Чудом умудрившись не вляпаться в мою кучу, он опустился на бурку.
– Залезай, – скомандовал я.
– Чего? – ошалело спросил парень. Левое ухо у него наливалось красным.
«Оглох, что ли? Или не отошел еще от схватки?»
– Под бурку, она темная, и нас не видно, – объяснил я. – Спрячемся…
– Спрячемся… – с пониманием повторил Барат, отодвигаясь и залезая под бурку.
– Кто они? Их много? – спросил я.
– Тихо! – приподнял руку с раскрытой ладонью Барат. – Лежим и слушаем!
«Что? Снова лежать и слушать?..»
Прятались мы недолго. Мою разыгравшуюся фантазию о кровавой сече на поляне прервал бегущий человек. Он мчался, не скрываясь, сучья летели из-под ног во все стороны. С перепуга он несся вперед, не разбирая дороги. Возможности разглядеть, кто это – свой или чужой, не было ни малейшей. Через пару мгновений узнаем, оббежит этот лось наше убежище или ломанется насквозь. И что-то мне подсказывало, что скорее последнее.
«И даже нож не оставил», – уже без всякой паники с сожалением подумал я, взглянув на Барата. Тот подобрался. Кончик кинжала, который он держал перед собой над землей, слегка подрагивал.
Бегущий приблизился. Традиционная овечья безрукавка. Шаровары, заправленные в мягкие сапоги. Широкая лента на лбу, удерживающая длинные волосы. И небольшой топорик на длинной рукояти в правой руке, который он держал на излете, как дубину. Вот он вломился в подлесок, взметнулась бурка, навстречу кинулся Барат. Короткий укол кинжалом, отскок назад и влево. Бежавший по инерции сделал еще пару шагов и, даже не успев вскинуть руки, рухнул на землю, заливая ее кровью. Гортань вскрыта. Подергавшись и посучив ногами, он затих. Откинутый смертельными конвульсиями топор валялся в шаге от моей головы.
Барат опустился рядом с поверженным и, глядя то на меня, то на труп, тоскливо произнес:
– И этого – насмерть. Опять не живьем… Ну что поделать? Ведь сам учил … В шею, чтоб наверняка. – Потом, видимо о чем-то вспомнив, он отодвинул меня подальше от расплывающейся лужи крови, вновь примостив на бурку. Мы сели лицом к тому месту, откуда выбежал бедолага.
– Ты как, Оли? – спросил меня Барат. – Живой?
Думал он о чем-то своем. Глаза охранника обшаривали местность.
– Живой, – пискляво ответил я. – Дя-я-ядька-а-а Оста-а-ах мне даже но-о-ожа не оста-а-ави-и-ил!..
Ну что ты будешь делать! Опять разревелся, сопли распустил. Хотя чего уж там, страшно было не на шутку.
– Тихо! – цыкнул Барат.
«Да что они заладили все – тихо да тихо! Я маленький, и мне страшно, мать вашу за ногу!»
Барат сам испугался своей резкости. Нос у него не дорос – кричать на наследника.
– Держи, – горец протянул свой кинжал, протерев клинок о безрукавку убитого и взяв себе его топор.
– Это мне?.. – ошарашенно спросил я. Плач как рукой сняло.
– Тебе, Олтер, – серьезно кивнул Барат. – Тебе нужен нож? Возьми мой, это честь для меня.
– Спасибо, – не стал отнекиваться я. Кинжал для меня был явно большим и слишком громоздким, но отказаться выше моих мальчишеских сил. – Спасибо, Барат!
– Что уж там, – улыбнулся он. И добавил: – По-моему, все кончилось.
Он еще раз прислушался, и мы услышали победный крик. «Дорчариан! Дорчариан!» – орали несколько глоток.
– Ты спрашивал, кто они? – спросил Барат. – Не знаю, как другие, а этот, – нагнулся над убитым и сорвал с его головы цветную вышитую налобную повязку, – гворча. Предатель, – сплюнул на землю парень.
«Гворча», «предатели» и «изменники» в памяти Олтера становились в один ряд. Мальчик знал с самого раннего детства, что гворча – злые и опасные люди, которых стоит опасаться. Когда взрослые при них с братом изредка произносили «гворча», то всегда так же сплевывали на землю. Как будто осквернили уста этим словом и, сплюнув, очищались от заразы. Однако конкретных деталей в моей новой памяти относительно предательства гворча не хранилось.
Мы услышали переливчатый свист. На том месте, где Барат убил лучника, стоял кто-то, призывно взмахивая рукой. По-моему, это Остах. Также к нам бежал парень, который спал у двери шатра. Подол его безрукавки заляпан кровью. Подбежав, он глянул на меня, повернулся и заорал:
– Хорошо! Живой!
«Чего уж хорошего. Сходил покакать, блин…»
– Ты как, брат? – спросил подбежавший.
– Ни царапины, – довольно ответил тот. – А ты? – горец кивнул на испачканную кровью безрукавку.
– Пустое, – махнул рукой Йолташ. – Прижали крепко. Учитель помог со спины. Вдвоем мы их взяли.
– Живьем?
– Какое там…
Показалось или Барат победно на меня посмотрел?
– Недобиток ничего сказать не успел: похаркал кровью и кончился.
– Учитель злится? – спросил Барат.
Йолташ пожал плечами. Он вообще был парень немногословный:
– Рычит, но так… Для порядку…
– Йолташ!!! – прервал беседу далекий вопль.
Пригнув головы, парни тут же подхватили меня и побежали к поляне.
«Вот и информация подоспела. Йолташ и Барат – братья, а Остах, значится, их учитель. Ножевого боя, как я полагаю».
Насколько мастерски Остах владел своим страшным тесаком, который предпочитал мечу или топору, Олтер не знал. Но ножевому бою близнецов учил именно дядька, из чего следовало, что и братьев Барата с Йолташем он учит тому же.
– Жив? – коротко спросил Остах, вперив требовательный взгляд.
– Да.
– А это что? – недоуменно спросил дядька, увидев кинжал.
– Барат подарил. Мне одному страшно без ножа. А он подарил, – сбивчиво начал объяснять я.