Рождение династии. Книга 1. Смута

– Святая наша вера сияет во вселенной выше всех, как под небом пресветлое солнце, и славно было государево и государынево имя от моря и до моря, от рек и до конца вселенной. Да будет так и впредь.

На следующий день в патриарших палатах собрался малый собор для избрания государя. На этом соборе участвовал совет патриарха («освященный собор»), боярская дума, представители служивых людей и торгово-промышленного населения Москвы.

Обычно спокойный и выдержанный патриарх заметно нервничал: никогда еще не приходилось соборно решать такой важный вопрос. Он хорошо представлял, чем обернется предстоящий разговор.

Патриарх вышел на возвышение и когда затих возбужденный гомон, сказал:

– Высокородные бояре и князья, купечество и прочий люд московский! Веками соблюдались на Руси традиции: на смену одним государям приходили другие, но все они занимали престол по праву своего рождения и по праву наследования.

Бог принял к себе душу Государя нашего Феодора Иоанновича, прервав тем нить рода московских Рюриковичей. Не высказал перед кончиной царь воли своей о наследнике своем.

Ежели Бог не изъявил нам свою волю, то предстоит нам избрать Государя волею народа. Высказывайте свои мнения о людях высокородных и наиболее достойных управлять Державою нашей!

Из группы купцов, стоящих обособленно раздался голос: «Не знаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу!»

Дьяк Василий Щелканов поспешил объявить:

– Царица приняла решение отойти от мира и принять постриг в монастыре. Сие решение Патриарх одобрил.

– Боярина Василия Шуйского на царство! – подал голос князь Мстиславский.

– Шуйского, Шуйского… – поддержало несколько голосов.

– Боярина Романова! Он прямой родственник покойного государя! – поспешили высказаться его сторонники.

Однако почти все понимали, что из всех московских князей и бояр настоящих кандидатов на престол только два: это были, во-первых, правитель государства и царский шурин Борис Федорович Годунов и, во-вторых, двоюродный брат царя Федора, племянник царицы Анастасии Романовны, старший из сыновей Никиты Романовича, Федор Никитич Романов.

Патриарх был на стороне Годунова и предложил собору избрать именно его.

За Годунова был патриарх, всем ему обязанный, патриарх, стоявший во главе управления. За Годунова было долголетнее пользование царскою властью при Феодоре, доставлявшее ему обширные средства везде: – в Думе, в приказах, в воеводствах. За него были люди, всем ему обязанные, которые могли все потерять, если правитель не сделается царем. Пользование царскою властию при Феодоре доставило Годунову и его родственникам огромные богатства, также могущественное средство приобретать доброжелателей; за Годунова было то, что сестра его, хотя заключившаяся в монастыре, признавалась царицею правительствующею, и все делалось по ее указу: кто же помимо родного брата мог взять скипетр из рук ее?

Наконец, для большинства, и большинства огромного, царствование Феодора было временем счастливым, временем отдохновения после бед царствования предшествовавшего, а всем было известно, что правил государством при Феодоре Годунов..

Речь Патриарха Иова была спокойна и убедительна:

Ведомо вам всем, чада мои, что прервался род Великих князей московских, род царей русских, наших государей. Но не исчезла их семья! Великим таинством небесным, – вскинул он палец, – увязал Господь сыновей великокняжеских и девиц простых православных, сделав из двух душ, двух телес одно! Дети наши не токмо отцам, но и матерям принадлежат, ибо они есмь продолжение союза, в котором двое – одно! Посему говорю вам, что нет ближе родича усопшему государю нашему Федору Иоановичу, нежели супруга его, Ирина. А через Ирину ближайшим родственником Борис Федорович Годунов выходит, ее брат единокровный.

Мужа сего вы знаете, ибо он с первого дня стал лучшим слугой государя, помогая ему во всех делах и замыслах, с ним рядом трудился не покладая рук на благо земли нашей, не жалея живота самого для величия православия. Коли своею волей и Божьей милостью изберете вы на царствие раба Божьего Бориса, ближайшего родственника усопшего государя и его верного слугу, то уверены, можете быть, что правление нового государя станет таким же, как и прежнего: мирным, сытным и благополучным. Подумайте, чада мои, желаете вы что-то менять в жизни державы нашей, ныне токмо богатеющей и растущей, али готовы сии достижения порушить?

Совершенно неожиданно для всех, Патриарха поддержал самый авторитетный из бояр Федор Никитич Романов. Он вышел вперед, разгладил бороду и сказал:

– Люди московские! Вместе с вами скорблю я о кончине Государя нашего и моего брата. Но в этот тяжелый для Руси час я хочу сказать, что если Господь сподобил нас избрать себе нового государя, то самый достойный среди нас Борис Федорович Годунов.

Он доказал это своим трудом на благо Отечества, своей мудростью и преданностью Государю. Ему и быть на царстве!

Федор Никитич сделал это не просто так. Во-первых, он показал Годунову, что он ему не соперник, а во-вторых, прекратил возможную склоку среди конкурентов.

Конечно, можно было бы поступить по-другому – просто заявить о своих правах на престол. Федор Никитич был уверен: большинство собравшихся его бы поддержало. Многие ненавидели Годунова, считали его безродным выскочкой, злобным и двуличным человеком, который никогда не забывал обид и не прощал врагов. Федор Никитич тоже не прощал подлости. Последним ударом, подло нанесенным Годуновым семейству Романовых, был местнический5 спор, который Федор Никитич Романов проиграл в Разрядном приказе князю Федору Андреевичу Ноготкову-Оболенскому.

Решение Годунова полностью удовлетворяло амбиции князя Федора Андреевича и ставило его «местами больше» не только Федора Никитича Романова, но и его деда – отца царицы Анастасии Романовны. Этим самым как бы перечеркивалось правительственное значение рода Романовых, основанное на родстве с прежней династией. Сейчас Федор Никитич сделал вид, что зла он не помнит.

Замысел был прост: если высокое собрание откажет Годунову, то царем быть ему, Федору Никитичу Романову.

Поверил ли ему Годунов? Скорее всего, нет. Ему хорошо были известны боярские интриги. Но он тоже решил сыграть в благородство.

На просьбу Патриарха Годунову принять скипетр, Борис ответил:

– Мне никогда и на ум не приходило о царстве; как мне помыслить на такую высоту, на престол такого великого Государя моего, моего пресветлого царя? Теперь бы нам промышлять о том, как устроить праведную и беспорочную душу пресветлого Государя моего, царя Феодора Иоанновича, о государстве же и о земских всяких делах промышлять тебе, государю моему, отцу, святейшему Иову Патриарху, и с тобою боярам.

А если моя работа, где пригодится, то я за святые божие церкви, за одну пядь Московского государства, за все православное христианство и за грудных младенцев рад кровь свою пролить и голову положить.

С этими словами твердой поступью вышел Борис Годунов из патриаршей палаты.

Решение так и не было принято. Патриарх Иов повелел отложить дело до тех пор, пока исполнится сорок дней по Феодоре и пока съедутся в Москву все духовные лица, которые на великих соборах бывают, весь царский синклит всяких чинов, служивые и всякие люди. От каждого города должны были быть по осьми и десяти человек, дабы весь народ решил единодушно, кого должно возвести на престол».

Сам же Патриарх с духовенством, боярами и гражданами московскими крестным ходом отправились в Новодевичий монастырь просить царицу благословить брата на престол, потому что при покойном царе «он же правил и все содержал милосердым своим премудрым правительством по вашему царскому приказу».

17 февраля 1598 года выборные из числа 457 человек собрались к патриарху; между выборными многочисленнее других было духовенство, зависевшее от патриарха и служивые люди, более всего московские, расположенные к Борису.

Собор постановил: «неотложно бить челом государю Борису Федоровичу, а опричь государя Бориса Федоровича на государство никого же не искати».

* * *

Двадцать второго февраля Москва разразилась веселым перезвоном колоколов, и Новодевичий монастырь поддержал эту радостную мелодию, еще даже не зная причины праздника. Однако, в районе полудня на дороге из столицы показалась многолюдная процессия. Во главе крестного хода выступал сам православный патриарх Иов.

Хоругви и кресты несли епископы. За спинами священников теснились бояры в шубах и ферязях и простой люд в тулупах и зипунах.

Все они, несмотря на мороз, шли с обнаженными головами.

Миновав ворота монастыря, процессия повернула к келье отрекшейся от престола государыни.

Патриарх со старшими иерархами и несколькими боярами вошли в дом, поднялись наверх.

Брат с сестрой молились, стоя на коленях перед образами, однако патриарх не стал ждать, ударом посоха обратив на себя их внимание:

– Я пришел к тебе, раб Божий Борис, сын Федора! Я принес тебе волю Божию, слово народа русского и выбор всех земель православных! По единодушному решению Земского Собора и с благословения Божьего ты, чадо мое возлюбленное, избран правителем всего нашего православного царствия!

– Но я… я не хочу этого, отче, – мотнул головой все еще стоящий на коленях конюший. – Впервые в жизни мне легко и спокойно, отче! Моя душа чиста покоем и молитвою, мои помыслы легки и возвышенны. Я обрел свой дом, отче, и не желаю возвращаться в мирскую суету.

– Ты христианин, раб Божий Борис, – ответил ему святитель. – Долг христианина есть служение! Служение по силам, а не по желанию. Слабым дано служение в молитвах, сирым – служение в труде, достойным – служение в защите слова Божьего и земель православных! Именем Божьим я призываю тебя, раб Божий Борис, не к покаянию, а к служению! Встань и прими ношу свою! Прими державу, тебе доверенную! Оберегай ее, обороняй и расти!

– Я недостоин, отче, – остался на коленях Годунов. – Я слаб, я устал, я хочу покоя.

– Господь избрал тебя! – ударил посохом патриарх. – Господь даст тебе силы! Встань, раб Божий, и прими доверенную тебе ношу!

Однако первой поднялась Ирина, подошла сзади к брату и положила руки ему на плечи:

– Хватит уже, Боря. Нет в мире человека, каковой справится с сей долей лучше тебя. Нет никого более достойного, знающего и умелого. Как любящая сестра, я отпускаю тебя. Как государыня всея Руси я благословляю тебя. Иди и правь, Борис. Такова Божья воля!