Racconto di un deficiente

– А я ебу? Так, того-этого… А что за война?

– Самая настоящая война, мой маленький der Trottel[30 - (нем.) Идиот.]. Король Франции вторгся в Италию, захватил Флоренцию и дошёл до Рима, – он хмыкнул, – Это то, что я знаю. Сейчас уже, наверное, он осаждает Неаполь, если верить твоему рассказу. И скоро в него войдёт.

– Интересно… А расскажи ещё что-нибудь о себе.

– Это я могу, хе-хе, – мужчина приятно хихикнул, – Знаю четыре языка. Упражняюсь с фальшионом, участвую в скачках. Торгую. Имел дело с двумя Папами.

– Ты видел Папу Римского?! – удивился Стефано.

– Двух, как я сказал. И не просто видел, а плотно общался. Я был в Лютеранском дворце… по делу.

– Охренеть! – столь радостно вскрикнул парень, будто он сам повидал Иннокентия VIII и Александра VI, – А-а-а правда, что у него над головою нимб, яко у Бога?

Эта фраза заставила всадника разразиться ужасным несдерживаемым смехом. Так смеялись наёмники, разорившие Pratis, но Фабрицио столь дьявольское ржание смог изобразить без отталкивающего эффекта и, возможно, даже несколько мило.

– У большинства понтификов, будь уверен, вместо нимба рога из черепа торчат, а из задниц – чертовские хвосты. Они их умело прячут – вот в чём суть.

– Да не может быть! – стал спорить юноша. Но как бы он не брюзжал слюной, переубедить куда более опытного собеседника ему никак не удавалось.

– Быть может, повидав хотя бы одного, ты поймёшь, о чём я, – подытожил длинноволосый.

– Я увижу Папу Римского? – обрадовался парень.

– Я не говорил этого, – попытался успокоить возбуждённого парня Фабрицио, – Но, да – они часто к нам захаживают. И я бы не радовался этому.

– К «нам»? – подловил Стефано всадника на слове.

– Я познакомлю тебя с моим деловым партнёром, – не стал ходить вокруг да около бастард Альдобрандини, – Его зовут Якоб, и он еврей.

– Пфф, – фыркнул юнец, откинувшись на заднюю высокую луку седла, – Евреи скряги и проныры. От них бедов не наберёшься – энто все знают. Они убили Иисуса.

– Но не этот. Не этот…

Остаток пути парочка провела практически в полном молчании. Единожды Фабрицио остановился и прислушался к окружению, после чего продолжил путь. Уже под вечер на горизонте показались величественные каменные городские стены.

– Мондрагоне, – шепнул мужчина. Стефано, услышав это, аж подскочил, а всю усталость как рукой сняло. Он распахнул перламутровые глаза, высматривая контуры серой крепости. По периметру города расположилось полдюжины башен, никак не меньше! Они возвышались над всем остальными миром, и выпирали вперёд так, чтобы покрыть обзор каждого кусочка зубчатых стен. Всадник и его попутчик достигли ворот уже затемно, хотя не так уж и поздно, как казалось. Будь это летнее время – солнце до сих пор высилось бы на горизонте.

– Красотища! – восхищённо огласил юноша, задрав голову до максимально возможной позиции. Впрочем, их не впустили. Надвратный стражник кричал во всё горло:

– Закрыто! Приходите утром!

Повторять дважды не пришлось. Фабрицио ответил, да так громко и чётко, что чуть не лишил своего спутника слуха:

– Хорошо! Спасибо!

Он развернул лошадь и увёл её куда-то в бок от главной дороги, вымощенной брусчаткой. У Мондрагоне, словно у феодального замка, под стенами располагалась деревня, и в этой деревне было всё для комфортной жизни: жилые дома, трактир, общественные купальни, ремесленники и торговые лавки. Жизнь здесь, наверное, так же, как и в городе, кипела безостановочно. В дневное время. Сейчас же, возможно, опасаясь войны поблизости, все тихо-мирно сидели по домам. И только из местного трактира валил свет, играла ненавязчивая весёлая музыка, а посетители поддавались танцам на улице. Не холодно ли?

– Кто здесь хозяин? – спросил, не слезая с лошади, Фабрицио у толпы, – Мне и моему спутнику пожрать и комнату.

Слово за словом, и напарники через некоторое время уже оказались в койках, а лошадь – в стойле. Ужином им стали шкварки с пивом. Они улеглись спать без задней мысли, пока на фоне постепенно стихало веселье. Даже деревня засыпала перед тяжёлым днём.

Глава IV

«Славный город – Мондрагоне…»

Стефано оказался разбужен ни свет ни заря своим соседом по комнате. Длинноволосый, что навис над парнем, ожидаемо, уже был одет и снаряжён.

– Проснись, просрись и умойся – я пока закажу нам завтрак.

– Ммм… – в ответ простонал юноша, пытаясь хоть что-то понять. Своим единственным открытым – и то не полностью – глазом он осмотрел помещение. В маленькое окошечко ещё свет толком не пробивался. Словом, всё выглядело очень похожим на вчерашнее утро.

Фабрицио, насвистывая в свойственной ему манере, торопливо покинул комнату, не став дожидаться юнца. А тот только и рад: сразу после того, как хлопнула дверь, Стефано закрыл глаза и вновь погрузился в сон.

Повторно разбудить его через неопределённое время вновь выпала честь именно Фабрицио. В этот раз мужчина не обошёлся нежными, как отцовскими, подёргиваниями за плечо. Длинноволосый, совершенно явно вложив в свои действия силу, схватил за руку соню и резко стащил его с койки. Тело юноши упало, издав соответствующий звук. Стоит сказать, сие гневное действие подействовало гораздо лучше нежностей. Стефано, уже распластавшись на полу, поспешил вскочить на ноги.

– Какого х-хера?!

Но «обидчик» отвечать не стал, а, наоборот, лишь кинул претензии:

– Я тебе полчаса велел сделать из себя опрятного человека! Почему ты всё ещё лежишь в постели, кусок говяжьего дерьма? – длинноволосый навис над соней, словно тучи над головой непогожим днём

– Я… – оступился юноша, разводя в сторону руками

– Головка от хуя! – Фабрицио одной рукой толкнул парня, заставив того плюхнутся в кровать. Своими действиями, словами и чертами лица, ловко скрывшимися в полумгле, он источал раздражённость, если не натуральную злость. Однако, совсем скоро мужчина вновь вернул себе доброжелательный вид. Погладив юнца по голове, он смягчил накалявшуюся обстановку.

– Ладно, – протянул длинноволосый, – Умывайся и завтракай. Да поживее, – парадоксально одновременно грубо и нежно скомандовал Фабрицио, – Если не хочешь, чтобы тебе на голову вылили дерьмо.

– Не понял, – честно признался Стефано, бодрый поднимаясь с койки.

– Таков городской быт. Узнаешь.

В этот раз сопротивляться воле Фабрицио парню не удалось. Да и не сильно хотелось, когда сон уже всё равно сбили. А снилась ему – пасека. На ней он кувыркался в свежей зелёной траве с дочерью пчеловода. Но сейчас не об этом. Закончив с походом в туалет, а позже умывшись холодной водой из бочонка, юноша перешёл к завтраку. Ему подали овсяную кашу, щедро политую гусиным жиром, а в качестве выпивки – мёду. Всё это время за ним наблюдал зоркий длинноволосый мужчина в жёлтом жиппоне…

Скоро товарищи покинули заведение. На горизонте медленно восходило солнце, в то время, как луна всё ещё торчала в небе. Из отдалённых уголков деревни доносились звуки работающих людей: стук кузнечного молота, звон металла, скрежет точильного камня, стоны шлюх и отборные маты сапожника. Подойдя к воротам, напарники обнаружили, что те были открыты, а герса поднята. Под стенами стояло несколько стражников с алебардами, одетые в кольчуги, бригантины и капеллины. Поверх их одежд, конечно же, была гербовая накидка: полосатая, из множества фрагментов, в точности, как на гербе герцогов Мондрагоне. Эти воины осмотрели подошедших к ним всадника и его попутчика. Кто-то из них что-то шепнул – все засмеялись. С западной стороны подуло ветром, принеся ужасный стойкий запах мочи.

– Опять этот кожевенник в бадью нассал – заебал! – выругался один из защитников города, позабыв о гостях, – Нельзя свою огрызки в чём-нибудь поприятнее вымачивать? В вине, например.

– Или в меду, – встрял в разговор Фабрицио, намереваясь скорее обратить на себя внимание, нежели пытаться пререкаться со стражниками. На конфликт он идти явно не собирался.

– Эт-да… – согласился воин, – А ты чего тут, кстати, стоишь? Проходи давай.

Повторять дважды не пришлось. Фабрицио пнул кобылку и вскоре гости оказались за стенами Мондрагоне.

А внутри – красота. Стефано в жизни не видел ничего столь грандиозного, ухоженного и непостижимого его человеческому уму. Дороги внутри не были слеплены из говна и грязи, а проложены брусчаткой. Дома представляли из себя не низенькие хаты с соломенными крышами, а двух- и трёхэтажные исполинские постройки из камня и кирпича. И запахи… Какие тут были запахи! Выпечка, аптекарские травы, парфюмы и… экскременты. Последний аромат мигом вдарил в крючковатый нос юноше, ярко контрастируя со здешней картинкой. И пусть деревенского хлопа нельзя было спугнуть запахом нечистот, он просто не мог не задаться вопросом:

– А почему энто так говном воняет? – вжавшись в Фабрицио, удивлённо спросил малец, округлив свои глаза цвета перламутра от невыносимо контрастного смрада.

– Всё просто, – поспешил просветлить своего напарника мужчина, между тем уводя лошадь в сторону от широкой дороги, – Весь этот город – и есть говно. Но, коль быть серьёзным, дело в том, что его жители по утрам частенько выплёскивают содержимое ночных горшков на улицы.