за Ниной он находился в зоне действий слежения пресловутого энгла, он подчистил и эти тропы в системе. Досадное недоразумение подействовало на Вэла, как роковое, и он замолчал. Неопределенность последнего времени навевала тоску и апатию, которые Вэл всегда переносил с трудом, а сейчас и вовсе с ними не справлялся, постоянно срываясь на Зиги.

В этот самый момент советник стоял перед ним, вернее, перед его копией. Находясь на расстоянии, Вэлу было легче сказать или сделать то, на что мог и не решиться, окажись он с Зиги лицом к лицу.

– Я очень недоволен вами, советник, – заявил он ледяным тоном. – Всеми вами, – добавил, равнодушно обведя взглядом присутствующих. – Идите и подумайте над тем, что я сказал. Встретимся завтра утром в зале Сената.

К моменту, когда дверь кабинета закрылась за последним, Вэл заканчивал осмотр периметра. Он убедился, что пламя потушено, а выброшенный в воздух дым собран и утилизирован до того, как успел попасть в атмосферу. Система обозначила безопасный уровень загрязнения, вернее, полное отсутствие такового.

Прибыв к пункту отправления, он с осторожностью покинул кабину и, никем не замеченный, спустился на свою виллу.

День выдался напряженным, и властитель распорядился никого больше не пускать к себе. Вспомнив о Нине Корн, он захотел провести время в ванне и расслабиться, в надежде, что это поможет ему наконец заснуть. Бессонница последних дней растревожила нервы, и они остро реагировали на любое сопротивление, как оголенные провода.

Вэл запустил программу расслабления и погрузил уставшее тело в теплую бурлящую воду. Большая круглая комната, отведенная под гигиеническую зону, была выложена серым мрамором, шероховатым на ощупь, что особенно нравилось хозяину, когда он мокрыми босыми ногами касался теплой неровной поверхности. В центре комнаты располагалась вместительная овальная чаша, утопленная в пол по верхние края. Чтобы в нее войти, нужно было спуститься по четырем каменным ступеням, держась за металлические поручни. Чем-то она напоминала бассейн, но плавать в ней все же было нельзя.

Собственно бассейн находился совсем рядом, в соседнем помещении, отделенном от первого стеклянной стеной. В длину он занимал двадцать пять метров, а в ширину – десять. Вода в бассейне была чистого голубого цвета, идеально повторяющего июльское небо. Раньше Вэл проплывал километр каждое утро и столько же – каждый вечер. Сейчас он часто пропускал вечерние заплывы, но утренние – никогда.

Властитель успокаивался в ванне, вдыхая аромат эвкалипта и липы, наслаждаясь едва звучащим шумом морского прибоя. Он слушал и хорошо представлял себе Индийский океан, выбрасывающий волны на берег где-нибудь в районе Коломбо, до сих пор сохранившем свои природные ресурсы в неприкосновенности. Именно поэтому небожители часто отправлялись на зимнее время туда. Туда, где вечное лето и чистые пляжи под настоящим небом и солнцем. Никто из живущих внизу не знал, что на планете сохранились иные места, пригодные для жизни. Причем для жизни беззаботной, не требующей больших затрат ресурсов на производство тепла, органической пищи и всего остального. Те немногочисленные «счастливчики», которых переселяли в такие места, чтобы поддерживать нехитрую инфраструктуру, назад уже никогда не возвращались и рассказать остальным ничего не могли. Вэл каждый год устраивал себе каникулы в январе-феврале и выбирался на Цейлон. Но в этот раз он никуда не поехал, потому что искал Еву.

Вынужден был остаться без теплого моря и Зиги, с трудом переносивший местный зимний холод. Но причины, по которой он мог отлучиться от властителя, не существовало. Зиги терпел и не роптал. Зиги сшил красную витшуру на кроличьем меху и темно-зеленые замшевые сапоги на толстой подошве. Однако, укутавшись в шерсть и меха, он не ощущал тепла. В небесах в этом году было особенно холодно.

Вэл лежал в ванне и смотрел, как на стеклянный купол липнут снежинки и тают, стекая истончающимися водными дорожками. Осознание того, что на улице холодно и ветрено, а здесь, внутри, влажно и тепло, туманило голову и расслабляло тело. Вэл успокаивался и почти засыпал.

Приближалась ночь.

Возвращаясь в свой замок, Зиги кипел гневом: мало того, что властитель посадил вместо себя эту куклу, так еще и позволил себе отчитывать его при всех латексными губами! А он, Зиги, между прочим, не мальчик давно и ничем подобного обращения не заслуживает!

Советник быстрым шагом преодолел широкую мраморную лестницу, ведущую на третий этаж, по пути сбрасывая одежду в руки слуг, стоявших на каждом лестничном марше. Ни у кого не было столько домашних работников, сколько у Зиги. Он окружил себя роскошью и высокими стенами средневекового замка, внутри больше напоминающего дворец.

– Что желаете, господин? – робко спросил немолодой уже человек в ливрее и белых перчатках.

Зиги, не останавливаясь, метнул в его сторону испепеляющий взгляд и прорычал только:

– Кубок самого крепкого напитка! Виски!

– Виски? – Слуга настолько сильно удивился, что даже не догадался этого скрыть.

Зиги показалось это занятным, и он притормозил перед последними ступенями.

– По-твоему, я не могу выпить того, чего хочу? – проговорил он своим обычным вкрадчивым голосом.

Слуга склонился, чтобы не смотреть хозяину в лицо, вжал голову в плечи и произнес, почти заикаясь:

– Простите, мой господин, я только хотел уточнить, какой именно сорт вам подать и куда.

«Молодец, – подумал Зиги, – соответствует».

– Принесите шотландский, самый выдержанный, какой сможете откопать, и подайте в спальню.

– Слушаюсь, мой господин, – с готовностью ответил слуга и стал спускаться с лестницы, поймав на лету зеленый атласный пояс Зиги.

Оказавшись один и освободившись от удушающего фатер-мордера, советник прошел в ванную комнату, соединенную со спальней. Ему не терпелось принять горячий душ, чтобы согреться и смыть с себя остатки тяжелого дня. Вода сделала свое дело: очистила тело и, казалось, даже душу. Расслабившись и немного успокоившись, Зиги выбрался в халате в спальню, где на столике его уже поджидали бутылка прекрасного виски сорокалетней выдержки и серебряный кубок размером с маленькое ведерко. Слуги не было, но советнику сейчас он был не нужен: больше всего другого Зиги хотелось побыть в одиночестве…

Заснул он быстро, но спал беспокойно, часто просыпаясь то в бреду, то в горячке, то судорожно натягивая одеяло на окоченевшие конечности. Ближе к середине ночи, в очередной раз разбуженный ознобом, он вызвал слугу и велел усилить отопление. Воздух в спальне очень быстро прогрелся, и только тогда Зиги провалился в глубокий сон, настолько глубокий, что пробуждение было мучительным. Советнику снился странный-престранный сон, отличить от реальности который было трудно даже спустя какое-то время.

Ему снилось, что он, весь окровавленный и практически голый, стоит на краю обрыва на ледяном ветру и говорит с Богом.