– Когда впервые встретила своего мужа! Вас устраивает мой ответ?
– Почему? – ошарашенно пробормотал он.
– Я не знаю! То чувство, которое я испытывала к нему было в разы сильнее того, что я испытывала к Вам!
Он ослабил руку, и княгиня смогла вырваться, но не убежала, лишь отошла на пару шагов.
– Значит, Вы любили меня, – лихорадочно произнес Дмитрий. – Двадцать девять лет!
Она молчала, не зная, что нужно говорить.
– Двадцать девять лет я жил с мыслью о том, что моя любовь к Вам была безответна! Смогли бы Вы забыть о моих деяниях?
– Нет, то, что Вы совершили, не забудется никогда, – тихим, едва слышным голосом ответила Аполлинария.
– Я изменился. Почти тридцать лет прошло! Я стал другим. Я все осознал! Я…
– Не имеет значения. Вы уже совершили это! Вы убили однажды! Время назад не вернешь! Вы стали убийцей в тот самый момент, когда осмелились хотя бы поразмыслить о возможности совершения убийства! – она внимательно смотрела на него. Он в то время сидел с озадаченным лицом. – Вы убили своего отца и хотели убить мать с братом! Вы так же были намерены убить и меня!
– Я изменился!
– Даже если я и любила бы Вас хоть немного, уже поздно что-то делать! Все уже сделано много лет назад. У меня есть муж и дети.
Он продолжал озадаченно смотреть на небо. Она смотрела в свою очередь на него.
– У Вас более нет вопросов? – спросила Аполлинария.
Он медленно покачал головой.
– Тогда эта тема закрыта раз и навсегда!
Она вышла из беседки и вошла в дом, а Дмитрий остался там и сидел еще около трех часов.
«Какой же идиот! – осуждал он себя мысленно, – я сам разрушил свою жизнь! Потерял ее! Если бы можно было вернуться в то время, я бы все сделал по-другому! Но это невозможно! Невозможно, как и прощение моих родных! Зря я сюда прибыл!»
Дмитрий Савельев встал и медленно, не спеша, вошел в дом. Нахлынули детские воспоминания.
Тогда еще был жив отец, тогда еще не было темноты, какой-то вязкой горечи и необъяснимой грусти, как сейчас.
Тогда все было хорошо.
Тогда все жили мирно.
Тогда никто никого не хотел убивать.
* * *
– Oh, Jean-Jacques, je suis heureux que vous pourriez venir[3 - О, Жан-Жак, я рада, что ты сумел приехать,], – восторженно воскликнула Ева.
Низкий толстенький мужчина шестидесяти шести лет в бежевом фраке, бежевых же брюках и белоснежной рубашке. Кудрявые рыжие волосы торчали во все стороны.
– Ma ch?re sCur, je suis extr?mement heureux que vous contemplez[4 - Моя дорогая сестренка, я безмерно рад Вас лицезреть!]! – воскликнул Жан-Жак и обнял сестру.
Она всегда была выше него примерно на голову.
Ева была одета в желтое платье, в почти прозрачные перчатки, а в руках виднелся веер. Ее светлые волосы были красиво уложены.
– J’esp?re que vous serez satisfait de notre balle. Passez une bonne soirеe[5 - Надеюсь, Вы останетесь довольны нашим балом. Приятного вечера.]. – Сказал Александр.
Жан-Жак пошел вглубь полу заполненного зала.
Гостей встречали Александр, Аполлинария и Ева Савельевы. Березины и дети общались с гостями.
Жан-Жак Рогов – брат Евы Савельевой. Их мать была француженкой, а отец Михаил Рогов – русский. У Михаила и Каролин был уговор: одного ребенка назовет он, второго – она. Так и произошло.
Далее в поле зрения Александра, Аполлинарии и Евы попался дядя Александра по отцовской линии – Игорь Савельев.
– Добро пожаловать на наш праздник, – произнесла Ева, искусственно улыбаясь.
– Здравствуйте, – расплылся в улыбке Игорь Савельев.
– Игорь Степанович, – Аполлинария, как и полагается, сделала небольшой реверанс и бесчувственно улыбнулась. – Мы рады Вашему приезду.
– Мы очень признательны, Игорь Степанович, тому, что Вы нашли время посетить наш бал, – выговорил Александр, – я искренне надеюсь, что Вы будете довольны вечером.
Игорь Савельев прошел в зал.
– Как же я устала, – протянула Аполлинария, – более всего терпеть не могу эти приемы.
Ева хитро улыбнулась, впрочем, она и не умела улыбаться как-то по-другому. Все ее улыбки казались хитрыми, и таящими в себе какой-то подвох.
– Дорогая Полли, ты же не маленькая девочка. Не скули. Женщина должна терпеть.
Аполлинария словно провалилась в ад. Лицо загорелось, дышать стало почти невозможно.
«Только не сейчас…» – подумала Аполлинария.
Она оперлась на мужа и ухватилась за его руку.
– Дорогая, с Вами все в порядке? – участливо спросил Александр.
– Да, – вяло ответила Аполлинария и почувствовала страшную и тревожную слабость во всем теле. Ноги стали словно ватными.
Ева стояла и с пренебрежением смотрела на Аполлинарию, которая уже заметно побледнела и практически висела на плече Александра.
«Нужно терпеть… – подумала Аполлинария. Нужно стоять, нужно держаться. Еще целый вечер впереди».
Далее в полном молчании мимо них прошел Дмитрий Савельев. Неизменно вместе с этим человеком в души членов семьи Савельевых входила горечь утраты и обида, смешанная с яростью и злостью.