В них и язык, и душа, и свобода. Русь в древних текстах

Этап интерференции письменного и устного слова

Устнопоэтическая и книжная риторика в «Слове о полку Игореве». – Происхождение воинской повести. – Повесть о разорении Рязани Батыем. – Слово о полку Игореве и Повесть о разорении Рязани. – Житие Александра Невского. – Слово о полку Игореве и Житие Александра. – Христианизация воинской повести. – Содержание этапа интерференции. – Моделирование развития словесности.

Два типа риторики в «Слове о полку Игореве»

В продолжение киевского периода осуществлялось размежевание риторик письменного и устного слова. Письменность раннего средневековья (XI – XII вв.), за исключением «Повести временных лет», стремилась изолироваться от устной словесности и почти не пропускала в себя устнопоэтические влияния. В Киевской Руси «народная поэзия была изгнана из книги, была запрещаема и проклинаема». Таково было содержание периода «спецификации письма».

Но так обстояло дело лишь некоторое время, в продолжение приблизительно полутора столетий. Уже в конце XII века (1187 г.) оказывается возможным создание такого памятника, как «Слово о полку Игореве», которое, будучи несомненно книжным по происхождению произведением, несет на себе очевидный и очень сильный отпечаток влияния устной поэзии. Соотношение книжного и устнопоэтического начал в «Слове» точно охарактеризовал один из ранних его исследователей, М. А. Максимович:

«Песнь Игорю не импровизирована и не пропета, а сочинена и написана, как песнь о Калашникове Лермонтова, или русские песни Мерзлякова и Дельвига. Разница та, что новейшие поэты пробовали придать искусственной письменной поэзии характер поэзии народной; а певец „Игоря“ возводит народную изустную поэзию на степень образования письменного, на степень искусства. Он поэт, родившийся в веке изустной поэзии, полной песнями и верованиями своего народа, но он вместе и поэт грамотный, причастный высшим понятиям своего времени, он поэт писатель».

Выше, когда речь шла о типологии авторства в словесности киевского периода, мы упоминали предложенное Д. С. Лихачевым различение «глашатай / певец». Это различение на поверку не является актуальным для своего времени, оно усматривается лишь из нашей современности. Фигура «глашатая» возникает как субъектная инстанция письменности. Лишь по аналогии с этой фигурой в ХХ веке стало возможно говорить о фигуре «певца» как противоположной ей субъектной инстанции. Но поскольку «певец» в «Слове о полку Игореве» становится субъектом книжности, то это означает, что развитие пришло к некоторой кризисной точке. «Слово о полку Игореве» знаменует собой тот факт, что письменное слово, до сих пор бывшее противоположностью устного, стало утрачивать свою функциональную изолированность. Риторика устной поэзии нашла путь в книжность. Нам кажется, что мысль о «схождении» устного и письменного в «Слове о полку Игореве» выражено довольно сложно.

Создание «Слова о полку Игореве» принято относить к 1187 году. Мы не знаем, были ли подобные этому письменному памятнику другие, в которых также использовалась бы риторика устной поэзии. Возможность их гипотетического существования дала бы повод для некоторого уточнения хронологии, но не отменила самой сути дела. Суть же заключается в том, что на исходе XII века в развитии словесности совершался поворот. Письменность, подошедшая к предельному осуществлению возможностей книжной риторики, в поиске дальнейших путей стала обращаться к риторическим средствам народной поэзии. Письменная и устная ветви словесности начали тяготеть к сближению.

От храброй дружины к православному воинству

Для исследования изменений, происходивших в словесности, мы возьмем ряд текстов одного жанра и проследим, как трансформировался этот жанр на протяжении полутора столетий. Эти тексты – «Слово о полку Игореве» (1187), «Повесть о разорении Рязани Батыем» и «Житие Александра Невского» (рубеж XIII и XIV вв.). Все они принадлежат к жанровой традиции воинской повести. Воинская повесть – один из старейших жанров средневековой русской словесности. Его корни уходят в устный героический эпос, в сказания о подвигах героев и князей. В XI—XII веках эти сказания вошли в состав «Повести временных лет». А позже воинские повести стали существовать как самостоятельные произведения, бытуя в рукописных сборниках. Изменения жанра воинской повести отражают перемены, с течением времени происходившие в русской словесности.

В «Слове о полку Игореве» доминирует устнопоэтическая стихия. Она проявляется в характере используемых средств образной выразительности. Обильные эпитеты и сравнения «Слова» почерпнуты из мира природы: Боян – «соловей», Всеволод – «буй-тур», поганый половчин – «черный ворон». Ярославна сравнивается с кукушкой, Игорь – с горностаем, с белым гоголем, Всеслав – с лютым зверем, половцы – с барсовым гнездом. Перечисленные средства передают характерную для народного сознания связь мира природы и человека. Интенсивно используются постоянные эпитеты, также характерные для фольклора: «сизый орел», «синее море», «стрелы каленые», «красные девки», «кровавые раны», «студеная роса». Битва уподобляется посеву, пиру, молотьбе. В «Слове» фигурируют старые языческие боги, мифология которых была очень сильна в широких массах простого населения. Эти боги не чужды воинам-славянам, которые именуются «Даждьбожьими внуками». Автор «Слова» соединяет славян с их божествами связью родства.

Однако в «Слове» используются и приемы книжной речи. «Слово» оформлено книжно-риторическим зачином. Известнейший образ зачина, в соответствии с которым Боян «возлагал вещие персты на живые струны», является общим местом средневековой книжности и относится к фигуре царя-псалмопевца Давида. В текст вводятся риторические вопросы и восклицания, в том числе повторяющиеся: «О, Русская земля! Уже ты за холмом»; «А Игорева храброго полку не воскресить!» Имеются обширные фрагменты монологической речи: таково «золотое слово» Святослава. Используются сюжетообразующие диалоги: таков диалог Гзака с Кончаком, в котором беседующие на глазах читателя решают, как поступить с пленником. Наличие этих книжных приемов наряду с устнопоэтическими чертами делает «Слово о полку Игореве» ранним образцом сближения традиций письменного и устного слова.

Более поздний текст, «Повесть о разорении Рязани Батыем», усиливает это сближение. Опора данной повести на героический эпос проявляется в характерных эпизодах (например, в обращении князя к дружине перед битвой); в использовании приема гиперболы («один рязанец бился с тысячей, а два – с десятью тысячами»). Такие эпизоды и образы существуют как готовые «формулы», механически переходящие из произведения в произведение одного жанра. «Воинский быт древней Руси выработал весьма устойчивую и развитую систему традиционных формул» устного происхождения: книжник «вынужден был прибегать к таким формулам, так как создавал описание битв много лет спустя, основываясь на устных преданиях».