Огонь Ассургины

– Мне все равно. Где стоит судно?

– Вон там, у лабазов, – показал рукой куда-то в темноту. – Если хочешь, могу проводить.

Томас задумался. С одной стороны, интуиция наполняла его душу неясной тревогой. Вандер обычно говорил, что чувству нужно доверять гораздо больше, чем рассудку. Рассудок несовершенен – чувство утонченно и никогда не обманывает. Но с другой стороны, необходимо как можно скорее выполнить поручение Каллисто, который сейчас томится под домашним арестом, а он на воле, в порту.

Долг победил чувство опасности, и Томас произнес:

– Пошли.

Путь показался Томасу очень долгим. Темнота сменялась световыми пятнами фонарей, но после них темень становилась еще гуще. В тишине отчетливо были слышны шаги.

Наконец пришли на небольшой участок пристани, где лабазы казались неясными силуэтами. У причала тяжело ворочалось невидимое море, терлось о кранцы небольшое судно, слабо освещенное фонарями. Его короткая мачта то появлялась, то пропадала в темноте. На судне был слышен приглушенный разговор.

Их заметили.

Из темноты раздался громкий голос:

– Привел?

– Привел, – спокойно и холодно произнес незнакомец.

Лязгнул металл – и Томас увидел направленный на него клинок.

– Вот и приплыли. Не правда ли быстро? – усмехнулся бандит и добавил грозно: – Гони монету!

Изнуряющие тренировки Вандера не прошли даром. Томас отпрыгнул назад. Проделал это автоматически, не успев даже осознать, что произошло. Рука непроизвольно взметнулась вверх. Жезл, висевший на запястье, последовал за ней и лег в ладонь.

В следующее мгновение юный маг принял боевую стойку. Рука с жезлом расслаблена и отставлена слегка назад. Молнией мелькнуло наставление Учителя: «Если хочешь победить, не желай этого. Во время боя не задерживай свое внимание ни на чем. Пусть оно плавно скользит. Дай свободу своему разуму…»

Со стороны изготовившийся юноша выглядел, должно быть, забавно. Что может палка против стального меча?! Бандит хмыкнул и, скалясь, бросился в атаку, в успехе которой нисколько не сомневался. Он взмахнул клинком и нанес удар сверху.

Томас отреагировал, а вернее, отреагировало его тело, сознание при этом осталось безучастным наблюдателем. Поворот на носках, шаг назад и скользящий блок с отбиванием.

Глухо звякнуло лезвие меча о древесину и отскочило, как отскакивает металлический шарик от гранита массива. То, что произошло в следующий промежуток времени, было не менее удивительным.

Отбив меч противника, рука Томаса опустилась на уровень груди, при этом конец жезла оказался направленным в сторону бандита. В это мгновение маг вдруг почувствовал, как солнечное сплетение ожило.

«Змей» в солнечном сплетении шевельнулся раз, другой, из конца жезла, устремленного на противника, беззвучно вырвался тончайший разряд молнии. Моментально очертания бандита ярко вспыхнули, и в то же самое время из жезла ударило голубое пламя, следом раздался сухой треск.

Удар огня был настолько силен, что противника отбросило к лабазам. Он, может быть, проехал бы по брусчатке еще дальше, но тесаная стена склада удержала его.

Сзади раздался сдавленный крик. Томас оглянулся. Спешившие на помощь бандиту дружки застыли как вкопанные. Затем они, пятясь, скрылись на судне. Послышались команды, удары дерева о дерево, плеск воды, заскрипели блоки, захлопал парус, наполняясь ветром, и судно медленно растаяло в ночи. Только фонарь на корме еще некоторое время помогал отслеживать его путь, но вскоре исчез и он. Лишь звезды мерцали над морем да был слышен мерный шум прибоя.

Томас потрогал жезл. Он был теплым…

Засвистела боцманская дудка, и босые ноги зашлепали по палубе. «Тиамат» готовилась совершить поворот. Ровный боковой ветер избавлял от нужды менять галс, поэтому на ванты грот-мачты никто не взбирался, только травили и подтягивали фалы, шкоты да скрипели блоки. Зато на фоке кипела работа. По выбленкам[5 - Выбленка – тонкая смоленая веревка, укрепленная поперек вант наподобие ступеньки для подъема на мачту.] мелькали голые пятки.

Фок спустили, развернули в противоположную от грота сторону и подняли снова. Теперь паруса походили на бабочку. Дхау, слегка зарываясь носом, весело бежало вдоль высокого берега.

Жаркое солнце висело над горизонтом в раздумье – продолжать опускаться или еще подождать. К нему по морю стлалась слепящая дорожка. Морская поверхность томно колыхалась, наполняясь бликами. Солнечные лучи ярко освещали берег и находящиеся там строения, отражались в стеклах окон яркими звездами. За строениями четкими линиями проглядывали холмы…

Портовая гостиница «Красный рассвет» по убранству походила на ночлежку, но была с отдельными номерами. Томас заплатил за комнату, попросил разбудить в пять утра и поднялся наверх по скрипучей лестнице, которую здесь именовали не иначе как трап. Вообще все наименования в гостинице были морские. Не окно, а иллюминатор, не порог, а комингс, комнаты – каюты. Около конторки распорядителя на первом этаже висела рында, которой тот отбивал склянки, оповещая жильцов о времени. Томаса это позабавило.

– Почему гостиница называется «Красный рассвет»? – спросил он у коридорного.

Тот, по всей видимости старый моряк, с грубым обветренным лицом, широкими просмоленными ладонями с короткими сильными пальцами, прищурившись, глянул на постояльца и пробасил:

– Так звали посудину хозяина, – глаза моряка затуманились воспоминаниями: – Знатное было время…

Каюта, в которой поселился Томас, была небольшой. В ней помещалась лишь узкая кровать да расшатанный столик у изголовья, на котором в засаленном подсвечнике торчал огрызок свечи. «Наверно, такие же комнаты на судах», – подумал маг, оглядывая временное прибежище.

Его разбудил стук в дверь. Коридорный, убедившись, что постоялец встал, пошел дальше. Томас выглянул в окно. Начинался день. Солнце нехотя цедило свои лучи сквозь морскую пучину, заполняя пространство зеленоватым светом.

Наскоро перекусив в таверне, Томас отправился на поиски «Каролины» и нашел ее за стоянкой галеона. У галеона несли вахту два пикейщика. Они хмуро покосились на мага, когда тот проходил мимо. Вообще-то их заинтересовал не крестьянин, а жезл, висевший у него на руке, из неизвестного дерева.

«Каролина» была одномачтовым судном с двумя надстройками – на юте и баке, предназначенным для каботажных[6 - Каботаж (фр. cabotage) – используется в значении «плавание коммерческого грузового или пассажирского судна между морскими портами одного и того же государства».] перевозок. В длину вместе с бушпритом оно было саженей двадцать, в ширину – около пяти. Высокая составная мачта, казалось, задевала плывущие над головой облака. Судно слегка покачивалось и поскрипывало кранцами. Мачта тоже раскачивалась и чиркала по небу флагштоком, на котором трепетал флаг. Утренний ветерок играл им. Он приподнимал его, и тогда было слышно пение ветра в вантах-струнах – до того они были туго натянуты, потом бросал – и он безвольно ник.

Судно готовилось к отплытию. Капитан в парусиновой ветровке стоял у фальшборта и наблюдал, как матросы заделывали грузовые люки брезентом.

Увидев подошедшего Томаса, махнул ему рукой:

– Подымайся. Скоро отходим.

Когда маг ступил на палубу, сказал:

– Пошли покажу твою каюту.

Они направились к надстройке на юте и спустились вниз по крутому трапу. Здесь располагались пассажирские каюты. Их было две. Капитан распахнул дверь первой из них.

Каюта не слишком отличалась от комнаты в ночлежке, где Томас провел до этого ночь, за одним исключением: здесь не было постельного белья. Вместо него на узкой деревянной койке лежала овчинная шкура. На столе, у изголовья, стоял закрытый стеклянный фонарь. Он не горел. Свет шел откуда-то сверху. Томас поднял голову и увидел продолговатое окно в медном обрамлении.

Капитан, как бы извиняясь за скудность обстановки, произнес:

– Спать все равно не придется: вечером будем в столице. Устраивайтесь, – и ушел наверх.

Томас сел на шкуру, посмотрел на стену, где висел импровизированный ковер, а скорее, разукрашенная красками большая тряпка, на которой было изображено морское чудище, пожирающее корабль. Он разглядывал этот шедевр живописи, пока не услышал свисток боцманской дудки, за которым последовал топот обутых в башмаки ног. Где-то внутри заскрежетал рулевой механизм. Томас прикрыл дверь каюты и выбрался на палубу.

Судно стояло на свободной воде. Швартовые были убраны, паруса поставлены. Их широкие полотнища бились на ветру, наполнялись им. Матросы натягивали шкоты, крепили фалы. «Каролина», заворачивая к ветру, постепенно набирала ход. Порт, а за ним город отступали назад, уменьшались в размерах.

Томас прошел на бак, полюбовался, как форштевень разбивает волну. Брызги летели вверх и достигали палубы. Остро пахло морем. На губах ощущался соленый вкус, над головой хлопали кливера.

Боцман, задрав голову, смотрел на них и кричал:

– Налягай сильней!

Два матроса изо всех сил «налягали» на шкот, но его заело в блоке и кливера не устанавливались.

Боцман выругался вполголоса и, разогнав матросов, стал грубыми пальцами высвобождать заклинивший фал.