Петр поднимается с кровати и направляется к столу, Александр Михайлович передает ему образец соглашения.
– Вот познакомьтесь и подпишитесь. Если какое-то выражение вам не понравится, то мы постараемся внести изменения. Да, и напишите в какой валюте вы бы хотели получать свои премиальные: в рублях, в долларах или франках. Конечно, я бы советовал вам получать деньги в долларах, ибо сейчас это самая надежная валюта и их принимают во всех странах Европы.
Петр делал вид, что изучает документ, а на самом деле думал, как бы ему попробовать сбежать отсюда. С этим старикашкой он может легко справиться. Он посмотрел на стол, где стояла увесистая чернильница, не менее увесистый прибор для промокания чернила. Можно подозвать его к столу, как будто для того, чтобы разъяснил какое-то положение соглашения, а потом нанести удар по голове. Правда, неизвестно, есть ли какая-то охрана снаружи или можно будет выйти в окно. Только неизвестно на каком этаже находятся они. Вдруг Власенко заметил одну фотографию на столе, это был групповой снимок, сделанный еще до революции – на нем были изображены взрослые мужчины и женщина, а рядом с ними девушка и юноша. Где-то он встреча такую фотографию.
– Что это у вас за фотография? – спросил Петр у Александра Михайловича.
– Зачем вам это знать? – удивился тот.
– Понимаете, похожую фотографию я встречал в одном месте, в комнате одной пожилой женщины.
– Какой женщины? – глаза у отставного военного загорелись.
– У моей соседки по коммунальной квартире Анны Михайловны.
– А как её фамилия? – в сильном возбуждении спросил мужчина, он подошел к столу.
– Косинская Анна Михайловна, – Власенко был сильно удивлен такой резкой реакции мужчины, можно сказать, что она его напугала.
– Что вы с ней сделали? – он приблизил свое лицо прямо к лицу парня, чтобы смотреть прямо в глаза.
– Ничего я с ней не делал, просто вечерами мы с ней пили чай и говорили, собственно говоря, говорила она – рассказывала о своей жизни.
– Вы её допрашивали?
– Нет. Мы с ней просто общались.
– Но этого не может быть?
– Почему этого не может быть?
– Потому что, по моим сведениям, Косинскую Анну Михайловну сослали в Сибирь, где она погибла.
– Во-первых, её сослали на Колыму на десять лет, а во-вторых она жива, как я говорил, мы жили с ней по-соседски, в коммунальной квартире. Между прочим, она говорила, что раннее она здесь жила со своими родителями и братом Сашей. Правда, они тогда занимали весь этаж, а сейчас только одну комнату имеет.
– Этот дом находится на улице Тверской?
– Этот дом находится на улице Горького.
– Это сейчас эта улица называется улицей Горького, а раньше она называлась Тверская.
– Возможно, я не вникал в историю улицу.
– Но этого не может быть, – Александр был очень возбужден.
– Почему?
– Потому, что Анна Михайловна Косинская моя родная сестра.
– Такого не может быть, – теперь пришло время удивляться Власенко, – так вы и есть её брат Александр.
– Вот именно. Я просто потрясен. Я считал, что её уже давно нет на свете, а вы такое говорите. Вы не обманываете меня?
– Какой смысл мне вас обманывать?
– Хотите сыграть на моих чувствах, чтобы я отпустил вас, потому и придумали эту историю.
– Но откуда я бы знал, что Анна Михайловна, когда-то жила в доме на улице Тверской? Что у неё есть брат Александр, который когда-то спас её от расстрела в деникинской контрразведке.
– Вы и это знаете?
– Конечно. Я ж говорю, что она мне подробно рассказывала всю свою жизнь.
– Почему это она рассказывала о своей жизни совсем незнакомому человеку.
– Я думаю потому, что она была очень одинокая, а ей очень хотелось рассказать о своей жизни, очень тяжелой жизни.
– Я не понимаю, почему мою сестру посадили в тюрьму на десять лет? Почему она заслужила такое наказание от власти, за которую она боролась всю свою жизнь? – Александр Михайлович выразил свое искреннее непонимание.
– Я тоже ничего не понимаю, я родился в другое время и знаю о тех временах только понаслышке.
– Но расскажите, как живет сейчас, моя сестра?
– Я бы не сказал, что она живет хорошо, но она сейчас довольна своей жизнью. У неё есть комната, ей назначили пенсию ветерана революции, восстановили в партии. Она встречается с молодежью, студентами, учениками школ, на которых рассказывает о войне и гражданской войне.
– А о своем заключении в тюрьму она не рассказывает? – с иронией заметил Косинский.
– Нет. Об этом времени она никому не рассказывает, – ответил Власенко, -к тому же у неё, как мне кажется, нет никакой обиды на Советскую власть.
– Святая натура. Она всегда такая была. Помню, как она, будучи маленькой просила извинения у нашей служанки за то, что наша мама её выругала за какую-то неловкость. Молодой человек, вы впервые вызвали у меня сожаление о том, что я не могу возвратиться в Россию.
– Почему вы не можете поехать, ведь столько времени прошло.
– Только я пересеку границу СССР меня КГБ арестует, ведь я не святой и много сделал плохих дел против существующего строя. Спец службы хорошо меня знают, я сжег за собой все мосты.
– А, если бы сестра ваша приехала бы к вам? Как вы к этому бы отнеслись?
– Как бы я отнеся к этому делу? Вы еще спрашиваете? Я был бы безумно рад? Но неужели это возможно, – с изумлением и удивлением сказал бывший офицер Белой гвардии.
– Я не могу вас на сто процентов гарантировать такой приезд вашей сестры во Францию, но процентов на пятьдесят я могу попробовать помочь вам в этом.
– Неужели вы сможете посодействовать поездке моей сестры сюда?
– Да, у меня есть возможность помочь вам в этом, – как утопающий хватается за соломинку, так Петр пытался убедить Косинского, что его надо освободить из этого заточения, хотя говорил намеками, не называя имен и деталей дела. Он чувствовал, что заинтересовал Александра Михайловича в том, чтобы спасти его.
– Вы не обманываете меня?
– Я даю свое слово, и оно покрепче, чем ваше офицерское слово, – последние слова сильно задели самолюбие Косинского, но сейчас тому было не до мелких разборок.