Холодно в небесах

– Иди, Полибий, Сципион хочет поделиться с тобой стратегией, – отпустил вслед удаляющемуся весельчак. – Не забудь потом рассказать нам, что мы завтра будем делать.

Полибий, не оборачиваясь, вышел за пределы лагеря и направился, спускаясь с холма, к ставке командующего. Бил шел за ним. Он не знал, как здесь оказался и зачем преследует Полибия. Но он знал, что это сон и что он делает то, что должен.

С холма открывался вид на западную часть осажденного города. Десять сторожевых башен, соединенных каменными стенами, окружали его. Между городом и лагерем был ров, заполненный водой. На городских стенах стражники прохаживались, держа в руках зажженные факелы. Небо наблюдало за происходящим миллиардами светящихся звезд. Сколько хватало глаз – всюду простирались холмы и равнины. Бил подумал, что земля еще изобилует ресурсами, их явно больше, чем необходимо, но люди уже убивают друг друга в войне за них.

Походная палатка Сципиона Эмилиана, разрушителя Карфагена, располагалась в центре лагеря, и это все, чем она отличалась от палаток других военачальников. Полибий вошел внутрь и увидел командующего, лежащего на простом соломенном матрасе, в руке он держал кусок льна, на котором было написано неровным спешным почерком несколько слов.

– Рад тебе, Полибий, – коротко произнес он. – Послал за тобой сказать, что из Рима пришли тревожные вести: убили Тиберия Гракха.

– Сочувствую тебе, он был твоим родственником, – тихо ответил Полибий.

– Так да погибнет любой, кто совершит подобное дело, – проговорил Сципион. – Пора кончать осаду Нуманции, надо возвращаться в Рим.

– Завтра хочешь пойти на штурм? Или дождешься, пока они сами съедят себя?

Полководец бросил на Полибия недоумевающий взгляд.

– Если бы моя туника могла рассказать о моих планах на завтра, я бы съел ее, – произнес он и посмотрел в сторону Била, стоящего за левым плечом Полибия.

Билу почудилось, что Сципион видит его, так выразительны были глаза военачальника, смотрящие на него в упор. Холодом обдало лицо и грудь юноши, противно защемило в подреберье. И в то же мгновение видение Била изменилось: он оказался на пиру, сидя за столом рядом с полководцем. Приветственные крики в честь великого воителя не оставляли сомнений: славилась победа. Сципион Эмилиан, теперь уже не Карфагенский, а Нумантинский, праздновал триумф – Нуманция пала, кельтиберы побеждены, непокорный город сровнен с землей. Но что-то печалит полководца, Бил видит, как углубилась межбровная складка на лице его, как наморщился лоб лысой головы. Кто-то подходит совсем близко к столу и спрашивает Сципиона, будет ли у Рима когда-нибудь еще такой вождь и защитник, как он.

– Будет, – говорит полководец. – И, может быть, даже он. – И кладет руку на плечо Билу…

Бил проснулся и долго не мог избавиться от наваждения. Виденное во сне казалось настолько реальным, что все окружающее его теперь, вызывало сомнения. Бил потрогал голову, проследил многократное отражение движения руки в зеркалах и застонал. Он судорожно пытался понять, кем был во сне, кто был тот юноша, на которого сквозь него смотрел Сципион, а потом ему же положил на плечо руку. В тот момент Бил уже не просто был где-то рядом, он был внутри другого, видел его глазами и слышал его ушами, чувствовал его плечом прикосновение руки полководца, но и своим – тоже чувствовал.

Бил хотел знать имя того, кого Сципион предрекал в защитники Рима. Путеводные нити лежали у него в руках: некоторые имена он знал, знал название осажденного и покоренного города. Если бы у него был доступ к сети сообщества, он бы попробовал отыскать имя того, кто на пиру сидел рядом с полководцем. Но доступа у Била не было, а историю он не знал, вернее, не мог знать, поскольку обучающие программы, доступные обычным людям, развивали навыки счета, чтения и письма. И только. История не считалась необходимым знанием для простых людей. Образовательные курсы давали сведения о профессии, к которой определял человека совет по производству общественных благ. Считалось, что лишние знания вредят сознанию и портят аппетит. Некоторые утверждали, что ненужная информация приводит к несварению желудка и развитию хронических заболеваний. Случаи такие были. Когда кому-то случалось забрести в сети «куда-то не туда» и вычитать что-то ненужное, его забирали специальные службы на госпитализацию, потому что человек начинал заговариваться, и ему угрожало помешательство. После недлительной изоляции он возвращался совершенно нормальным и больше не проявлял интереса к ненужной информации.

Когда был жив отец Била, он рассказывал сыну разные истории. Из его слов получалось, что человек живет на земле многие тысячи лет и жизнь человека всегда была разной, а в чем-то и одинаковой. Отец говорил, что были времена, когда всеми управляли цари, что царь – это практически то же, что статусное лицо высшего уровня, только делать может все без ограничений. Рассказывал, что не так давно, каких-нибудь двести лет назад, люди все были умные и жили свободно, но бедно, но были и те, кто владел огромным состоянием, по примеру того, как сейчас небожители владеют всеми ресурсами. Но однажды люди придумали вирус, чтобы поделить оставшиеся на планете ресурсы. Это была война, в которой погибла значительная часть населения. Война продолжалась несколько лет, все это время людям говорили, что вирус опасен, и заставляли носить на лице специальные повязки, чтобы не дышать зараженным воздухом. Люди носили маски, месяцами оставались дома и отвыкали общаться друг с другом. Их жизнь изменилась настолько, что они перестали думать о чем-то другом, кроме того, чтобы просто выжить. Со временем людей осталось совсем мало, и те, кто остался, не хотели быть умными, по крайней мере, не хотели, чтобы об этом знали другие. Так было безопаснее.

Бил тогда спрашивал, почему люди разные: небожители – умные, а простые – спокойные. На что отец улыбался и отвечал: «Всему свое время, подрастешь – поймешь». Отца не стало, когда Билу было семь. Теперь он вырос и понял только одно: мир устроен неправильно, а как должно быть правильно, ему так никто и не рассказал.

Однажды Била позвали в соседний энгл. Мартин как-то встретил его на улице и спросил, не хочет ли он вечером выпить чая и послушать, что говорят умные люди. Бил всегда хотел встретиться с умными людьми и согласился. Но то, что он услышал в тот вечер, совсем не показалось ему умным. Собравшиеся, а их было около двадцати человек, рассуждали о том, что так дальше жить нельзя, нужно по-другому, нужно заставить небожителей допустить людей к информации и позволить самим решать, как им жить. Еще они говорили, что небожители должны поделиться со всеми ресурсами и убрать защитный экран. Бил ничего тогда не говорил, только слушал. Потом он пришел домой и спросил мать, что она думает обо всем этом. Мать ответила, что ничего не думает и что было бы лучше, если бы и он поступал так же. Через пару дней Бил снова захотел поговорить с умными людьми и узнать у них, что делать дальше и как менять жизнь. Он пошел в соседний энгл, нашел Мартина и спросил, когда будет следующая встреча. Но Мартин ответил, что больше встреч не будет, потому что место выследили и многих забрали на исправление. Бил расстроился настолько, что его желание тут же материализовалось, и многие люди захотели с ним поговорить. И даже мама сказала в тот вечер, что, если бы был жив папа, он обязательно все объяснил бы, а сама она не может думать так длинно. Было это пять лет назад.

С того времени Билу не раз случалось бывать на подобных встречах. Но ничем конкретным они не заканчивались: люди говорили, что надо что-то делать, и ничего не делали. Больше двух раз в одном месте встречаться не получалось – сходку обнаруживали, а людей забирали «на исправление».

Сейчас Бил как никогда прежде нуждался в информации. Ему казалось, что от этого зависит, какой будет его жизнь дальше. Он мучительно напрягал сознание, пытаясь найти выход, но зеркальный периметр не позволял ему сконцентрироваться и родить хоть какую-то мысль. Бил пытался еще раз заснуть, надеясь оказаться там, откуда пробуждение вырвало его и бросило в отражающую реальность. Он постарался придать своему желанию оказаться рядом со Сципионом максимальную силу, но у него не получалось материализовать его.

Измученный, он лежал на спине и не решался открыть глаза, чтобы в очередной раз не увидеть одно и то же отражение.

К концу вторых суток психическое состояние Била расстроилось так, что в зеркалах он начал видеть не только себя.

Первым обнаружился некто Колин, житель шестнадцатого энгла, которого Бил практически не знал, но о котором знали многие другие, потому что он считался лучшим в округе проектировщиком садов. Колин показался в зеркальном отражении под самым потолком, и Бил встретился с ним взглядом, лежа на полу.

– Я схожу с ума? – Бил зажмурился в надежде, что ему померещилось.

– Маловероятно, приятель, – послышался глухой, утробный голос сверху.

Руки и ноги Била похолодели, ему стало страшно.

– Что тебе надо? – крикнул он и вскочил на ноги – изображение Колина исчезло.

Бил перевел дыхание, помотал головой и в очередной раз подумал, что сходит с ума. Но как только он принял измененную форму своего сознания, призраки полезли отовсюду: потолок смотрел на него в двадцать глаз, на каждой стене отражались очертания малознакомых и совсем незнакомых лиц. Они все когда-то жили по соседству, пока ему не вздумалось возжелать гоночную трассу. Тогда он и предположить не мог, что сила его желания так велика, что защитный экран не выдержит и материализация произойдет прямо в том самом месте, где жили все эти люди. Ничьей смерти он тогда не хотел. А вот сейчас… Сейчас он уже ни в чем не был уверен.

– Что вам от меня нужно? – произнес он голосом, похожим на стон.

Они заговорили разом, и комната загудела сотней голосов, как рой над пчелиным ульем. Бил закрыл уши руками и сел на колени. Сразу все стихло.

– Мы должны предупредить: Сенат готовит крайние меры на твой счет, – проговорил Харви, мужчина лет тридцати, когда-то помогавший матери Била в получении дотации на лечение невроза через службу наземного управления. – Вэл принял исключительные полномочия, охота на выродков началась. Он не успокоится, пока не уничтожит всех до последнего. Включая тебя.

– Почему вы это делаете? – удивился Бил. – Вы же умерли по моей вине!

Ему показалось, что призраки улыбались, хотя очертания лиц были так размыты, что точно определить их выражения было трудно.

– Мы умерли гораздо раньше, – двусмысленно заметил Колин. – Ты и такие, как ты, могут изменить мир. Сломайте чертово небо, дайте людям возможность жить по своей воле. Два миллиона человек не должны быть рабами у тысячи бездушных тварей.

– Как мне отсюда выбраться?

– Отсюда не получится, – ответил Харви. – Прорывайся после суда. Мы попробуем ослабить конвой.

– Как?! Вы же бестелесные, – удивился Бил.

– Мы что-нибудь придумаем. – Теперь Колин, Харви и другие действительно улыбались…

Бил очнулся, лежа на полу изолятора. Открыв глаза, он увидел свое отражение в зеркальном потолке и не сразу узнал в нем себя. На мгновение ему даже показалось, что тот, сверху, пристально наблюдает за ним. Бил поднял руку, и зеркало с запозданием отразило движение. Бил содрогнулся. «Я тронулся», – с горечью подумал он, вспоминая сон с привидениями и пугаясь собственных мыслей о том, что кто-то другой смотрит на него. Закрыв глаза, немного пришел в себя: по крайней мере, испепеляющая камера ему не грозит, а с нервами он потом как-нибудь справится.

…С утра четвертого дня действия исключительных полномочий Вэл был совершенно не в духе. Зиги удалился на землю под предлогом окончательной проверки наличия выродков, не желая попасть под горячую руку. Главный управляющий маневр распознал, но препятствовать советнику не стал, потому что видеть в это утро ему никого не хотелось. Он раздражался по любому поводу: гибель Евы сказалась сильным расстройством нервной системы, и холодный, уравновешенный, даже жесткий нрав его дал трещину. Ничто не радовало и не приносило облегчения, даже тот факт, что вчера изъяли последнего выродка и присоединили к двенадцати предыдущим, ожидавшим приговора в изоляционной тюрьме.

Исключительные полномочия давали управляющему право уничтожить всех без суда и следствия, но в этот раз Вэл захотел проявить «гуманность» и провести показательное судебное слушание. Обвинение он сформулировал как «преднамеренное осуществление действий, представляющих особую опасность для всего человеческого сообщества». Дело значилось в истории судебных разбирательств под номером 36 – столько раз за период его правления Совет решал судьбу выродков. Для Била Вэл распорядился подготовить отдельное дело, по которому выдвигалось обвинение в организации государственных преступлений. Слушания по обоим процессам не предполагали присутствия на них обвиняемых и назначены были на полдень этого дня.

Вэл сидел за столом на открытой террасе, примыкающей к огромной столовой, пытаясь закончить завтрак. Кусок в горло не лез. Омлет и фруктовый салат были почти не тронуты. Начинался теплый солнечный день. Зеркальная гладь Байкала простиралась перед ним. Тридцать одна тысяча семьсот двадцать два квадратных километра высокотехничной голографической имитации древнего сибирского озера были экраном, защищающим небо от земли. Снизу экран был невидим, чтобы те, кто остался жить под ним, не забывали, как выглядят небо, солнце, звезды. Более чем тридцатикилометровая площадь, на которой постоянно проживали около двух миллионов человек, была обнесена ограждающим периметром, за которым начиналась запретная территория, так называемое небо, вход простым смертным сюда был закрыт.

За периметром простирались сохраненные и всячески оберегаемые ресурсы, в битве за которые двести лет назад численность населения планеты сократилась вчетверо за первые сорок лет и в тысячу раз за последующие десять.

С другой стороны периметра небожители обитали в виллах, выстроенных на гектарах земли каждая. Правда, собственно на земле находился только лифтовой порт жилища, само же оно располагалось на высоте двухсот пятидесяти метров. Этого требовали меры безопасности на случай, если наземным жителям удастся сломать периметр или проявить недовольство иным образом.

Вилла Вэла, в отличие от остальных, открывалась огромной террасой в сторону Байкала. Это была привилегия носителей высшего статуса – ежедневно видеть древний резервуар с чистой водой – символ жизни на земле. Вэл любил здесь завтракать. Вид на озеро завораживал, имитация в достоверности могла поспорить с реальностью: волны поднимались, и слышался их шум, ветер оставлял на лице приятную прохладную влагу, впереди виднелся Ольхон…

– Господин главный управляющий, – донесся голос из-за спины.

Это был Кронс, министр просвещения и лояльности. Он лично работал над заданием Главного управляющего по созданию матрицы таргетного воздействия. Таргетом в данном случае было правое полушарие. Именно оно, все еще развитое у выродков, позволяло им думать отвлеченно и, интегрируя эмоции в сознание, пробивать защитный экран силой своих желаний.

К Вэлу природа не была благосклонной: его правое полушарие практически не работало. Иначе он давно нашел бы способ реализовать свою мечту – поднять Еву в небеса. Конечно, раскрытие происхождения девушки сразу лишило бы управляющего высшего статуса и, как следствие, этой прекрасной виллы с видом на Байкал. Но такое положение вещей не пугало Вэла, поскольку настоящий Байкал и иные ресурсы, находящиеся в его личном владении, на столетия гарантировали высокий уровень жизни всему роду. Единственное, чего он ждал, – это восемнадцатилетия Евы. Цель была на расстоянии вытянутой руки – через несколько месяцев его дочь должна была стать совершеннолетней. Если бы не Бил.

При мысли о выродке кровь бросилась в лицо Главного управляющего – желание убийства отравляло сознание сильнее, чем жажда власти.

– Кронс, приветствую, – обернулся он к министру и жестом пригласил сесть рядом.

Министр, приятно удивленный, сел напротив. Он был осведомлен о скверном настроении господина и поднимался сюда как на Голгофу.