Улитинские сокровища

– Мы приглашаем вас, а также рассчитываем на материальную поддержку форума. Тысяч пять, или можно – продуктами, напитками на эту же сумму.

«Ага, щас!» – думал про себя Улитин и отсылал на торжество тысячу рублей. Впрочем, те же вымогательства терпели и другие хозяева торговых и иных заведений сферы обслуживания, равно, как и владельцы пилорам; с бюджетников, понятное дело, взять было нечего, а никакого иного производства, кроме древесного, в Славногорске не имелось. Зато уж этого к последнему времени стало куда как много: все, кто мог легально заготавливать лес, торопились снести его к чертовой матери, пока еще было, что сносить. И этот вид промышленности процветал и создавал Славногорску некий статус города с достаточно развитой производственной структурой. Но если сюда с полным основанием входили хлебопекарные предприятия, то занятия с древесиной, строго говоря, производством назвать было нельзя, особенно, когда почти прекратилось лесовосстановление. Древесину производила, как и естественные травы и кустарники, земля, лесопромышленники только вырубали сосну и лиственницу, брезгуя лиственными породами. Нередко в таком виде, только обрубив сучья и распилив на бревна определенной длины, «произведенную» древесину и продавали. Несколько извиняло нескромный термин изготовление из бревен пиломатериалов, и то не потому, что заготовители радели о рациональном использовании дерева, но оттого лишь, что распиленное можно было продать намного дороже.

– Ну что же мы на продажу-то круглый лес все гоним? – сокрушались на районных совещаниях мэр и иные ответственные лица. – Нужна же переработка! – И, подумав, добавляли: сердце болит!

Но лесозаготовителям и без особой переработки в целом жилось неплохо, особенно, если покупатель платил тут же. К чести Петра Ильича Улитина надо сказать, что он с самого начала организовал на своей пилораме переработку. Иначе получилось бы некрасиво: как депутат думы, он неоднократно принимал участие в проверках лесозаготовительных организаций на предмет законности заготовки и глубины переработки многострадальной славногорской древесины, которая в отдельных лесных кварталах измельчала до категории жердевика. Стоит сказать, что несмотря на лишения и невзгоды, которые испытывали полулегальные и вовсе нелегальные лесопереработчики в результате таких проверок, платя штрафы и терпя всяческие другие убытки, площадь лесов неуклонно сокращалась. Запуганы были в первую очередь наемные работники, гастарбайтеры из ближнего и дальнего зарубежья, которые тем не менее до последнего держались за найденное злачное место, хотя барыш их был невелик. Как-то во время такой проверки один из них кинулся бежать. Понятное дело, в составе комиссии были и полицейские и, застоявшиеся, они незамедлительно бросились в погоню. Конечно, истомленный десятичасовым рабочим днем беглец не мог состязаться со свежими стражами порядка и скоро татя повязали, предварительно до смерти напугав криками: «Стой!» и «Стоять!». Но благодарностей свыше никто не дождался: документы у задержанного оказались в полном порядке.

– А чего убегал?

Он лишь пожал плечами. То есть народ все какой-то неудачный, еще более никчемный, чем свой собственный. Но корячился на пилорамах, создавая материальные блага для их хозяев. И то ладно.

Никто не помышлял создавать фермы или распахивать залежавшуюся землю. Так или иначе, и Петр Ильич счастливо избежал полномасштабного втягивания в сельскохозяйственное производство, за что не раз мысленно благодарил заслуженных колхозных бригадиров, отказавших ему в выделении земли. И пока что все складывалось более или менее благополучно. К тому довеском явилось вдруг из прошлого века многообещающее письмо.

Но что же означает этот улей, под глазом у которого запрятано сокровище? Думай, Петя, думай.

***

Ольга Кузьминична Полозкова, урожденная Улитина, была внучкой Кузьмы Францевича, самой младшей, которую он даже и не увидел. Ее отец, сын Кузьмы Францевича, также наречен был Кузьмою. Родилась она вдалеке от мест, где прожило много поколений Улитиных – семейство Кузьмы Францевича было выслано, хотя, казалось бы, дальше тех мест, где они жили, высылать было особенно некуда. Ан, нашли. Почем фунт лиха, все младшие Улитины усвоили вполне. Это не помешало Полозковой прожить 80 лет в здравом уме и при полной памяти. Супруг ее Полозков, всю жизнь строивший деревянные дома а к старости, утомившись ворочать лиственничные и сосновые бревна, занявшийся исключительно столярными работами, был на три года младше, но покинул ее в марте этого года. Собрались родственники, приехал из Германии сын, который звал ее теперь к себе – в неметчине была у него семья и хорошая работа. Но она отказалась и он пока не настаивал: среди родни хорошо был известен нрав Ольги Кузьминичны: если она сказала «нет», значит – нет. С годами ее характер нисколько не помягчел. Но не только сыновнее внимание привлекла в этот момент. Ольга Кузьминична. Малое время спустя после скорбного события к ней заглянул в гости внучатый племянник Евгений, которого она едва помнила ввиду чрезвычайной немногочисленности встреч.

– Бабушка, ты сегодня хорошо выглядишь! – с небывалой радостью сообщил он. – Просто замечательно!. А что, наведывается соцслужба? Принимает участие?

– Наведывается, принимает, – отвечала сбитая поначалу с толку бурным проявлением родственных чувств Ольга Кузьминична.

– И как, отдельные недостатки-то все равно ведь есть? – полюбопытствовал дальше гость.

– Есть, есть и отдельные недостатки – призналась Ольга Кузьминична, легко и привычно переходя на канцелярский сленг – недаром же много лет она проработала главным бухгалтером текстильной фабрики.– Но у кого их нет?

– Тут, я вижу, некоторый ремонт требуется, хотя и мелкий – оценивающе осматривая трехкомнатную квартиру заслуженного бухгалтера, промолвил внучатый племянник, меж тем, как хозяйка комнат угощала его чаем с печеньем.

– Как семья-то, как дети? – в свою очередь поинтересовалась Ольга Кузьминична.

– Да все нормально, нормально. Учатся, женятся. Им что – родители имеются – никаких проблем. А вот с жилплощадью трудновато – доверительно сообщил внучатый племянник. Может, мой младший с женой поживет у вас? Площадь у вас очень позволяет. А мы бы тем временем ремонт какой-никакой сделали, то да се. Опять же и пригляд вам постоянный.

Уж на что искушенной была в разных хитростях главный бухгалтер текстильной фабрики, однако и она не сразу раскусила истоки родственной заботы гостя. Надо же!

– Смешно дураку, что рот на боку, – глядя в пространство, негромко заметила Ольга Кузьминична и рассеянно погладила заварник, стоявший рядом на столе.

– А? – поразился гость. – Что вы сказали?

– В глубокой теснине Дарьяла. – меланхолично отвечала Ольга Кузьминична и, взяв заварник себе на левую руку, правой начала легонько похлопывать его по фарфоровому боку. – Где роется Терек во мгле…

– Э-э. Да, да, хорошие стихи – нашелся гость и лицемерно улыбнулся самой сердечной улыбкой, на которую был способен.

– О чем это ты? – подозрительно спросила Ольга Кузьминична, с недоумением посмотрев на заварник в своих руках и сердито толкнув его на край стола.

– Э-э. К слову пришлось, извиняющимся тоном произнес внучатый племянник.

– Да. Вот я и говорю – квартира завещана сыну моего супруга от первой жены, но как ни зову его с семьей пожить у меня, что-то они никак не соглашаются. Что поделаешь – нынче все хотят самостоятельности. Да ты пей чай – в кои-то веки в гости зашел. Водочки, жалко, нету – не держу. Веспасиан.

– А, да, да. Спасибо, очень хороший чай – заверил родственник. – Ну так я пойду. Загляну еще как-нибудь в следующий раз.

– Заглядывай, заглядывай, как же! Чай и правда у меня хороший.

Ольга Кузьминична в молодости достаточно много играла в любительском театре и сыграть роль для нее и сейчас не составляло труда.

Довольно скоро после этого ее навестила внучатая племянница – теперь уже из большого села Борового. Ей необходимо было пристроить на период семестров дочь Виолетту, которая поступила в институт и сына Вадима, который был на год старше сестры и также должен был учиться на первом курсе, другого института. Там в прошлом году он взял академический отпуск, необходимый ему, дабы отдохнуть и собраться с мыслями. Нечего и говорить, что разнополым детям Нонны Романовны – так звали внучатую племянницу, – требовались отдельные комнаты. Гостья выразила готовность, если это необходимо, тут же предъявить Ольге Кузьминичне будущих квартирантов – «они вон внизу на лавочке». Излишне также говорить, что Нонна Романовна весьма надеялась, что это счастливое совместное проживание не ограничится только лишь временем обучения ее детей на первом курсе. Относительно перспектив более отдаленного времени хозяйка была вынуждена разочаровать родственницу, сообщив, что квартира завещана. Нонна Романовна смутилась лишь на мгновение, но тут же высказала идею, что завещание можно ведь и переписать, да и о слишком дальних планах речи не идет – пока бы детям обустроиться у Ольги Кузьминичны на весь период обучения в институтах и на первые поры после окончания таковых, пока они, дети, обретут надежную работу и крепко встанут на ноги. Ну и, разумеется, всемерно будут помогать престарелой родственнице вести хозяйство. Этому последнему предложению Ольга Кузьминична несказанно обрадовалась.

– О, очень кстати! – воскликнула старушка. – Я, видите ли, нуждаюсь в постоянном уходе. К сожалению, все, кого я нанимала – избалованные особи, которые считают для себя зазорным искупать старика, постирать ему белье – да мало ли что. За полгода сменилось четыре человека – уборщица местного рынка, две студентки и один аспирант. Так что на вас я особенно рассчитываю – все-таки родственники. Не бросят! Потерпят годков десять, а больше я вряд ли протяну. По мере течения этой речи Ольга Кузьминична все повышала от волнения голос, так что через открытое окно все это было прекрасно слышно внизу на скамейке. В продолжение всей речи глаза у потенциальных квартирантов делались все более круглыми, при этом молодой человек побледнел, а юная дама покраснела.

– Ни фига себе! – в приливе законного негодования воскликнула девушка.

– Да пошла она … – в тон ей отозвался брат и через минуту Нонна Романовна боковым зрением заметила, что детей на скамейке уже нет.

– А где же ребята? – спросила хозяйка, уловившая этот боковой взгляд.

– И в самом деле, где же они? Вот непоседы – должно быть, пошли мороженое покупать. За ними глаз да глаз. Но мы ведь ненадолго прощаемся? – и с этой попыткой сделать хорошую мину при плохой игре, родственница из Борового поспешила за своими непоседливыми детьми.

Нечего и говорить, что когда к Ольге Кузьминичне прибыл с визитом Петр Ильич, прием оказался более чем неласковым. В предобеденный час в дверь к ней постучали. Глянув в глазок, Полозкова увидела крупного представительного мужчину средних лет. Обличье его показалось ей несколько знакомым но только и всего. Открывать она не спешила. Он постучал еще раз. Сверху по лестнице кто-то спускался. Ольга Кузьминична узнала голоса соседок с третьего этажа.

– Она плоховато слышит – говорила самая словоохотливая соседка. А так-то должна быть дома. А вы из какой организации?

– Нет, я племянник, внучатый. Попроведать.

– Так лучше под окном кликнуть: окно открытое – солнечная сторона, жара несусветная.

Жара и впрямь была среднеазиатская: размяк асфальт, одуревшие воробьи, как свиньи, валялись в редких сохранившихся от дождей лужах. Два молодых человека в тени дома пили пиво.

Окно и в самом деле оказалось открытым и как только раздалось: «Ольга Кузьминична!» из него выплеснут был целый таз холодной воды и прямо на Петра Ильича, который замешкался и не успел отскочить.

– Ну вот, что я говорила – удовлетворенно заметила говорливая соседка – Ольга Кузьминична-таки дома!

– Это я, ваш внучатый племянник Петр, сын Ильи! – заорал Улитин, не привыкший к такому обхождению, стряхивая с одежды брызги.

– Квартира уже завещана и пересмотра не будет! – гневно заявила его почтенная родственница, высовываясь из окна.

– При чем тут квартира? – удивился сын Ильи. – Я вообще хотел про прадеда, вашего деда, узнать – Кузьму Францевича. Квартирами я не интересуюсь.

Соседки с живым интересом наблюдали эту родственную разборку и решив, что с них довольно, Ольга Кузьминична пригласила, наконец, гостя домой.

– С чего вдруг у тебя взялся интерес к Кузьме Францевичу? – строго спросила она, наливая чай ему и себе.

Петр Ильич извлек из портфеля две изукрашенные жестяные банки – с чаем и кофе, взятые, чтобы не ошибиться в предпочтениях бабки и выставил на стол.

– Интерес – то был давно, да времена были неподходящие. Сейчас и белых, и красных уравняли, можно говорить и писать о любом человеке. Кузьма Францевич заслуживает того, чтобы о нем побольше знали.

– Маленькая была, когда нас выслали со своего места. Больше знаю о нем по рассказам матери – и Ольга Кузьминична начала вспоминать то немногое, что еще не забылось за многие десятки лет. Улитин-потомок слушал, не перебивая и прихлебывал чай. И лишь спустя время выбрал момент спросить: а еще вроде ваш дед был пчеловодом?

– Пчеловодом? – рассказчица задумалась.