Распутица. Роман в пяти частях

– Я подробности не обсуждаю! – отрезала недовольно Юлия, нервно блеснув глазами.

– Мы сейчас отчаливаем, извини, что измяли твою постель, я тебя очень люблю, постель не убрали… Но ничего, вам пригодится как раз…

Юле стало омерзительно не оттого, что подруга цинично выражалась, ей уже было противно смотреть на Евгению, хотя её стройная фигура была весьма привлекательна и неодолимо влекла к себе мужчин. Она встала, потушила в пепельнице окурок, пошла в прихожую, позвала Михаила. Но он не очень торопился. Николай показался в проёме дверей совершенно трезвым на фоне покачивавшегося друга…

Вскоре они ушли, в квартире установилась тишина. Юлия перестелила постель: сняла простыню, наволочки, пододеяльник и надела всё чистое, выглаженное сразу после того, как постельное бельё высохло.

Ни Николай, ни Юлия не обсуждали поведение своих друзей. Он приготовил кофе и по рюмке армянского коньяка. Но Юле есть не хотелось, Евгения внесла в душу смятение и оторопь: как она легко поступала! Раньше об этом только слышала от неё и полагала, что та гуляет от мужа только на словах, желая быть современной, но вот теперь воочию увидела, на что она способна. Если бы её боцман узнал, что бы тогда было? Но она вскоре забыла об этом, Николай позвал за стол, и она нехотя села.

– Что с тобой, моя радость? Михаил плохо действует на психику?

– Не говори так, я не хочу думать о них, а тебя прямо кто-то подбивает сказать какую-нибудь гадость. Красиво, красиво, – она покачала головой. – Тебе больше не о чем говорить? – упрекнула жена.

Николай молча встал, поплёлся в комнату, она слышала, как он открыл секретер и вернулся со свечами, вставил их в подсвечник, зажёг от спички и выключил электрический свет. Юлия встала, закрыла форточку, потому как на кухне было уже прохладно и пахло уличным холодом.

– Ну, давай по граммульке за нас с тобой, – бодро предложил Николай. И Юля подняла рюмочку, ей сейчас хотелось расслабиться, забыться от всего, что доставляло неприятности. В свете свечей лицо мужа казалось чужим, хотя за два с лишним месяца сожительства он стал ей родным, но вместо него она хотела бы видеть того, кого уже въяве никогда не будет. И потому, вопреки жестокой реальности, иногда пыталась наивно представлять его в своей жизни. Какую-то злую шутку играет с ней жизнь, или она сама нет-нет да начнёт истязать себя совершенно несбыточными надеждами, с которыми пора бы покончить и принять раз и навсегда того, кто сейчас сидит напротив. Он же, наверное, как и все самонадеянные мужчины, тоже считает себя самым лучшим из мужчин или мечтает быть таким. Собственно, Николай хороший, но такой, какой есть, и с этим надо считаться. Юлия улыбнулась уголками губ. Сейчас она подумала, будто Николай, как и она о покойном муже, думает тоже о своей бывшей жене. Пусть та некрасиво поступает, подло, но сердцем он принимает её прежнюю и смотрит на неё, Юлю, наверное, через сущность Антонины…

Звон хрустальных рюмок, слегка коснувшихся другу друга, прозвучал почти неслышно. Но зато они на короткое время как-то остро вспыхнули в свете горящих свечей и отдались в сердцах новобрачных чистым мелодичным звучанием, и потому казалось, их отношения должны складываться так же. В них, однако, с первых дней совместной жизни закрался заметный диссонанс, непрошено нарушавший их гармонию, к которой тем не менее стремились, но пока её достичь не могли, что смутно ощущали, так как у них ни в чём не было полного согласия. «Дети, дети, где вы, милые, сейчас? Конечно, они уже спят и видят сны. К сожалению, мои дети исподволь становятся между нами яблоком раздора», – подумала грустно она. Но вскоре предалась другим мыслям. Николай опять налил ей коньяку. Первая рюмка ударила в голову и заглушила все её недавние переживания. Николай говорил, что она сводит его с ума, когда кто-то из мужчин бывает с ними рядом. Его это всегда донельзя раздражает, и он готов даже всех поубивать. Он так неимоверно её любит, что всё женщины перед ней меркнут и почти ничего не стоят. Он боится разочароваться в ней, и чтобы она как можно меньше общалась с Евгенией, этой бесовкой, которая дурно, должно быть, влияет на неё, Юлю. Если она терпит все её побочные связи, то это набрасывает нехорошую тень и на неё.

Они выпили ещё по рюмке, затем ещё по одной, так что от бутылки коньяка осталось только на донышке, но она уже больше не хотела пить. К тому же под ложечкой порядком припекало и в гортани отчего-то стояла горечь. Она стала бессмысленно смеяться, как дурочка, откидывая при этом голову назад. Николай задул свечи и понёс жену в комнату, куда от остывавших свечей распространялся запах воска, и ей почему-то казалось, будто она в церкви вдыхает ладан (куда надо бы зайти снова и поставить свечки).

В комнате она лежала в постели, Николай включил бра, но Юля не хотела света и шёпотом попросила выключить. С улицы даже на пятый этаж в окно сквозь сиреневые шторы проникал свет фонарей. С лестничной площадки доносились мужские и женские голоса.

Николай встал, закрыл дверь в прихожую. Юлия поднялась и сняла с себя платье, оставшись в комбинации, потом и её сняла, надела подаренный мужем пеньюар. Николай с каким-то нетерпением потянул жену за руку, она засмеялась и подчинилась его порыву. Юлия провалилась в какой-то любовный бессознательный дурман, и он сладчайшей волной подхватил, поднял кверху, точно пушинку. Ей казалось, она парила далеко отсюда и даже не слышала, как из неё вырывались приглушённые стоны. Какая-то волшебная сила овладела ею, и тепло облекло всё тело приятной истомой, и она не чувствовала себя. Николай своими горячими горьковато-сладкими губами накрыл её губы, и ей казалось, будто её губы раздавил, как тугие ягоды, и теперь слизывал с них сок. Она была во власти каждого его движения. Перед её лицом блестели глаза – словно вспарывали темень. Он овладел ею с такой силой, что у неё от наслаждения помутилось сознание, точно окутывалось тёплым ласковым облаком. И инстинктивно помогала ему вопреки тому, чего бы постеснялась делать, если бы была она трезвой. Но любовь под влиянием хмеля толкает совершать естественные для двоих движения, в которых строгая пуританская мораль почему-то отказывает женщине, называя их непристойными. Уж что природой предусмотрено, того нельзя осуждать, а ведь совсем недавно она от этого нового понимания была далека. Эта тема для неё всегда казалась неподлежащей обсуждению. А вот Евгения позволяла себе рассуждать на эту тему не без пошлых замечаний. Она давно пребывала в мире алькова с посторонними мужчинами, как дышала воздухом, и всё потому, что у Евгении большой опыт порочных отношений с мужчинами. И для неё это вполне естественное состояние, какого никогда не достигнут другие женщины, и она их искренне жалела, о чём не стеснялась говорить и Юле. Но та только слушала подругу и посмеивалась, полагая, что Евгения просто её разыгрывала. Хотя она почти всерьёз говорила, что нет такой женщины, которая во время любви не была бы в том же состоянии, что и продажная женщина, поэтому они переживают одни и те же ощущения.

И Юлия сейчас была близка к тому, чтобы признать и больше никогда не отрицать этой истины. Удивительно, что есть такие женщины, для которых нет разницы, любят они или нет, но им в равной мере приятно вступать в близость с одним и тем же лишь только нравящимся им мужчиной. Но для неё это было вовсе не всё равно, так как с тем, который ей ни капли не нравился, она никогда не станет спать…

С того дня Юлия определила свои отношения с Николаем, который их способен варьировать и тем самым доставлять ей и себе истинное удовольствие, которое с другим ей, наверное, никогда не достигнуть… Она уяснила для себя ту истину, что, как бы ни было дорого ей прошлое, надо дорожить и настоящим…

Глава десятая

Наутро Юлия осуждала себя за вольные ночные мысли, полные непристойных соблазнов, вдруг проснувшихся после близости с мужем. Теперь для неё главное заключалось в том, что Николай не сожитель – она ждёт от него ребёнка. Юлия встала раньше мужа и быстро приготовила завтрак. Было воскресенье, сестра вчера обещала приехать. Но Юле почему-то этого не хотелось. Уж лучше она с Николаем поедет к Валентине сама. Вчера он дал согласие, что будет заботиться о ней, своей жене, как следует, а Юлия почти серьёзно добавила, чтобы непременно и о детях тоже.

Валентина с детьми приехала к двенадцати часам дня. Женя подошёл к матери и уткнулся лицом в её подол. Светло-русая его головка показалась головкой птенчика, она с нежной трепетностью погладила сына и потом присела к нему, всматриваясь в его лицо. Женя хмурил брови и угловато косился на Николая, с которым весело разговаривала Валентина. Её серые глаза блестели возбуждённо, а Варя сидела на диване, засунув пальчик в рот, и беспечно смотрела на взрослых.

– Варюша, вынь палец, ты уже большая, – попросила Юля и вместе с сыном подошла к дочери. Сгребла их в кучу, прижала к себе, а потом стала что-то путано объяснять, чего сама хорошо не понимала, так как сейчас душа всё ещё была наполнена чувствами, оставшимися после брачной ночи…

– Зачем ты женилась? – спросил Женя.

– Я вышла замуж, чтобы у тебя был ещё один братик или сестричка. Скоро мы с дядей Колей поедем к Павлику.

– Зачем? Я сам хочу с Варей.

– Конечно, мы все вместе поедем! – а потом она обратилась к Валентине.

– Почему не пришла Светка с Игорем? Как они там, не передрались из-за вчерашнего? – засмеялась Юлия.

– Я их сама не видела! Игорь вёл себя, как мальчишка! – ответила сестра.

– Ничего, думать лучше будет, – вставил Николай. – Пойдём, сваха, за стол, Юля нам готовила всё утро.

– А вы будете есть, мои родные? – мягко спросила Юлия у детей, слегка заискивая перед ними, она всё-таки всё ещё чувствовала по отношению к детям и свою вину.

– Мы у тёти Вали ели, дядя Семён рыбу поймал, щуку вот такую! – радостно сообщил Женя, разведя руки в разные стороны.

– Уже скоро обедать пора, так что идите вымойте руки и живо за стол! – весело и счастливо говорила мать. – Как я соскучилась без вас. Хотела сама ехать, а вы тут как тут, как я рада!

На кухне пахло яствами. Когда все уселись за накрытый стол, Юлия с грустью заметила, что Николай так и не удостоил детей хоть каким-нибудь вниманием. Причём они платили ему тем же безразличием, что и он им. И это обстоятельство его, кажется, нисколько не волновало. Сейчас он налил в рюмки водки, но Юлия решительно отказалась, она вчера и так много себе позволила. Валентина произнесла тост за Юлю и Николая, хозяин поддержал. Детям налили в бокалы лимонад, они ели с большим аппетитом, Юля подумала, что их не очень-то там кормили, хотя Никитичне она оставляла кусок говядины, макароны, молоко, кондитерские изделия…

После третьей рюмки Валентина больше не пила, Юлия подала ей кофе с пирожным, а потом сестра пригласила их в гости и вскоре ушла, так как вечером предстояло заступать на смену.

Покормив детей, Юля стала мыть посуду. Николай ушёл курить на балкон. Юлия огорчилась, что он ничего не сказал и не поцеловал её. Дети в комнате рисовали в альбомах цветными карандашами, которые им подарила Светка.

Пошелестев лёжа на диване газетами, перечитав все статьи, которые его интересовали, Николай неожиданно стал куда-то собираться.

– Я пойду к Мишке на часок, ты извини, надоело валяться на диване – бока мять, пройдусь, я думаю, скучно тебе не будет.

– Значит, тебе со мной скучно?

– Нет, ну что ты, хозяйничай сама, может, я тебе уже надоел, стесняю?..

– А что тебя к нему так тянет или вчера не все подробности выяснил?

– Не понимаю, ты о чём? Какие подробности? – пожал муж плечами.

– О Евгении…

– Что же ты себя ниже её ставишь? – усмехнулся он. – Может, я хочу выпить ещё, а один не могу. Кстати, он там что-то из вещей привёз, посмотрю что-нибудь для тебя, я просил его…

– А мне нельзя ли ему заказ сделать?

– Конечно, можно, почему нельзя, если моему вкусу не доверяешь. Ты что хочешь: джинсы, батник, духи?

– Я джинсы никогда не носила, ещё бы какое-нибудь сафари.

– Хорошо, я постараюсь Мише передать твой наказ, он, думаю, разбирается; кстати, понемногу фарцует. Тебя-то он, думаю, запросто уважит…

– А у вас в части ничего хорошего не продают?

– Почему, в военторговский магазин бывает неплохой завоз. Тоньке там всегда брал, она в парикмахерской работала.

Николай пошёл на кухню, обнял Юлию, поцеловал. Он ушёл. За ним звонко щёлкнул английский замок.

Она жила в квартире Николая почти три месяца и всё ещё не познакомилась с соседями не только по подъезду, но и по своей площадке. В одной квартире жила семья: мужчина выпивал, ездил на рыбалку, жена работала на заводе постоянных магнитов, а их двое сыновей пришли из армии, носили длинные, подчас долго не мытые волосы, ходили в потертых джинсах, и было непонятно, чем они занимались. Другая семья была молодая с маленьким ребёнком. С кем они жили – неизвестно. У них часто играла музыка. К ним, видно, приходили гости, потому что слышалось громкое веселье. Третья семья вообще была непонятная, так как Юлия даже не знала, кто там жил. С Николаем она никогда не затевала разговора о соседях. И на других четырех площадках их подъезда люди жили почему-то замкнуто, что, впрочем, свойственно сейчас многим. Никто с ней не здоровался, и она ни с кем тоже, отчего создавалось впечатление, будто этот весь народ не хотел друг друга знать, почему-то сторонились сознательно, не желая никому навязываться. Причем, наверное, жили в доме уже давненько, но вот друг от друга обособились, замкнулись в своём квартирном мирке.

После уборки Юлия занялась стиркой. Из комнаты в ванную иногда слышался шум детей. Потом пришёл Женя и попросился гулять на улицу. Юлия одела дочурку, Женя уже сам справлялся с одеждой, чем очень гордился. У него были светлые волосы. У Вари же они чуть темней, но и сын и дочь очень похожи на мать. И Юля думала, что когда-нибудь они вырастут довольно симпатичными.

– Женюша, далеко не отходите от подъезда. И смотрите недолго гуляйте. Варюшу не оставляй одну, а то заиграешься и не увидишь, как она куда-нибудь убежит.