Приключения отставного опера Мигреня и его друга Сверла

Коля, сидевший на переднем пассажирском сиденье, выпихнул азиата из автомобиля, велел сесть назад, к Сверлицину. Тот в ужасе выполнил приказ. Теперь уже Славе зачем-то протянул мобильник. Видимо, гастарбайтер всё же решил, что его грабят и хотят забрать самое для него ценное.

Резко вывернув руль, нажав до отказа педаль газа, Мигрень выскочил на встречные трамвайные пути и погнал по ним за стремительно удаляющимся Хёндаем.

Но от «аллозавра» так просто не уйдешь. За мостом, на перекрестке он догнал банщика и плотно сел ему на хвост. Велел Славе позвонить «Пилюле», что бы тот отправил группу на квартиру Коноплянского. Подполковник ответил в своем духе:

–Без вас, дилетантов догадался. Мешаетесь только под ногами. Коля, без оперов к Долянскому не приближайся. Понял?

–Понял он, товарищ подполковник, – ответил за шефа журналист. – Не отвлекайте его.

«Пилюля» обозвал Славу «желторотым борзописцем» и отключился.

На набережной, Мигрень резко ушел влево, во дворы, отпустив Долянского.

–Что вы делаете, Николай Карлович!– воскликнул Слава.– Упустим.

–Нет, тебе обязательно нужно пересмотреть фильм про Жеглова. Я тут каждый поворот знаю, не сверли мозг, Сверло. До дома Коноплянского уже недалеко, он, несомненно, едет туда.

Через несколько минут были на месте, опередив банщика максимум на 7-8 минут.

Мигрень открыл дверь директора агентства ключом, чем крайне удивил напарника. Слава не заметил, как Коля умыкнул ключи со столика, когда опера обыскивали Коноплянского.

–Ложись в кровать, – приказал другу Коля, – накройся с головой одеялом.

Сам он спрятался в бельевом шкафу напротив.

Задумка Мигреня Славе не понравилась, он понимал для чего это нужно, но спорить времени не было, он, не снимая ботинок, прыгнул на широкую двуспальную кровать.

Через некоторое время входная дверь слегка скрипнула.

–Эй, Илья, ты дома? – Банщик передвигался по квартире на цыпочках, стараясь не шуметь. Непонятно зачем, если он уже окликнул директора. – Ты где? Я сделал все, как мы договорились, наша мучительница с архангелами чай пьет. Мы свободны! Понимаешь, свободны от этой стервы! Где ты?

–В спальне, не видишь что ли, сплю,– ответил Слава.

Коля про себя выругался – ну кто Сверла за язык тянул? По его задумке, банщик должен был сам обнаружить Коноплянского в постели. А потом.…Потом, главное, вовремя выскочить и не дать банщику выстрелить.

–Мне как реализатору плана, ты обещал денежку. Где ты их тут спрятал?

–В шкафу у окна, на нижней полке, – вновь ответил измененным через ладонь голосом Слава.

–Вставай, достань. Времени нет. Менты мне на хвост сели. Того и гляди, догадаются сюда нагрянуть.

–Сам достань.

– В шкафу, говоришь? Ладно.

Банщик открыл дверцы шкафа и обомлел: на него глядела зверская физиономия Мигреня с выпученными глазами. Коля специально, для пущего эффекта, добавил «краски» своему лицу.

Однако Долянский не растерялся, недаром бывший спортсмен. Он ударил рукояткой пистолета Колю в лоб, да так крепко, что у того стразу струей потекла кровь из перебитого сосуда, а сам он потерял сознание. Отскочив в сторону, несколько раз выстрелил в Коноплянского «спавшего» на кровати в смежной комнате. Из одеяла полетели клочки искусственной ваты.

Сбивая стулья, напольные вазы с цветами, Долянский бросился к выходу, но на пороге его встретил Пилюгин, погрозивший ему пальцем:

–Нельзя уходить, не попрощавшись с хозяином.

За спиной подполковника, среди оперов, угрюмо стоял Илья Ильич Коноплянский.

Коле, быстро пришедшему в себя, перебинтовали голову.

–Я же тебе велел, Мигрень, не приближаться к Долянскому. Мне еще одного трупа, вернее, двух не хватало.

–Что со Славой?– спросил Коля. – В него банщик стрелял.

–Ну, да, так бы я и лег в кровать, на убой. – Слава вышел из ванной, где умывался. Чужие «феромоны» в спальне, как ему казалось, пропитали его насквозь, а этого Сверлицин терпеть не мог. Он даже с девушками встречался только у себя дома. – Сгреб одеяло, накинул покрывало – вроде как человек спит, а сам под кровать спрятался.

–Пули могли тебя и там достать, – вздохнул Коля. – Моя вина, не думал, что банщик окажется таким шустрым и треснет меня по голове.

–Да, Мигрень, твоя вина, – сказал Пилюгин.– Подставил ты своего напарника. Ты рассчитывал, что преступник при виде твоей физиономии аллозавра от страха упадет в обморок, – сказал Пилюгин.– Я бы упал, ха-ха.

–У вас еще все впереди, – ответил за шефа Слава.– Николай Карлович сделал всё правильно. Вы-то, товарищ подполковник, не догадались где искать Долянского. А он по одному дубовому листу сообразил.

Пилюгин помотал головой:

–Надо же, славную ты себе копию, Мигрень, слепил.

–Я не копия, товарищ подполковник, – ответил Сверлицин.– Я индивидуальность. Как и все. А вам бы следовало следить за своим языком.

От подобного неожиданного напора, Пилюгин остолбенел, но дискуссию решил не продолжать. С журналистом, хоть и желторотым, лучше не бодаться, себе дороже.

В квартиру вошли врачи, вызванные подполковником для Мигреня. Они констатировали сотрясение мозга, предложили госпитализацию. Коля, разумеется, отказывался, но Пилюгин настоял:

–Хоть ты и надоел мне, как горькая редька, Мигрень, но от тебя все же иногда бывает польза правоохранительным органам.

Слава не стал говорить, что польза от Коли есть именно подполковнику.

Колю отвезли в госпиталь МВД, где сделали томографию, не выявившую ничего серьезного. Тем не менее, ему предложили отлежаться в клинике под наблюдением врачей несколько дней.

На следующее утро, как и ожидал Коля, к нему пришел подполковник Пилюгин. Он принес яблок, минеральной воды, шоколадку. Не успел он войти в палату, как появился Сверлицин.

Подполковник поморщился, потом произнес:

–Ну, тем лучше. Вместе вы кашу заварили, вместе и расхлебывайте.

– А нечего расхлебывать, господин подполковник, – ответил Коля. – Все предельно ясно.

–Да? Тебе всегда, Мигрень все ясно!– вспылил Пилюгин, но вспомнив, что в госпитале, сменил тон. – А мне вот ничего до конца не ясно. Эти двое пока у меня, но сегодня их заберет Следком, мне нужно четко знать картину, чтобы не…

–Чтобы не выглядеть дураком, – подсказал Коля.– Ты же знаешь, Пилюля, что я люблю тебя как родного и не дам упасть лицом в грязь.

Пилюгина передернуло от того, что Мигрень при журналисте назвал его «Пилюлей», но сдержал себя, сделал вид, что внимательно слушает Колю.