Быть человеком. Часть 2. Петля Нестерова

На левой стороне груди Вовка с гордостью носил значок в виде пятиконечной звездочки, в центре которой был размещён портрет маленького Володи Ульянова. Он очень трепетно относился к этому символу принадлежности его к юным ленинцам – октябрятам.

Но по-доброму завидовал он старшим братьям своим, которые уже были пионерами и мечтал о том дне, когда и ему повяжут алый пионерский галстук. И сможет он так же стоять на пионерской линейке и отдавать салют, и маршировать в едином строю под звуки горна и бой барабана. И во всём походить на Мальчиша Кибальчиша, любимого героя из одноимённой сказки Аркадия Гайдара. Быть таким же смелым и самоотверженным, без колебаний отдавшим свою жизнь за светлое будущее народа, так и не выдав проклятым буржуинам, даже под пытками, главную военную тайну. Идут пионеры, – Салют Мальчишу! Летят самолёты, – Привет Кибальчишу!

Командир ракетной дивизии полковник Буцевицкий был фигурой весьма колоритной. За глаза подчинённые называли его просто Буцем, но он был для них образцом для подражания и подлинным эталоном служения своему делу. Этаким отцом-командиром. Он со своим семейством проживал в соседнем от Нащокиных доме. Его сын Владимир, которого прозывали уменьшительно Буциком, учился в одном классе с Витькой. Он был таким же представителем уличной братии, как все его сверстники и друзья. Так же, как и другие стрелял из рогатки по бутылкам и лампочкам, принимал участие в уличных потасовках и разборках и мало чем отличался от прочих пацанов. Дома же был примерным сыном. Хорошо учился, вовремя делал домашние задания, лепил из пластилина солдатиков различных родов войск и эпох. Воспроизводил на листах фанеры целые исторические баталии, коллекционировал марки и монеты.

Братья Нащокины часто бывали у них дома и наблюдали Буца-старшего в домашней обстановке. В спортивных шароварах и майке, с выпирающим из-под неё огромным, в полном смысле этого слова, животом. Он шлёпал в домашних тапочках по всей квартире и рёбрами ладоней энергично стучал по нему, пытаясь укрепить пресс. Также у него ещё со времён войны была вставная челюсть, благодаря чему он говорил, немного пришепётывая и чуть заметно присвистывая в шипящих окончаниях. Как бывший фронтовик он очень гордился наградами и званиями соединения, которым командовал. И воспитывал такие же чувства у своих подчинённых. На общих разводах дивизии, носившей название Берлинской, которые проходили регулярно по понедельникам, он зычным голосом по высшему разряду приветствовал своих подчинённых:

– Ждравштвуйтсе, товарищси гварде-ейчтсы! – если ответ звучал недостаточно убедительно, он повторял ещё раз.

– Ждравштвуйтсе, товарищси берли-инчтсы! – если ответ снова его не устраивал, он выкрикивал новое приветствие.

– Ждравштвуйтсе, товаришси зашра-а-анчтсы-ы! – после этого уж точно звучал дружный, громоподобный ответ строя.

Нащокин служил в должности начальника контрразведки дивизии. Ему было присвоено звание майор. Целыми днями он пропадал на службе. Часто выезжал в командировки. Работы было невпроворот. Местные не очень-то жаловали военных. Россия для галичан всегда была врагом номер один. И все свои неудачи и беды они привычно перекладывали на москалей.

Простому солдату невозможно было в одиночку пойти в увольнение из-за риска быть битым или получить камнем по голове. Но и солдаты, в случае чего, подхватывались всей казармой и, настигая обидчиков, так яростно махались пряжками, что надолго отбивали охоту связываться с ними у самых безбашенных отморозков.

Националистические проявления во взаимоотношениях между взрослыми нет-нет да проскальзывали порой на бытовом уровне. Но более явно эта зараза проявлялась в подростковой среде. Взрослые, в силу жизненного опыта, старались всё же как-то обходить острые углы при общении. А у подростков это встречалось сплошь и рядом. Вовка, в силу возраста, до тех пор ничего не смыслящий в таких вопросах, вскоре ощутил это на собственной шкуре. Так, продавщица в магазине игнорировала его напрочь, если он обращался на русском языке. Конечно, если рядом не было свидетелей. Но стоило перейти на мову и она, как ни в чём не бывало, начинала его обслуживать.

Вскоре Вовка узнал, что он ещё и москаль. Как-то, подпитые и прокуренные бездельники-переростки взяли его в кольцо прямо в центре города.

– Ну шо, москалыку, гроши маешь? Позыч трохи, бо в нас нэ выстачае.

Вовка как раз направлялся за хлебом. Отец оставил денег и поручил сходить в магазин. Глядя на них снизу вверх, он стал объяснять, что так, мол, и так, и поделиться не получится. В ответ на это чей-то увесистый кулак высек сноп искр из его глаз. На некоторое время он был оглушён и обескуражен. Никто ещё и никогда не бил его по лицу. В нём одновременно вспыхнули и злость, и обида, и досада по поводу собственного бессилия.

– За что?!

Вовка с вызовом развернулся в сторону ударившего. И в тот же миг последовал удар ногой сзади и тут же кулаком поддых. Перехватило дыхание, не хватало воздуха. Двое подхватили его под руки и сильно дёрнули вверх, а третий залез к нему в карманы и вывернул их наружу.

– Вы что к малому пристали? – вмешалась проходившая мимо пожилая женщина, – Христа на вас нет! Вот милицию позову!

– А ну, стара?, геть звидсы, бо пошкодуеш! Тоби щось трэба? Зараз будэш маты! – зашипели на неё недоноски.

Но женщина была настроена очень решительно и отступать не собиралась. На шум стали реагировать и останавливаться прохожие. Невдалеке показался военный патруль. Оттолкнув одного из обидчиков, Вовка вышел из круга. Те тоже, не дожидаясь осложнений, двинули в другую сторону. Униженный и расстроенный Вовка вернулся домой ни с чем. Вечером Валерка, обнаружив под глазом у брата синяк, стал допытываться о случившемся. Вовка ответил вопросом на вопрос:

– А что значит москаль?

– Подрастёшь – узнаешь! – отмахнулся тот и переспросил, – Запомнил кого-нибудь? При случае, покажешь! Понял?

Для того, чтобы сосуществовать в этом социуме приходилось как-то приспосабливаться. Пацаны сбивались в стаи, чем могли вооружались. Помимо рогаток, которые были практически у всех, делали самопалы-дробовики различных конструкций, капсульные и мелкокалиберные пистолеты, патроны для которых достать не составляло особого труда. Что-то находили в лесу, в случайно уцелевших бандеровских схронах. Когда проводилась полномасштабная операция по очистке лесов от хозяйничавших там бандитов, то обнаруженные схроны предварительно забрасывались гранатами. Но малолетние следопыты вполне могли наткнуться и на уцелевшие землянки. И, конечно, они не упускали случая пошарить там в надежде найти какое-нибудь оружие. Это было небезопасно, так как внутри могли быть установлены растяжки. То, что удавалось найти, испытывали где-нибудь на пустырях. Но, разумеется, процесс этот был неуправляемым. Стреляли по воронам и по лампочкам на столбах. Чем результативнее была эта стрельба, тем темнее становилось на улицах в тёмное время суток. Порой, в результате неумелого обращения с оружием случались факты членовредительства. В ходу были кастеты, свинчатки, бамбуковые трубки, залитые свинцом. Всё это разнообразие изготавливалось самостоятельно, в домашних условиях. И применялось в частых стычках между подростковыми группировками. Дрались школа на школу, улица на улицу, городские с сельскими, местные с приезжими. Тем не менее, жизнь есть жизнь, а мальчишки оставались мальчишками. Где их только не носило. Они не чувствовали опасности и жаждали приключений.

Дома за каждым из братьев были закреплены обязанности, которые нужно было исполнять своевременно и неукоснительно. Валерка отвечал за мытьё посуды, что случалось не часто, так как питались, в основном, в столовых, а также за поддержание порядка в квартире. Это не значит, что он один должен был делать уборку. Всего лишь надо было следить за тем, чтобы необходимость уборки возникала как можно реже. Витька был ответственным за доставку воды, за которой ходил с вёдрами на колонку. Вовке же досталось выносить помойное ведро. Сливались помои в уборную. Ведро было тяжёлое и Вовка делал две, а то и три остановки, чтобы передохнуть по пути. Причём за день таких вёдер могло быть и два, и три. Зимой ещё приходилось им таскать дрова из подвала, уголь со двора, растапливать печи, чтобы дома было тепло. Картошку тоже доставали из подвала. Всё это отец закупал под зиму. Уголь и дрова ссыпали во дворе. Дрова ещё нужно было напилить, да наколоть. Вовке колоть не давали. Валерка с Витькой делали это сами, по очереди. А Вовка, то с одним, то с другим братом, распиливали предварительно полутораметровые брёвна на несколько чурбаков. По мере готовности, таскали дрова в подвал, а там уже складывали в поленницы. Попутно охотились на крыс, которых в подвале было в избытке.

Витька частенько проверял на Вовке силу своего психологического воздействия. Так во время пиления брёвен он, глядя пристально в глаза младшему брату, начинал произносить свои заклинания:

– У тебя ослабли руки, ты не можешь удержать пилу…

И, действительно, как по мановению волшебной палочки, руки начинали слабеть. И Вовка, не будучи в силах больше удерживать ручку пилы онемевшими пальцами, отпускал её. То же самое происходило, когда они вытряхивали пыль из половиков. Они становились друг против друга, крепко вцепившись руками за углы половика, и трясли его с такой силой, что при этом раздавались громкие хлопки. И тут, в какой-то момент, Витька произносил своё заклинание. Вовка, под воздействием внушения, резко отпускал свой край половика. И уже никакая сила не могла его заставить продолжить прерванный процесс. Ослабевшие руки безвольно опускались вниз и не подчинялись ему более.

Побег в никуда

1960 год

Время неминуемо близилось к Новому году. Нащокин, вдруг, объявил сыновьям, что уезжает в Киев и через пару дней вернётся с мамой. Едва отец успел уехать, как Валерка заявил братьям, что новая мать ему не нужна и жить дома он не собирается.

– Уйду куда глаза глядят, а вы оставайтесь.

– Я с тобой, – поддержал Витька.

– И я уйду, – со слезой в голосе, неожиданно для себя, выпалил Вовка.

– Ты-то куда собрался, мелкий? Сиди – не рыпайся! С тобой ещё нянчиться…

– Ну и пусть! Без вас обойдусь! Я сам… – обиделся Вовка.

Хотя он и представить не мог сразу, куда ему можно было бы уйти и как дальше жить одному. Меж тем два последующих дня он только об этом и думал. И таки додумался. Пространство под лестницей, с двухметровой высоты нисходящей из кухни во двор, было загорожено досками. Небольшая дверца позволяла попасть вовнутрь. Взрослому не пролезть, а ребёнку в самый раз. Прежние жильцы держали там курей. Вовка залез туда и всё обследовал. Место вполне сносное. Дощатый пол был укрыт сеном. Он навёл там какой-никакой порядок и притащил солдатское одеяло и подушку со своей кровати, а ещё офицерскую полевую сумку, с которой ходил в школу.

– Ну и пусть, – думал он с жалостью к самому себе. Увидят, что постель не застелена и поймут, что он ушёл из дома из-за них. И всю жизнь потом будут мучиться и раскаиваться.

Братья по очереди дежурили у окна, выглядывая, правда ли отец приедет не один. Когда из подъехавшего к дому служебного газика отец вывел незнакомую тётеньку, братья бросились врассыпную. До позднего вечера Вовка прогулял с друзьями в парке, а затем, под покровом темноты пробрался в своё убежище. Долго не мог уснуть, было страшно. Ночью немного подморозило. Он основательно продрог. Всякие сумбурные мысли лезли в голову. Почему его никто не ищет? А ну, как его больше не пустят домой и он вынужден будет скитаться неведомо где и с кем? А как школа? Да, по сути, вся жизнь кувырком. Разные фантазии, одна страшнее другой, крутились в его голове. Он воображал всякие апокалиптические картины, в которых болеет или умирает от холода и голода. Ну и пусть, потом сами будут жалеть, накручивал он себя. И ему так жалко стало себя самого, что слёзы обильно потекли из глаз, обжигая щёки. Лучше бы уж он остался в интернате. Через некоторое время, вволю наплакавшись, он успокоился. Мысли рассеялись и он засопел, изредка всхлипывая во сне. Ночью Вовка проснулся от страха и холода. Заснуть больше не получалось. Он лежал, плотно закутавшись в одеяло, и прислушивался к каждому шороху извне.

Возвращение блудного сына

1960 год

Кое-как Вовка высидел четыре урока. Никому из друзей не сказал он ни слова о своих проблемах. От голода мутило и сводило живот. Только по пути домой открылся лучшему своему дружку Зубе, которого на самом деле звали Серёгой. По существующей уличной традиции, позаимствованной у блатных и тех же бандеровцев, у каждого пацана обязательно была кличка. Чаще всего она приклеивалась к человеку, исходя из каких-то характерных особенностей, свойственных только ему или трансформировалась из фамилии.

Так Вовку поначалу прозвали Щок. Помните историю про основателей Киева? Потом Щ заменили на Ш, получился Шок. А со временем Шок преобразовался в Шток. У Зубы же два верхних резца торчали, как у кролика, из-за чего он постоянно держал рот полуоткрытым. Отсюда и прозвище. Так вот, Зуба, услышав от Штока, что он в бегах, пригласил его к себе домой. Жил он рядом, через три дома от Нащокиных. И отец у него работал председателем исполкома. Так обозначил его когда-то в разговоре сам Зуба. Но Вовка запомнил лишь то, что он председатель, а что исполкома вскоре забыл, так как не понял, что этот исполком означает. Поэтому, спустя некоторое время, он был в полной уверенности, что тот работает председателем колхоза. Про себя он даже недоумевал по этому поводу. Как он может работать председателем колхоза, находясь постоянно в городе?

Серёгина мама накормила их обедом, после чего они отправились делать уроки. Потом немного поиграли в пластилиновых солдатиков. Нужно отметить, что изготовление пластилиновых солдатиков и формирование из них целых армий, ведение настоящих боевых действий на куске фанеры было повальным увлечением мальчишек. Из алюминиевой проволоки ковалось оружие, доспехи. Из металлических трубочек делали пушки, которые заряжали серой, соскабливая её со спичечных головок. Для минирования, помимо той же серы, применяли и порох, который достать не составляло труда. Минировали и подрывали построенные на доске мосты, железнодорожное полотно, крепостные стены. Таких досок, как правило, было несколько. На каждой была своя история, другая армия и эпоха.

Иногда игроки приходили в гости к товарищу со своей доской и сражались друг с другом посредством своих пластилиновых армий. Использовали даже боевых майских жуков, запрягая их в колесницы. Жуков в мае месяце было невероятно много. Помимо широко распространённых коричневых жуков попадались и зелёные. Но наибольшей популярностью пользовались жуки рогачи. Их держали в спичечных коробках и даже чуть-чуть подкармливали мясом. От этого они становились более массивными и приобретали устрашающий вид. Победитель забирал у проигравшего его солдатиков себе. Как бы в плен. В дальнейшем бывший владелец мог их на что-нибудь выменять или обменять на других пленных, если они у него были. Но все знали, что самые обширные и невероятно красиво изготовленные военные баталии были у сына полковника Буцевицкого. Но он, к сожалению, никогда не проигрывал. Наигравшись, друзья пошли гулять на улицу.

Как стемнело, Вовка с сожалением направился в сторону своего дома. Ему очень не хотелось опять ночевать под лестницей. Тем более, что ночи уже были холодными, хотя снег ещё не выпал. Вовка решил заглянуть в освещённое окно, посмотреть, что там происходит внутри. Забравшись на выступ цоколя, он осторожно заглянул в окно и чуть не свалился от неожиданности. Братья, которые, как полагал он, тоже находились в бегах, сидели, как ни в чём ни бывало, за одним столом с той, из-за которой они, собственно, и решили уйти из дома. Они разговаривали с ней и чему-то весело смеялись, за обе щеки уписывая фрукты и сладости, которыми были наполнены вазы на столе. Вовка проглотил слюну и ощутил сильное чувство голода. Не в силах устоять перед таким соблазном, он решил капитулировать и явиться с повинной.

Против ожидания, встречен он был вполне доброжелательно, чему был несказанно рад и, не без удовольствия, подсел к братьям. Будущую мачеху звали Тамарой Анатольевной. Вовка поначалу стеснялся, но потом освоился, успокоился и стал вести себя непринуждённо. Между делом, он сбегал в своё убежище и с лёгким сердцем перетащил обратно постельные принадлежности. Братья, оказывается, вернулись домой, ненамного опередив его. Видимо, в их планах тоже что-то не сложилось.

Отец пришёл поздно и мальчишки, уже находясь в постели, слышали, как Тамара, так братья стали называть её между собой, уговаривала его не ругать их за демарш. Только после этого они успокоились окончательно и уснули.

Утром Тамара накормила детей завтраком и отправила в школу. Проводив всех, она вышла в город осмотреться, а заодно купить что-нибудь из продуктов. Николай обещал привезти ёлку. Они решили сделать праздник детям, которые ёлку видели только на школьных утренниках, да на городской площади. Тамара предложила украсить её конфетами, которые во время новогоднего праздника можно будет снимать прямо с веток и есть их, запивая чаем. Поэтому, зайдя в кондитерский отдел, она выбирала конфеты в переливающихся яркими цветами обёртках и фантиках, которые красиво и празднично будут смотреться на ёлке. Ещё она купила три симпатичных маски из папье-маше: зайца, волка и медведя.

Когда братья вернулись из школы, их ждал вкусный, свежеприготовленный обед, наличие которого выдавали ароматы, распространившиеся по всему дому. Накормив их, Тамара хотела, было, проверить у них дневники, но не тут-то было. Валерка сказал, что забыл его в парте. У Витьки учительница, якобы, собрала их на проверку. Только у Вовки дневник был в наличии. Он достал его из офицерской полевой сумки. С такими сумками ходило полшколы, так как в основном все были из офицерских семей. Это было очень удобно и престижно. Старшим удалось отговориться, что, мол, домашнее задание выполнили на переменке в школе и убежать на улицу, а с Вовкой Тамара решила позаниматься индивидуально. Благо, задано было немного и он быстро справился.

Сюрприз

1960—1961 гг.

Покончив с уроками, Вовка незаметно сунул за пояс рогатку и заторопился на улицу.