– Я дойду, батюшка! – Вася поднялся.
– Пошли, – вздохнул Иоанн Тимофеевич. – Много терпели, а немножко как-нибудь.
Дома Вася опустился на порог, хотел снять обувку, но прислонился головой к косяку двери и заснул.
– Какой же у нас терпеливый сын! – сказал матушке Иоанн Тимофеевич, укладывая спящего в постель.
– В тебя. – Матушка улыбнулась.
– Уж такой ходочок!
Детские молитвы
Крещенских морозов даже лед не выдерживал, лопался, а в Торопце у молодых самая гульба. Избы, снятые под субботки, помечены фонарями на высоких жердях. В горницах в три ряда, один над другим, скамейки, в красном углу или под потолком светильник в ярких лентах, с шестью толстыми свечами.
Хозяйки субботок – девушки. Они садятся на скамейки, богатые – в первом ряду, и ждут парней. У двери девочка с тарелкой: вход платный, кто сколько положит. От парней девушки желают веселых прибауток, хвалебных песен. И сами поют, славят пришедших, а задирам отвечают острым словцом.
Вася с ребятней бегал заглядывать в окна. Иные хозяйки пускали мелкоту – у порога посидеть, поглядеть, послушать.
Душа ликовала: всем ведь хорошо, всем весело, луна еще не взошла, ночь темная, а не страшно.
Забрались на Емщу, где ямщики жили, вдруг край неба начал наливаться багровой зарею.
– Пожар! – смекнули ребята. – Поместье, знать, горит. Да ведь и еще одно.
Вася поспешил домой, а его уж собирались идти искать. Отец диакон всех напугал: прибежал предупредить, чтоб за домом смотрели. Мужики дурят. Давно грозились красного петуха пустить. Озлоблены. У мужиков – воля, а у помещиков – земля. Крестьянские наделы, которые еще выкупить надо, урезаны.
Отец диакон оказался прав. Уже на другой день в Торопец привезли повязанных по рукам, по ногам мужиков-бунтарей. Сгорело два поместья. Одно дотла, другое отстояли. Нашлись, однако, сердобольные. Стали носить мужикам пропитание.
Вася тоже попросился у маменьки. Анна Гавриловна позволила, дала сыну корзину яблок да пирог с рыбой.
Шел к казенному дому, замирая сердцем. Там ведь жандармы с шашками.
А жандармов двое. Усы торчком, лица грозные. Запнулся Вася шагах в десяти от крыльца – ни туда ни сюда. Назад повернуть совестно. И нет никого, чтоб вместе к мужикам пройти.
Мороз. Жандармы по крыльцу ходят друг дружке навстречу, сапогами пристукивают, а Вася торчит, как заяц, и варежку к носу жмет.
Вдруг один жандарм спустился на первую ступеньку и позвал:
– Эй, малец! Иди сюда.
Вася подошел.
– Чего принес? Яблоки, пирог… Для злодеев, и такие яблоки. Дом спалили… Проходи, а то ведь замерзнешь.
Вася поднялся на крыльцо, прошел мимо второго жандарма, а в сенях еще двое. Комната, где ждали своей участи мужики, была просторная, но совершенно без мебели. Арестанты сидели на полу. Комната темная, два окошка, но решетки в мелкую клеточку. Злодеев человек пятнадцать. Ноги в кандалах, на руках цепи. Запах тяжелый, мужицкий.
Вася, не отходя от двери, опустил корзину на пол.
– Нам вставать не больно велят, – сказал один мужик. – Поближе поднеси.
Вася исполнил просьбу. Мужик, возле которого он остановился, был молодой, моложе, наверное, Павла.
– Ишь! – сказал мужик-мальчик. – Яблоки. Пирог большой. Как матушку твою зовут?
– Анна Гавриловна.
– Помолимся об Анне. О здравии. А тебя как зовут?
– Вася.
– И за тебя помолимся.
Яблоки разобрали, пирог разделили. Вася взял пустую корзину.
– Я тоже за вас помолюсь.
– Э-эх! – сказал мужик-мальчик. – Никто нас теперь от каторги не отмолит, а Богу до нас дела нет.
Дверь отворилась.
– Малец! – позвал жандарм.
Вася взял корзину, выскочил за дверь. Жандармы что-то говорили, подтрунивая, но он не разобрал ни одного слова, бежал до дому без оглядки.
– Сделал подаяние? – спросила няня Пелагея.
– На них цепи да колоды, – сказал Вася.
– Заслужили. Злодеи.
– Они несчастные люди, – возразил батюшка Иоанн. – Их без земли оставили – все равно что без хлеба.
– О них можно молиться? – спросил Вася.
– О несчастных, о заблудших грех не молиться. А несчастных да заблудших нынче – вся Россия. Крестьянам плохо, помещикам плохо, и властям тоже не больно хорошо. Была Россия богатая, теперь нищенка.
Няня Пелагея поманила Васю в свою комнатку, дала большую дорогую свечу:
– Поди свечку за мужиков поставь!
Вася пришел в храм. Стоял, смотрел на иконы, кто из святых заступится за мужиков. Взгляд остановился на образе Чудотворца Николая. Пошел было, но увидел Иоанна Крестителя с главой на блюде. Свеча была одна. Поставил Иоанну Крестителю, мученику. Мужики ведь тоже мученики, в кандалах, в цепях. А Николая Чудотворца попросил:
– Спаси заблудших от погибели.
И вдруг вспомнил, что нынче у него день рождения – 19 января. 19-го поминают Макария Великого Египетского. День ангела, правда, 30-го, когда празднуют Собор вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста.
Иконы Макария в храме не было, Вася подошел к святителям. Бог наградил всех троих молитвенным даром. Иоанн Златоуст написал литургию, ее каждый день служат, и Василий Великий написал литургию. Литургию Василия служат десять раз в году, а Павел говорил, что в Византии она была основной, что для эфиопов, сирийцев, армян литургия Василия Великого поныне заглавная.