После его ухода Морденко почти неподвижно остался на своем стуле и сквозь свои совиные очки глядел куда-то в сторону, как будто кроме него никого тут не было.
– Ну, что ж вы теперь на это скажете, почтеннейший? – как бы разбудил его пристав.
– Ничего, – отрицательно мотнул головой Морденко.
– Кажется, ясно ведь?.. А впрочем, и я еще постараюсь побольше несколько разъяснить вам. Присядьте-ка сюда поближе!
Пристав привел ему все те факты и соображения, которые могли служить в пользу невиновности Вересова. Старик слушал так же молча и так же внимательно – время от времени шевеля бровями своего черство-неподвижного лица.
– Так сын мой, стало быть, невинен? – раздумчиво спросил он после того, как следователь истощил все доводы.
– Я полагаю – так.
– Хм… Жаль, – произнес он в том же раздумье.
– Чего жаль? – изумился пристав.
– Жаль, что он не тово… не вместе… – пояснил Морденко.
– Как жаль?!.. Да вы должны быть рады!
– Я рад, – сухо подтвердил Морденко, по-прежнему глядя куда-то в сторону.
– Не понимаю, – пожал тот плечами.
– Я рад, – точно так же и тем же самым тоном повторил старик.
– А я его выпускаю на поруки, – объявил пристав.
– Зачем?
– Затем, что не надобно его даром в тюрьме держать.
– Хм… Как хотите, выпускайте, пожалуй.
– А вы желаете взять его на свое поручительство? – спросил следователь.
– Я?! – поднял Морденко изумленные взоры. – Я не желаю.
– Да ведь вы сами же видите, что он невинен?
– Вижу.
– Так почему же не хотите поручиться? Ведь вы, между нами говоря, отец ему.
– Отец, – бесстрастно подтвердил Морденко. – А ручаться не желаю. Человек и за себя-то, поистине, поручиться на всяк час не может, так как же я за другого-то стану?..
Он думал про себя: «Взять на поруки – значит, при себе его держать, кормить, одевать да еще отвечать за его поведение… Да это бы еще ничего – кормить-то, а главное – теперь он с разным народом в тюрьме сидел, верно вконец развратился… Если тогда был невинен, то теперь убьет, пожалуй… И мое дело, вся надежда жизни моей пропала тогда… Все же он – барская кровь… барская… Нет, уж лучше Господь с ним и совсем! Пускай его как знает, так и делает, а я сторона!.. Я – сторона».
И старик, в ответ на свою тайную мысль, замахал руками, будто отстраняя от своего лица какое-то привидение.
– А видеть его хотите?.. Он здесь ведь, у меня, – предложил ему следователь.
Морденко подумал, поколебался немного и отрывисто ответил:
– Не хочу.
И откланялся следователю, боясь втайне, чтобы не встретиться как-нибудь с Гречкой или, что ему еще хуже казалось, с сыном.
– Господин Морденко убедился, кажется, что вы невинны, но отказался взять на поруки, – объявил пристав Ивану Вересову, когда тот был приведен к нему. – Если хотите выйти из тюрьмы, ищите себе поручителя.
Арестант вскинул на него радостно-благодарный взор и молча поклонился.
LII
ФАРМАЗОНСКИЕ ДЕНЬГИ
Но недолга была радость Вересова. Где и как найти ему поручителя? Да и кто захочет брать на свою шею такую обузу? Вересов очень хорошо знал, что масса нашего общества весьма склонна смотреть с дурным предубеждением на человека, сидевшего в тюрьме, не разбирая – виновен ли он или невинен; одно слово – в тюрьме был, – и баста! – этого уже довольно для составления известного приговора. Да и, кроме того, ему решительно не к кому было обратиться. Теперь он начинал чувствовать себя одиноким более, чем когда-либо, более, чем в тюрьме: там у него была хоть одна крепкая, надежная душа человеческая, был честный друг и товарищ – Рамзя, – а на воле что ему оставалось?
И все ж таки хоть и бессознательно, а почему-то хотелось на волю…
Грустно сидел он в арестантском ящике, называемом тюремным фургоном, который имеет назначение возить заключенных из тюрьмы и обратно, на следствия, суд и к экзекуции. Против него помещался Гречка, а обок с ними еще два арестанта.
– Ну, малец, ты меня прости, что я маленько тово… поприпер тебя, – откровенно обратился он к Вересову, – я же зато и выпутал, а ты не гневися. Что ж делать! Так уж случилось: линия!..
– Я не сержусь… Господь с тобою, – кротко и просто ответил Вересов.
– Ну и спасибо! На нашего брата ведь что сердись, что не сердись. Сердит да не силен, говорится, так знаешь – чему брат? А по мне, хоть и силен, все равно наплевать!.. А ты, друг, лучше вот что скажи: тебя на поруки отпущают?
– Да, на поруки.
– А батько-то, слышно, отказался!
Вересову не хотелось распространяться насчет отца, и поэтому в ответ он только коротко кивнул головою.
– Ну, значит, надо нанять поручителя, – заметил Гречка.
– Как это нанять? – спросил его Вересов.
– Ах ты, простота простецкая!.. Обнаковенно как! – подсмехнулся тот. – Как завсегда промеж нас творится – за деньги.
– Да где ж его взять-то? Я никого не знаю.
– А зачем тебе и знать? Этого вовсе не требуется. Дай полтину в зубы приставнику либо подчаску – он тебе всю эту штуку мигом и обварганит.
– Да коли поручитель-то меня не знает? – возразил Вересов.
– Да и не к чему ему знать. Это уж такая ихняя прахтика; с того только и хлеб жуют.