Репликация. Книга первая

– Дай отчет, – требовательно произнес министр и резко выхватил распечатку из рук Макса. Он быстро, но внимательно пробежал глазами лист и прокричал, – Макс, ты за кого меня держишь? Зачем ты подсунул мне вчерашний текст?

Глаза лингвиста округлились. Он забрал у Кронса отчет и, не найдя в нем ни слова из вчерашней расшифровки, с удивлением уставился на министра.

– Это сегодняшнее извлечение, мы только закончили с Киром его декодировать. Сами посмотрите, господин министр, – он ткнул пальцем в левый верхний угол листа, на котором стояла отметка системы с указанием времени генерации данных: «14.07//01.05.52».

Кронс вытер испарину со лба.

– О чем вы думаете, господин министр? – Макс надеялся не услышать подтверждения своих подозрений.

Кронс пристально на него посмотрел и ничего не ответил. Макс вжал голову в плечи. Ремер с непониманием наблюдал немую сцену, от которой по спине у него почему-то пробегал холодок.

– Не может… – выдавил из себя Макс.

– До завтра, – резко произнес Кронс, поднялся, одернул платье и вышел из порт-лаборатории, не с первого раза попав в дверной проем.

– До свидания, господин министр! – прокричал Ремер ему вслед. – Что с вами, Макс? Вы будто призраков увидели.

Круглая дверь, издав пневматический шепот, заблокировала вход в лабораторию.

– Все возможно, – отозвался лингвист. – Пожалуй, я тоже пойду.

– Да что происходит? Можешь ты мне объяснить?!

– Нет, – Макс скрылся за дверью, забыв отчет на столе.

2. Махинда

Оrdo et connectio idearum

est ас ordo et connectio rerum[6 - Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей. Б. Спиноза (лат.). // Спиноза Б. Об усовершенствовании разума. Сочинения. // Этика. – М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, Харьков: Изд-во «Фолио», 1998. – с. 635.]

d’Espinosa

Волны покусывали белый песок, как край бисквитного пирога, с наслаждением облизывались, откатывая в океан, чтобы через мгновение с жадностью снова наброситься на берег. Правда, сейчас, в свете вечерних огней песок казался не белым, а светло-оливковым у самой кромки воды и почти серым рядом с зарослями усатых мангр и зеленых алоказий. Свежий ночной бриз приятно холодил, шелестя листвой и играя белым тюлем беседки, стоящей на сваях у линии прилива. Вода уже подбиралась к ступеням, выходящим на пляж, совсем рядом слышались гулкие шлепки волн о выступающий с берега каменный утес.

Пляж располагался в небольшой бухте, окруженной с обеих сторон довольно высокими обрывистыми скалами. На верху одной из них виднелся красивый белый домик в два этажа, откуда вилась каменная дорожка до самого пляжа, над которой кусты благоухающих бугенвиллей переплетались живым навесом по всей длине, защищая от палящих лучей дневного тропического солнца всякого, кому вздумается спуститься по ней. Повсюду разносилась укающая и гукающая многоголосая ночная жизнь.

Птичий гомон громко пронзали вопли лангуров, диких обезьян, живущих здесь и питающихся сочными листьями деревьев. Иногда они выбегали на крышу дома, и тогда их топот гулко раздавался по черепице, поначалу пугая в ночи неожиданностью своего появления. Днем они обычно прятались от людей, сидя в разлапистых пальмовых ветках, но и тогда среди листьев легко было различить их большие темно-серые спины и длинные хвосты.

Сейчас первый этаж домика был ярко освещен, на втором же лишь в одном окне слабо мерцал ночник. С кухни доносился пряный запах готовящегося ужина, щекоча нос и обостряя и без того хорошо ощущаемый постояльцами голод.

Ева вышла на веранду, где откинувшись в кресле, с безмятежным удовольствием попыхивал сигарой Вэл. Он был во всем белом: льняных широких брюках, свободной блузе, выпущенной поверх них, и босой. Он смотрел на океан и, казалось, о чем-то своем думал, погруженный в ленивую дрему.

– Тебе идет, – довольно произнес он, увидев дочь в традиционной сингальской одежде. – Ты словно родилась в сари.

Ева села напротив отца, но ей не сиделось, и она почти сразу бросилась к Вэлу и крепко его обняла.

– Спасибо, что показал мне рай, – прошептала она.

Вэл, тронутый ее словами, прижал руки дочери к своим плечам. С тех пор, как они поселились здесь, в его любимом месте, Ева не отходила от него ни на шаг. В ее привязанности он вдруг начал ощущать некоторую тревожность, причин которой оба они не понимали, но избавиться от которой ни у него, ни у нее не получалось. С момента приезда на остров прошла уже неделя, а им, казалось, все никак не удавалось сбросить напряжение последних месяцев.

– Марий заснул?

– Да, – улыбнулась Ева. – Есть очень хочется. Кажется, Шанке сегодня превзошел самого себя, у меня внутри все сворачивается от этих запахов.

– Есть такое, – согласился Вэл, отпуская дочь, широко вытянув губы и поджав нижнюю. Он запрокинул голову и проводил взглядом струйку белого дыма, выпущенного изо рта вверх.

– Господи, как же здесь хорошо! – вскрикивала Ева, бегая босиком по траве и кружась около кресла отца, широко расставив в стороны руки. Ярко-бирюзовое сари, расшитое золотыми нитями и стеклярусом, обтягивало ее изящные формы, массивные украшения, которыми были обхвачены ее щиколотки и запястья, позвякивали при каждом ее шаге. Она остановилась и, глядя Вэлу в глаза, проникновенно произнесла, – давай останемся здесь навсегда, папа!

– Если бы это было возможно, – с грустной улыбкой ответил он. – Боюсь, мне не позволят надолго забыть о делах. Удивлен, что Марк до сих пор не вышел на связь и не озадачил текущими проблемами. Надеюсь, у них все хорошо.

– Конечно, – поспешно отозвалась Ева, заметив, что отец погружается в задумчивость, и не желая этого. – Ты имеешь право на отдых, поэтому расслабься и получай удовольствие. Марк разберется, не сомневайся. Что может такого произойти за три недели, с чем он не справится?

– Да все, что угодно… – начал было Вэл, но не успел договорить, в дверях показался юноша, склонившись в почтительной позе.

– Ужин готов, господин, – учтиво произнес он и замер, сцепив руки в замок внизу живота. – Куда прикажете подать?

– Думаю, мы посидим в саду, – ответил Вэл. – Не возражаешь, детка?

Ева благодарно кивнула, улыбнувшись отцу. Через три минуты двое загорелых парней выставили стол под дерево, накрыв его белой скатертью, и принесли две большие свечи в высоких стеклянных банках, в которых ветер не мог погасить пламя.

– Мы можем стать просветленными, – серьезно произнес Вэл, немного утолив голод и поднимая взгляд к кроне дерева, под которым они сидели.

– О чем ты?

– Точно под таким деревом бодхи на принца Шакьямуни снизошло откровение, и он стал Буддой.

– Правда? – удивилась Ева.

– Да. Что касается Гаутамы – правда, – улыбнулся Вэл. – Но вот, что касается нас – маловероятно.

Ева ничего не ответила, только пристально посмотрела на отца. Она наблюдала за тем, с каким аппетитом он ел кари с курицей, запивая его красным ромом. Ева поймала себя на мысли, что происходящее – сон, а она страшно боится проснуться и обнаружить это.

– Почему ты ничего не ешь? – спросил Вэл, увидев задумчивое выражение лица дочери. – Ты же была голодна, насколько я помню. Тебе не нравятся блюда?

– Нет, все прекрасно, – поспешно ответила Ева и откусила спелой папайи. – Здесь такие чудесные фрукты, что ничего другого не хочется.

– Завтра я покажу тебе остров, – с довольным видом произнес Вэл. – Будем кататься на слонах.

– На слонах?! – воскликнула Ева, не веря тому, что слышит. – Они существуют?

– Конечно, – рассмеялся Вэл. – Что им сделается? Здесь вообще мало что изменилось за последние несколько сотен лет. Разве что людей стало значительно меньше. Но они живут традиционным укладом, здесь даже король есть.

– Серьезно?

– Да, – не без достоинства подтвердил Вэл. – И он мой старинный друг. Завтра я вас познакомлю.

– Мне кажется, я сплю, – боясь моргнуть, проговорила Ева. – Настоящий король?