Часовая башня

– А ведь и мои дальние предки имели отношение к этим землям.

– Что вы говорите! – искренне удивился словам баронессы Николай Константинович.

– Захариас Аминофф являлся комендантом Выборга, при штурме города русскими войсками в 1710 году.

– Экая, на русский манер фамилия.

– Да. Николай Константинович, – не без гордости произнесла Торбьорг Константиновна.

– Осмелюсь поинтересоваться, откуда у ваших предков русские корни?

– Основателем рода был воевода Ивангорода, Фёдор Григорьевич Аминев. К сожалению, прошло уже около трёхсот лет с тех пор и моя фамилия по отцу уже иная. Но, в семейной книге записана эта важная для нас история. Более того, мне удалось найти ещё более древнюю информацию. Аминовы берут корни от бояр Великого Новгорода и происходят из рода Ратша, придворного слуги князя Всеволода II Киевского.

– Какая древность! Схож с индийским названием титула, означающего принадлежность к влиятельным особам княжеского, или даже царского рода.

– Вы так считаете Николай Константинович? Ваше мнение мне очень важно.

– Не я. Судите сами. Ратша, и Раджа. Разве не схоже?

Последнее время интересовалась предками. Особенно той их частью, что подтверждали её привязанность к этим землям, где теперь жила. Растрогавшись ещё одной находкой, уводящей историю рода в глубокую древность, зацепившись корнями за Индию, была хоть и озадачена, но, очень обрадована её витиеватостью.

– Пожалуй я сыграю вам ещё, – подошла к инструменту.

Встала и Елизавета.

– Лизонька, на этот раз я по памяти. Не беспокойся.

Играла минут двадцать. Замечала, как заинтересован музыкой Николай Константинович. Но, видела здесь и свою немалую, как считала толику. Нравилось производить впечатление на окружающих. И, сегодня получала от этого удовольствие.

Давно причислял Сибелиуса к числу тех композиторов, которые способствовали его любви к северу. Видел ту проникновенность, что удавалось передать исполнительнице своей игрой, в мотивах музыкальных пьес. Сейчас, сидя здесь, пусть и не в такой большой, но уютной, гостиной, деревянного дома вдохновлялся музыкой, так необходимой ему в творчестве.

Уезжая подарил хозяйке дома один из эскизов к будущей работе. Тот, где основные направления темы были раскрыты. Не пожалел, хотя и был важен ему своими найденными решениями, так, как был ещё один, поменьше. Занимая не много места, обладал той же глубиной.

Коротко сказал:

– В благодарность за прекрасную музыку.

– Какая драгоценная для нас вещь, – с благоговением взяла в руки холст, на котором была изображена горбатая, следующая за рельефом, с частыми контрфорсами, упирающаяся в круглую башню, с конусообразной, восьмигранной кровлей, белая стена. У своего подножья заросшая деревьями, словно зелёная волна, разбившимися о неё густой пеной листвы. Сверху придавленная северным, плотным небом.

Уезжая летом из Петербурга, ей нравилось жить среди безмолвия маленьких городов, в уединении загородного дома. Хоть и не могла без цивилизации, этот их семейный гость заставил задуматься о том, что прежде всего сама природа таит в себе смысл божественного. И, чем дальше от суеты, тем меньше не только мирского, но и ложного наполняло современное общество.

В последствии, работая над эскизами декораций к опере Римского-Корсакова «Снегурочка», вспоминал эту поездку, особенно праздник, Ивана – Купала, проведённый на берегу озера. Так же под влиянием впечатлений о Финляндии были созданы этюды: "Вентила", "Нислот. Олафсборг", "Пунка-Харью", "Иматра", "Седая Финляндия", "Сосны", "Камни", "Лавола".

В 1909 году, на выставке в Меньшиковском дворце Санкт – Петербурга, Финские этюды «Пунка-Харью» и «Седая Финляндия», заставили говорить о муже. Елена Ивановна была счастлива, что первая заметив новое направление в его творчестве, подбодрила его, вдохновила на дальнейший поиск.

Теперь его называли родоначальником архаического, героического пейзажа. "Очень важны и нужны в наше переутомленное, напыщенное, лживое время его мечты о первобытной свежести, о богопочитании тайн природы", – писал о Рериховских пейзажах Александр Бенуа.

Глава XVII. Бунт.

– Добрый вечер господа, – не по уставу поздоровался Алекс, входя в кают-компанию.

– Как ваша матушка? – первым пожал руку мичман Андреейченко. Совсем ещё молодой, не стреляный офицер, переведённый к ним ещё в 15-ом с линейного корабля «Гангут», после подавленного на нём бунта.

– Матушка в порядке, ждёт отца. Застрял, где-то в Москве. Где коперанг? – быстро обведя взглядом помещение поинтересовался Алекс.

– У себя в каюте, – ответил лейтенант Карпов аккуратно погасив свою сигарету в хрустальной пепельнице.

– Пойду доложу о своём прибытие. Смотрю обстановка у вас так себе, мягко говоря.

Не получив ответа, отправился в сторону капитанской каюты.

По дороге встретилось двое матросов, о чём-то беседовавших в узком коридоре, завидя его прижавшихся к стенкам, но не отдавшими чести.

По мере его приближения, один из них, зыркнув в глаза своему товарищу, всё же не выдержав приложил руку к бескозырке вместе с дымящимся «бычком». Второй только было начал поднимать, но, тут же опустил, нахально глядя прямо в глаза штаб-офицеру.

– Фамилия!? – обратился к нему, встретившись взглядом.

Стояли молча, не моргая; матрос 1-ой статьи смотрел с ненавистью, кавторанг с презрением.

– Филин, – развязно, не добавляя своего звания, ответил низший чин.

Спиной чувствовал, как подпирает сзади второй, тот, что был потрусливее. Страх ледяной волной накатил на него. Но, знал; как и в бою не упадёт лицом в грязь. Медленно поворачиваясь назад, придав холода, переводил свой взгляд на второго, выговаривал каждое слово:

– Ваше поведение заслуживает наказания. Кое последует в ближайшее время.

С чувством страха, словно побитая собака матрос опустил глаза. Рука поползла к бескозырке.

Дождавшись, пока она всё же коснётся краешка головного убора матроса, продолжая смотреть в понуренный лоб, уже не видя перед собой человека, ответив лёгким касанием фуражки, опустил руку. Затем резко развернувшись в тесноте коридора, продолжил своё движение.

Заметил, левая рука его была сжата в кулак. Пот проступил на лбу.

Постучал в дверь каюты.

– Войдите. Открыто, – послышался быстрый ответ.

Удивившись открытой двери, взялся за ручку. Легко поддалась.

– Господин каперанг. По вашему приказанию прибыл из увольнения, – обратил внимание, в руках капитана револьвер.

– А, ба-а-арон! Прибыли! Как дорога? – усталой, явно деланной улыбкой сдерживал радость от его прибытия Вильков.

– Слава Богу. Без проблем.

– Присаживайтесь, – положил оружие на стол.

Присел рядом с каперангом.

– Ситуация тяжёлая. Надо спасать флот. Матросы заподозрили офицеров в предательстве. Считают, мы желаем остаться в Гельсингфорсе. Рвутся обратно в Кронштадт, – налил себе коньяку, вопросительно, будучи немногословен, посмотрел на Алекса. Тот ответил: