Репликация. Книга первая

Марк моргнул и потерянно осмотрелся по сторонам: стены холла, облицованные серым камнем, напоминающим чем-то пористый старомодный бетон, нагло демонстрировали сухость, вызывая чувство жажды и головокружение.

– Да вы весь на нервах, Марк Мэнси. Вы здоровы? Что происходит? Могу чем-то помочь?

Голос сенатора долетал до Марка откуда-то издалека, заставляя его удивляться существованию в мире кого-то еще.

– Ничего не случилось, господин Томра. Спасибо. Я ищу Кира. Если он вам не попадался, то вы мне ничем не поможете, – Марк нервно улыбнулся своей обезоруживающей белозубой улыбкой.

– Сегодня не попадался, – сказал Томра, не отводя от советника внимательного взгляда, – а вчера видел его в компании министра Кронса…

– Где?

– В кафе «Под небом», – проговаривая каждое слово, размеренно произнес сенатор. – Куда вы, советник? – видя, что Марк отменяет вызов порт-лаборатории и требует кабину на землю, остановил его Томра. – Вы же не думаете, что они так и сидят там со вчерашнего вечера?

– Действительно, – отозвался Марк, с трудом приходя в себя.

Они не успели договорить – лифт сенатора открылся, и Валент, поколебавшись какое-то время, стоит ли оставлять Марка одного, все же вошел в кабину, почтительно кивнув тому на прощание.

Марк пропустил промелькнувшую было в его сознании мысль о том, что сенатор мог забыть на дне, да еще второй день подряд, потрогал рукой стену и, убедившись, что она суха, как кора старого дерева, переключился на мысли о Кире, позволив новой волне раздражения в сторону брата завладеть собой полностью.

Через несколько минут Марк распахнул дверь порт-лаборатории – лицо его было гневно. Он сразу хотел высказаться по существу, но увидев Макса и Ремера, сдержался.

– Марк, все хорошо? – бросив на брата беглый взгляд, спросил Кир. – Ты какой-то напряженный. Если тебе нужен министр Кронс, то его сейчас нет.

– Я за тобой, – раздраженно ответил Марк. – Пойдем, есть разговор.

– Пойдем, – Кир сложил вещи в мешок и перекинул его через плечо. – Как раз собирался домой, ужасно хочу есть.

– Это все на сегодня? – видя, что напарник сворачивается, поинтересовался один из лингвистов.

– Да, Макс, похоже, все, – ответил Кир, закрывая сеть. – До завтра, – и вслед за братом покинул порт-лабораторию.

Уже в лифте Марк не выдержал.

– Кир, скажи: для чего в мире существует связь? И почему, черт возьми, ты не пользуешься ей, как все нормальные люди? Почему до тебя никогда невозможно достучаться? Что с твоим чертовым коммуникатором?!

– Чего ты кричишь? Можно подумать, что в субботу я кому-то сильно нужен, – отстраненно произнес Кир, всем видом показывая, что не в настроении отвечать ни на какие претензии в свой адрес.

– Не понял, – довольно агрессивно отозвался Марк. – Ты еще и в позу решил встать? Совсем с катушек слетел?

– Марк, ты достал, если честно, лучше не начинай.

Марк замахнулся на брата, но тот перехватил его руку и больно вывернул, сжав в запястье. Кир посмотрел Марку в глаза, и во взгляде четырнадцатилетнего подростка отразилось усталое разочарование не только братом, но и всей жизнью будто.

– Никогда не смей этого делать, – процедил он сквозь зубы.

– Тебя ищет директор школы, – с трудом владея собой, бросил Марк ему вслед. – Свяжись с Раулем срочно.

– Хорошо, – сухо ответил Кир и, обернувшись, произнес с озадаченным видом, – Марк, неужели тебе нечем заняться кроме как быть посыльным господина Рауля?..

– Тебе не показалось, Макс, что советник чем-то очень озабочен?

– Нет, Ремер. Если честно, я его толком и не видел, – проговорил Макс, закрывая программу декодирования. – Кир успел выгрузить лишь часть интериоризатора, когда Марк явился. Я уж не стал его задерживать.

– Покажешь, что вам сегодня удалось извлечь?

– Это необычное подсознание, Ремер. Я с подобным раньше не сталкивался. Все, что было до этого – пара фраз, ну, мысль, более или менее поддающаяся пониманию, а тут…

– Что тут? – Ремер весь превратился в слух.

– Текст.

– Связный? – с недоверием переспросил Ремер.

– Сам суди. Вот, посмотри, – и Макс протянул напарнику только что распечатанную страницу.

«…Есть люди, как пограничные столбы: сделаны из лучшей породы, на них знак качества, они вроде бы и относятся к отдельной стране, но на самом деле, не принадлежат ничему, кроме времени. Полосатые вехи определяют территории, люди – эпохи. Они не выбирают себе торной дороги, их путь особенный, и куда он ведет, значит для них много меньше необходимости идти по нему. Такие люди редко бывают счастливы в привычном для остальных понимании счастья: они одиночки и не могут позволить себе перекладывать тяжесть креста на чужие плечи. Их ноша другим неподъемна, путь неведом. Их нельзя приручить настолько, чтобы считать «своими», они не сближаются полностью ни с кем, даже с теми, кого по-настоящему любят. Их личное пространство сужено до предела и расширено до масштабов вселенной – они люди времени, только его они чувствуют и признают безусловно и только ему служат.

Быть рядом с таким человеком, знать его – счастье и мука. Если кому-то он открывает космос своей души, жизнь для того становится предвосхищением праздника, наполняется ожиданием чуда, но вместе с тем в нее проникает тревожное чувство – неуверенность, что счастье продлится долго. Невозможно обладать тем, кто сам себе не принадлежит. Нельзя ожидать, что небо станет твоим одеялом, а звезды будут светить тебе вместо лампочек. Как бы этого ни хотелось. Бессмысленно желать получить от человека то, чего он дать не может.

Эти люди не бывают просты, хотя поначалу могут таковыми казаться. Простое не привлекает тех, чье сознание вынуждено погружаться на глубины, а душа – воспринимать происходящее острее. Только так они чувствуют себя живыми. Их реальность другая: она принадлежит времени, а потому в ней всегда тесно переплетаются прошлое, настоящее и будущее. Они работают друг на друга: время и человек, принадлежа друг другу без остатка.

Эти люди не боятся встать лицом к лицу с чем угодно, потому что способны возрождаться из пепла и становиться лучше. Среди прочих они словно фениксы среди птиц. Если такие люди решают что-либо сделать, они делают это, и остановить их практически невозможно. С их решениями нельзя не считаться, единственный шанс не потерять такого человека – позволить ему уйти, когда он этого захочет, даже если он решит уйти из жизни…»

– Что это? – глаза Ремера были круглы. – Декодированный бурелом подсознания Нины?

– Второй уровень.

– Второй уровень чего?

– Ее подсознания, конечно. Ремер, ты меня совсем не слышишь? Я же говорю: впервые с таким сталкиваюсь. Там не один уровень, это как логос-агломерат: вскрываешь слой, за ним – следующий, потом – еще один… и все кажется бессмыслицей на первый взгляд, буреломом, как ты говоришь. – Мы с Киром десять дней не могли подобрать ключ, думали, что Нина сошла с ума окончательно и ее сознание нам больше недоступно. Кир, кстати, и догадался, что к каждому уровню нужен свой ключ. Ты не поверишь, но я долго считал, что в ловушке символы подсознаний разных людей, а не только Нины. Ее набор паттернов настолько неспецифичен, что мы не могли его распознать, пока не расшифровали полностью данные интериоризатора, установленного когда-то в изоляторе Била. Только тогда по некоторым совпадениям в обоих отчетах удалось обрисовать самое приблизительное пространство образов…

– Да ладно…

– Точно. На сегодняшний день мы лишь три уровня научились распознавать. И, знаешь, что самое интересное? Если не принять, что ее подсознание – это многоуровневый агломерат, то нет никаких сомнений, что сознания больше нет, что человек просто сошел с ума, так как верхний уровень заполнен сплошь когнитивными искажениями.

– Серьезно? Это же так похоже на защиту от взлома!

– Именно. Поначалу и я решил, что Нина окончательно тронулась, но Кир не хотел в это верить и заставлял меня вести раскопки дальше.

– А что еще можно было подумать после того, как она заявила, что покойный властитель закрыл собой Небеса и сгорел? Ашура подтвердил, что она потеряла рассудок, перед тем как впасть в кому.

– Между нами, Ремер, это не так. И скажу больше: Ашура тоже это знает, но он не может объяснить ее состояние, а потому говорит всем, что Нина находится в коме.

– Она так ни разу и не пришла в себя за три недели?

– Нет.

– А как вас посетила мысль установить интериоризирующую ловушку в ее палате?