Полное собрание сочинений. Том 19. Июнь 1909 ~ октябрь 1910

«…При острой и усиливающейся реакции все это опять-таки изменяется. Партия не может тогда провести крупной и яркой избирательной кампании, не может получить достойного себя парламентского представительства…».

Первая же фраза самостоятельного, не списанного из старых большевистских изданий рассуждения, – и перед нами вся бездонная пропасть отзовистского политического недомыслия. Ну, подумайте-ка, любезнейшие, может партия при острой и усиливающейся реакции провести «крупное и яркое» устройство «инструкторских групп и школ» для боевиков, о чем вы говорите на той же самой странице, в том же столбце вашего произведения? Подумайте-ка, любезнейшие, может партия получить «достойное себя представительство» в таких школах? Если бы вы умели думать и сколько-нибудь способны были рассуждать политически, о, несправедливо устраненные, то вы заметили бы, что выходит у вас величайшая несуразица. Вместо того, чтобы политически мыслить, вы цепляетесь за «яркую» вывеску и от этого оказываетесь в положении партийных иванушек. Вы болтаете об «инструкторских школах» и об «усилении (!) пропаганды в войсках» (там же), потому что вы, как и все политические недоросли из лагеря отзовистов и ультиматистов, считаете такого рода деятельность особенно «яркой», но подумать об условиях действительного (а не словесного) применения этих форм деятельности вы не умеете. Вы заучили обрывки большевистских словечек и лозунгов, но понять в них вы ровнехонько ничего не поняли. «При острой и усиливающейся реакции» партии трудна всякая работа, но как ни велики трудности, а добиться достойного парламентского представительства все же возможно. Это доказывает, например, и опыт германской социал-демократии в эпоху «острой и усиливающейся реакции» хотя бы времен введения исключительного закона[43 - Исключительный закон против социалистов был введен в Германии в 1878 году правительством Бисмарка в целях борьбы с рабочим и социалистическим движением. Этим законом были запрещены все организации социал-демократической партии, массовые рабочие организации, рабочая печать; конфисковывалась социалистическая литература; социал-демократы подвергались преследованиям, высылке. Однако репрессии не сломили социал-демократическую партию, деятельность которой была перестроена применительно к условиям нелегального существования: за границей издавался центральный орган партии – газета «Социал-Демократ» и регулярно (в 1880, 1883 и 1887 годах) собирались партийные съезды; в Германии, в подполье, быстро возрождались социал-демократические организации я группы, во главе которых стоял нелегальный ЦК. Одновременно партия широко использовала легальные возможности для укрепления связи с массами, ее влияние непрерывно росло: число голосов, поданных за социал-демократов на выборах в рейхстаг, увеличилось с 1878 по 1890 год более чем в три раза.Огромную помощь немецким социал-демократам оказывали К. Маркс и Ф. Энгельс. В 1890 году под напором массового и все усиливавшегося рабочего движения исключительный закон против социалистов был отменен.]. Отрицая эту возможность, Максимов и К

обнаруживают только свое полнейшее политическое невежество. Рекомендовать «инструкторские школы» и «усиление пропаганды в войсках» «при острой и усиливающейся реакции» – и в то же время отрицать возможность для партии иметь достойное парламентское представительство, это значит говорить наглядные несообразности, достойные помещения в сборник логических нелепостей для учеников низших классов гимназии. И инструкторские школы и усиление пропаганды в войсках предполагают обязательное нарушение старых законов, прорыв их, – тогда как парламентская деятельность вовсе не обязательно и, во всяком случае, неизмеримо реже предполагает прорыв старых законов новою общественною силою. Теперь подумайте, любезные, когда легче прорывать старые законы: при острой и усиливающейся реакции или при подъеме движения? Подумайте, о, несправедливо устраненные, и постыдитесь того вздора, который вы говорите, защищая милых вашему сердцу отзовистов.

Далее. Какого рода деятельность предполагает больший размах энергии масс, большее влияние масс на непосредственную политическую жизнь, – парламентская ли деятельность по закону, созданному старой властью, или военная пропаганда, подрывающая сразу и прямиком орудия материальной силы этой власти? Подумайте, любезные, и вы увидите, что парламентская деятельность в указанном отношении стоит позади. А из этого что следует? А из этого следует то, что, чем сильнее непосредственное движение масс, чем больше размах их энергии, другими словами: чем больше можно говорить об «остром и усиливающемся» революционном натиске народа, а не об «острой и усиливающейся реакции», – тем более возможной, тем более неизбежной, тем более успешной будет становиться и пропаганда в войсках и боевые выступления, действительно связанные с массовым движением, а не сводящиеся к авантюризму оголтелых боевиков. Именно поэтому, о, несправедливо устраненные, большевизм умел выдвинуть и боевую деятельность и пропаганду в войсках особенно сильно в период «острого и усиливающегося» революционного подъема; – именно поэтому большевизм умел проводить (начиная с 1907 года) и окончательно провел к 1909 году отделение своей фракции от того боевизма, который «при острой и усиливающейся реакции» свелся, неизбежно свелся к авантюризму.

У наших героев, которые заучили обрывки большевистских слов, выходит все наоборот: высшие формы борьбы, не удававшиеся нигде и никогда в мире без непосредственного натиска масс, рекомендуются на первом плане как «возможные» в эпоху острой реакции, – а низшие формы борьбы, предполагающие не столько непосредственный прорыв закона борьбой масс, сколько использование закона для пропаганды и агитации, подготовляющей сознание масс для борьбы, объявляются «невозможными»!!

Отзовисты и их «устраненные» подголоски слыхали и заучили, что большевизм считает непосредственную борьбу масс, вовлекающую в движение даже войска (т. е. наиболее заскорузлую часть населения, наименее подвижную, наиболее защищенную от пропаганды и т. д.) и превращающую боевые выступления в действительное начало восстания, – формой движения высшей, а парламентскую деятельность без непосредственного движения масс – формой движения низшей. Отзовисты и их подголоски, вроде Максимова, это слыхали и заучили, но не поняли, и потому оскандалились. Высшее – значит «яркое», думает отзовист и т. Максимов, – ну-ка, я закричу «поярче»: наверное, выйдет всех революционнее, а разбирать, что к чему, это от лукавого!

Послушайте дальше рассуждение Максимова (мы продолжаем цитату на прерванном месте):

«…Механическая сила реакции разрывает связь уже создавшейся партийной фракции с массами и страшно затрудняет влияние на нее партии, а это приводит к неспособности такого представительства вести достаточно широкую и глубокую организационно-пропагандистскую работу в интересах партии. При ослаблении же самой партии не исключается даже опасность вырождения фракции, ее уклонения от основного пути социал-демократии…».

Не правда ли, как это бесподобно мило? Когда речь идет о низших, подзаконных формах борьбы, тогда нас начинают запугивать: «механическая сила реакции», «неспособность вести достаточно широкую работу», «опасность вырождения». А когда речь идет о высших, прорывающих старые законы, формах классовой борьбы, тогда «механическая сила реакции» исчезает, никакой «неспособности» вести «достаточно широкую» работу в войсках не оказывается, ни о какой «опасности вырождения» инструкторских групп и школ не может быть, изволите видеть, и речи!

Вот наилучшее оправдание редакции «Пролетария», почему она должна была устранить политических деятелей, несущих такие идеи в массы.

Зарубите-ка себе на носу, о, несправедливо устраненные: когда имеются налицо действительно условия острой и усиливающейся реакции, когда механическая сила этой реакции действительно разрывает связь с массами, затрудняет достаточно широкую работу и ослабляет партию, именно тогда специфической задачей партии становится овладение парламентским оружием борьбы; и это не потому, о, несправедливо устраненные, что парламентская борьба выше других форм борьбы; нет, это именно потому, что она ниже их, ниже, например, такой борьбы, которая втягивает в массовое движение даже войско, которая создает массовые стачки, восстания и проч. Каким же образом овладение низшей формой борьбы может стать специфической (т. е. отличающей данный момент от других моментов) задачей партии? А таким образом, что, чем сильнее механическая сила реакции и чем более ослаблена связь с массами, тем больше выдвигается на очередь задача подготовки сознания масс (а не задача прямого действия), тем больше выдвигается на очередь использование созданных старой властью путей пропаганды и агитации (а не непосредственный натиск масс против самой этой старой власти).

II

Для всякого марксиста, который хоть сколько-нибудь вдумывался в миросозерцание Маркса и Энгельса, для всякого социал-демократа, который хоть сколько-нибудь знаком с историей международного социалистического движения, это превращение одной из низших форм борьбы в специфическое орудие борьбы особого исторического момента не представляет из себя ровно ничего удивительного. Анархисты этой нехитрой вещи абсолютно и никогда понять были не в состоянии. Теперь наши отзовисты и их устраненные подголоски пытаются перенести в русскую социал-демократическую среду методы мышления анархизма, крича (подобно Максимову и К

), что у «Пролетария» господствует теория «парламентаризма во что бы то ни стало».

Чтобы разъяснить, до какой степени неумны и несоциал-демократичны эти крики Максимова и К

, приходится опять-таки начать с азов. Подумайте-ка, о, несправедливо устраненные, что составляет специфическое отличие политики и тактики немецкой социал-демократии по сравнению с социалистическими рабочими партиями других стран? Использование парламентаризма; превращение буржуазно-юнкерского (по-русски, примерно: октябристски-черносотенного) парламентаризма в орудие социалистического воспитания и организации рабочих масс. Значит ли это, что парламентаризм есть высшая форма борьбы социалистического пролетариата? Анархисты всего мира думают, что значит. Значит ли это, что немецкие социал-демократы стоят на точке зрения парламентаризма во что бы то ни стало? Анархисты всего мира думают, что значит, а потому нет у них врага более ненавистного, чем немецкая социал-демократия, нет для них мишени более излюбленной, чем немцы социал-демократы. И в России, когда наши социал-революционеры начинают заигрывать с анархистами и рекламировать свою «революционность», они обязательно пытаются вытащить те или иные действительные или мнимые промахи немецких социал-демократов и сделать отсюда выводы против социал-демократии.

Теперь пойдем дальше. В чем ошибка рассуждения анархистов? В том, что они, ввиду в корне неправильных представлений о ходе общественного развития, не умеют учесть особенностей конкретного политического (и экономического) положения в разных странах, обусловливающих специфическое значение для известного периода времени то одного, то другого средства борьбы. На самом деле немецкая социал-демократия не только не стоит на точке зрения парламентаризма во что бы то ни стало, не только не подчиняет все и вся парламентаризму, а напротив: как раз она всего лучше в международной армии пролетариата развернула такие внепарламентские орудия борьбы, как социалистическую печать, как профессиональные союзы, как систематическое использование народных собраний, как воспитание молодежи в социалистическом духе и т. д. и т. п.

В чем же тут суть? В том, что совокупность целого ряда исторических условий сделала для Германии известного периода парламентаризм специфическим орудием борьбы, не главным, не высшим, не крупным, не существенным по сравнению с другими, а именно специфическим, наиболее характерным по сравнению с другими странами. Уменье использовать парламентаризм оказалось поэтому симптомом (не условием, а симптомом) образцовой постановки всего социалистического дела, во всех его, вышеперечисленных нами, разветвлениях.

Перейдем от Германии к России. Те, кто вздумал бы целиком приравнять условия той или другой страны, впали бы в целый ряд крупнейших ошибок. Но попробуйте поставить вопрос так, как обязательно ставить его марксисту: в чем специфическая особенность политики и тактики русских социал-демократов данного момента? Мы должны сохранить и укрепить нелегальную партию, – как и до революции. Мы должны неуклонно готовить массы к новому революционному кризису, – как и в 1897–1903 годах. Мы должны всячески укреплять связь партии с массой, развивать и использовать в целях социализма всевозможные рабочие организации, – как и всегда и везде все социал-демократические партии. Специфической особенностью момента является именно попытка (и неудачная попытка) старого самодержавия разрешить новые исторические задачи при помощи октябристски-черносотенной Думы. Поэтому и специфической задачей тактики для социал-демократов является использование этой Думы в своих целях, в целях распространения идей революции и идей социализма. Не в том суть, чтобы эта специфическая задача была особенно высока, чтобы она открывала широкие перспективы, чтобы она равнялась или хотя бы приближалась по своему значению к тем задачам, которые возникали перед пролетариатом, например, в 1905–1906 годах. Нет. Суть в том, что это – особенность тактики сегодняшнего момента, отличие ее от периода миновавшего и от периода грядущего (ибо этот грядущий период, наверное, принесет нам специфические задачи, более сложные, более высокие, более интересные, чем задача использования III Думы). Нельзя овладеть современным моментом, нельзя решить всей совокупности тех задач, которые он ставит перед социал-демократической партией, не решив этой специфической задачи момента, не превратив черносотенно-октябристской Думы в орудие социал-демократической агитации.

Отзовистские пустомели болтают, например, вслед за большевиками об учете опыта революции. Но они не понимают, что они говорят. Они не понимают, что в учет опыта революции входит отстаивание идеалов и задач и методов революции извнутри Думы. Не суметь извнутри Думы, через наших партийных рабочих, которые могут пройти и которые прошли в эту Думу, отстоять эти идеалы, задачи и методы – значит не уметь сделать первого шага в деле политического учета опыта революции (ибо речь идет здесь, конечно, не об учете опыта теоретическом, в книгах и в исследованиях). Этим первым шагом наша задача отнюдь и ни в коем случае не исчерпывается. Несравненно важнее, чем первый шаг, будут шаги второй и третий, т. е. превращение уже учтенного массами опыта в идейный багаж для нового исторического действия. Но если сами же эти отзовистские пустомели говорят о «межреволюционной» эпохе, то они должны бы были понять (если бы они умели думать, умели рассуждать по-социал-демократически), что «межреволюционный» как раз и значит выдвигающий элементарные, предварительные задачи на очередь дня. «Межреволюционный» есть характеристика неустойчивого, неопределенного положения, когда старая власть, убедившись в невозможности править при помощи одних только старых орудий, пытается использовать новое орудие в общей обстановке старых порядков. Это – внутренне-противоречивая, невозможная попытка, на которой самодержавие опять идет, неминуемо идет к краху, опять ведет нас к повторению славной эпохи и славных битв 1905 года. Но оно идет не так, как шло в 1897–1903 годах, ведет народ к революции не так, как вело до 1905 года. Вот это «не так» надо уметь понять; надо уметь видоизменить свою тактику, прибавляя ко всем основным, всеобщим, первостепенным и важнейшим задачам революционной социал-демократии еще одну, не очень крупную, но специфическую задачу данного момента, нового момента: задачу революционно-социал-демократического использования черносотенной Думы.

Как всякая новая задача, эта задача кажется труднее других, ибо она требует от людей не простого повторения заученных лозунгов (у отзовистов и Максимова дальше этого повторения ума не хватает), а некоторой инициативы, гибкости ума, изобретательности, самостоятельной работы над оригинальной исторической задачей. Но на самом деле эта задача особенно трудной может казаться только не умеющим самостоятельно мыслить и самостоятельно работать людям: на деле эта задача, как всякая специфическая задача момента, легче других, ибо ее разрешимость лежит именно в условиях данного момента. В эпоху «острой и усиливающейся реакции» решить задачу действительно серьезной постановки «инструкторских школ и групп», т. е. такой постановки, при которой бы они были действительно связаны с массовым движением, действительно подчинены ему, вовсе нельзя, ибо задача поставлена глупо, поставлена людьми, списавшими формулировку этой задачи с хорошей брошюрки, учитывающей условия другого момента. А решить задачу подчинения массовой партии и интересам массы – речей, выступлений, политики социал-демократов в III Думе – можно, Не легко, если считать «легким» делом повторение заученного, но осуществимо. Как бы мы ни напрягали сейчас всех сил партии, мы не можем решить задачи социал-демократической (а не анархистской) постановки «инструкторских школ» в данный, «межреволюционный» момент, ибо для разрешимости этой задачи нужны совсем другие исторические условия. Наоборот, напрягая все силы, мы решим (и мы уже начинаем решать) задачу революционно-социал-демократического использования III Думы, – решим ее не для того, о, обиженные устранением и обиженные богом отзовисты и ультиматисты! – чтобы возвести парламентаризм на какой-то высокий пьедестал, чтобы провозгласить «парламентаризм во что бы то ни стало», а для того, чтобы после решения «межреволюционной» задачи, соответствующей сегодняшнему «межреволюционному» моменту, перейти к решению более высоких революционных задач, которые будут соответствовать завтрашнему, более высокому, т. е. более революционному моменту.

III

Особенно курьезны эти глупенькие крики Максимова и К

о «парламентаризме во что бы то ни стало» у большевиков с точки зрения действительной истории отзовизма. Курьезно то, что о преувеличении парламентаризма закричали как раз те люди, которые создали и создают особое направление исключительно на вопросе о своем отношении к парламентаризму! Как вы себя сами зовете, любезнейшие Максимов и К

? Вы зовете себя «отзовистами», «ультиматистами», «бойкотистами». Максимов до сих пор не может налюбоваться на себя, как на бойкотиста III Думы, и свои редкие партийные выступления обязательно сопровождает подписью: «докладчик бойкотистов на июльской конференции 1907 г.»[44 - Июльская конференция 1907 года – Третья конференция РСДРП («Вторая общероссийская»). Об этой конференции см. примечание 8.]. Один писатель подписывался в старину: «действительный статский советник и кавалер». Максимов подписывается: «докладчик бойкотистов» – тоже ведь кавалер!

При том политическом положении в июне 1907 года, когда Максимов защищал бойкот, ошибка была еще совсем, совсем невелика. Но когда в июле 1909 года, выступая с своего рода манифестом, Максимов продолжает любоваться на свой «бойкотизм» по отношению к III Думе, то это уже совсем глупо. И бойкотизм, и отзовизм, и ультиматизм – одни уже эти выражения означают создание направления из вопроса об отношении к парламентаризму и только из этого вопроса. А выделить себя по этому вопросу, продолжать (два года спустя после решения дела в принципе партией!) выделять себя по этому вопросу – это признак беспредельного узколобия. Именно те, кто поступает так, т. е. и «бойкотисты» (1909 года), и отзовисты, и ультиматисты доказывают тем самым, что мыслят они не по-социал-демократически, что парламентаризм они возводят на особый пьедестал, что совершенно аналогично анархистам они создают направление из отдельных рецептов: бойкотировать такую-то Думу, отозвать из такой-то Думы, поставить ультиматум такой-то фракции в Думе. Поступать так и значит быть карикатурным большевиком. У большевиков направление определяется общим взглядом их на русскую революцию, и тысячу раз подчеркивали большевики (как бы заранее предостерегая политических недорослей), что отождествлять большевизм с бойкотизмом или с боевизмом есть нелепое искажение и опошление взглядов революционной социал-демократии. Наш взгляд на обязательность участия социал-демократов в III Думе, например, вытекает с неизбежностью из нашего взгляда на современный момент, на попытки самодержавия сделать шаг вперед по пути создания буржуазной монархии, на значение Думы, как организации контрреволюционных классов в представительном учреждении общенационального масштаба. Как анархисты обнаруживают парламентский кретинизм наизнанку, когда они выделяют вопрос о парламенте из всего цельного вопроса о буржуазном обществе вообще и пытаются создать направление из выкриков, направляемых против буржуазного парламентаризма (хотя критика буржуазного парламентаризма в принципе однородна с критикой буржуазной прессы, буржуазного синдикализма и т. п.), – так наши отзовисты-ультиматисты-бойкотисты обнаруживают совершенно такой же меньшевизм наизнанку, когда они выделяются в направление по вопросу об отношении к Думе, по вопросу о средствах борьбы с уклонениями социал-демократической думской фракции (а не с уклонениями буржуазных литераторов, мимоходом забегающих в социал-демократию, и т. п.).

До геркулесовых столпов этот парламентский кретинизм наизнанку дошел в знаменитом рассуждении вождя московских отзовистов, прикрываемого Максимовым: отозвание фракции должно подчеркнуть, что революция не похоронена![45 - В. И. Ленин имеет в виду опубликованную в нелегальной большевистской газете «Рабочее Знамя» в октябре 1908 года статью «Письмо рабочего (О плане партийной работы в связи с оценкой текущего момента)», в которой говорилось: «существование фракции стало как бы доказательством того, что революция похоронена если не на словах, то, по крайней мере, на деле». Статья была «отредактирована» лидером московских отзовистов – А. В. Соколовым (С. Вольским).] А Максимов с ясным челом не стесняется заявлять публично: «отзовисты никогда (о, разумеется, никогда!) не высказывались в смысле антипарламентаризма вообще».

Это прикрывание отзовистов Максимовым и К

 – одна из самых характерных черт в физиономии новой фракции, и мы должны остановиться на этой черте с тем большей подробностью, что неосведомленная публика особенно часто попадается тут на удочку горько жалующихся устраненных. Прикрывание, во-первых, состоит в том, что Максимов и К

неустанно заявляют, бия себя в грудь: мы не отзовисты, мы вовсе не разделяем мнений отзовистов! Во-вторых, Максимов и К

обвиняют большевиков в преувеличении борьбы с отзовистами. Повторяется точь-в-точь история с отношением рабочедельцев (в 1897–1901 годах) к рабочемысленцам[46 - Рабочедельцы – сторонники «экономизма», группировавшиеся вокруг журнала «Рабочее Дело» – органа «Союза русских социал-демократов за границей». Журнал выходил в Женеве с апреля 1899 по февраль 1902 года под редакцией Б. Н. Кричевского, П. Ф. Теплова (Сибиряка), В. П. Иваншина, а затем и А. С. Мартынова. Вышло 12 номеров (девять книг). «Рабочее Дело» поддерживало бернштейнианский лозунг «свободы критики» марксизма, стояло на оппортунистических позициях в вопросах тактики и организационных задач русской социал-демократии. Рабочедельцы пропагандировали оппортунистические идеи подчинения политической борьбы пролетариата экономической борьбе, преклонялись перед стихийностью рабочего движения и отрицали руководящую роль партии. Один из редакторов «Рабочего Дела» В. П. Иваншин принимал участие в редактировании «Рабочей Мысли» – органа откровенных «экономистов», которому «Рабочее Дело» оказывало поддержку.Рабочемысленцы – группа «экономистов», издававшая газету «Рабочая Мысль» (выходила с октября 1897 по декабрь 1902 года, редактировалась К. М. Тахтаревым и др.).Рабочемысленцы проповедовали откровенно оппортунистические взгляды. Они выступали против политической борьбы рабочего класса, ограничивая его задачи «интересами минуты», требованиями отдельных частных реформ, главным образом экономического характера. Преклоняясь перед стихийностью рабочего движения, рабочемысленцы выступали против создания самостоятельной пролетарской партии, принижали значение революционной теории, сознательности и утверждали, что социалистическая идеология может возникнуть из стихийного движения.В. И. Ленин на страницах «Искры» критиковал взгляды рабочедельцев и рабочомысленцев, как русскую разновидность международного оппортунизма. Важнейшую роль в разгроме этих течений сыграла книга Ленина «Что делать?» (см. Сочинения, 5 изд., том 6, стр. 1–192).]. Мы не «экономисты», – восклицали, бия себя в грудь, рабочедельцы, – мы не разделяем взглядов «Рабочей Мысли», мы спорим с ней (совершенно так же, как «спорил» Максимов с отзовистами!), это только злые искровцы взвели на нас напраслину, оклеветали нас, «раздули» «экономизм» и проч., и т. д., и т. п. Поэтому среди рабочемысленцев – открытых и честных «экономистов» – было не мало людей, которые заблуждались искренне, не боясь защищать своего мнения, и которым нельзя было отказать в уважении, – а у заграничной компании «Рабочего Дела» преобладало специфическое интриганство, заметание следов, игра в прятки, обманывание публики, Точь-в-точь таково же отношение последовательных и открытых отзовистов (вроде известных партийным кругам Всев. и Стан.) к заграничной компании Максимова.

Мы не отзовисты, – кричит эта компания. Но заставьте любого из них сказать пару слов о современном политическом положении и задачах партии, и вы услышите целиком все отзовистские рассуждения, чуточку разведенные (как мы видели у Максимова) водицей иезуитских оговорочек, добавлений, умалчиваний, смягчений, запутываний и проч. Этот иезуитизм не освобождает вас, о, несправедливо устраненные, от обвинения в отзовистском недомыслии, а удесятеряет вашу вину, ибо прикрытая идейная путаница во сто раз больше развращает пролетариат, во сто раз больше вредит партии[10 - Маленький пример, иллюстрирующий, кстати, уверения Максимова, будто только «Пролетарий» из-за злостности своей возводит небылицы на ультиматистов. Осенью 1908 года Алексинский явился на съезд польских социал-демократов и предложил там ультиматистскую резолюцию. Дело было до открытия в «Пролетарии» решительной кампании против новой фракции. И что же? Польские социал-демократы осмеяли Алексинсного и его резолюцию, сказав ему: «вы просто трусливый отзовист и ничего более».].

Мы не отзовисты, – кричит Максимов и К

. А между тем с июня 1908 года, выйдя из узкой редакции «Пролетария», Максимов образовал официальную оппозицию внутри коллегии, потребовал и получил свободу дискуссии для этой оппозиции, потребовал и получил особое представительство для оппозиции в важнейших исполнительных органах, связанных с распространением газеты, организации. Само собой разумеется, что, начиная с того же времени, т. е. более года, все отзовисты всегда пребывали в рядах этой оппозиции, совместно организовавшей российскую агентуру, совместно налаживавшей в целях агентуры заграничную школу (о ней ниже) и т. д. и т. п.

Мы не отзовисты, – кричит Максимов и К

. А между тем на Всероссийской партийной конференции в декабре 1908 года, когда более честные отзовисты из состава этой оппозиции выделились перед всей партией в особую группу, в особое идейное течение и получили в качестве такового право выставить своего оратора (на конференции было постановлено, что только особые идейные течения или особые организации могут выставлять – ввиду краткости срока – особого оратора), то оратором от отзовистской фракции оказался – по чисто случайным причинам! по совершенно случайным причинам! – т. Максимов…

Это обманывание партии путем укрывания отзовизма ведется заграничной группой Максимова систематически. В мае 1908 г. отзовизм потерпел поражение в открытой борьбе: его провалила 18 голосами против 14-ти общегородская конференция в Москве (в этом районе в июле 1907 года почти все без исключения социал-демократы были бойкотисты, сумевшие, однако, в отличие от Максимова уже к июню 1908 г. понять, что настаиванье на «бойкоте» III Думы было бы непростительной глупостью). После этого т. Максимов за границей организует формальную оппозицию «Пролетарию» и начинает никогда до тех пор не практиковавшуюся дискуссию на страницах большевистского периодического органа. И вот, когда осенью 1908 года, при выборах на Всероссийскую конференцию, вся петербургская организация делится на отзовистов и незовистов (выражение рабочих), когда по всем районам и подрайонам Петербурга ведутся дискуссии по платформе не большевиков и меньшевиков, а отзовистов и незовистов, то платформа отзовистов прячется от глаз публики. В «Пролетарий» ее не сообщают. В печать ее не пускают. На Всероссийской конференции декабря 1908 года ее не сообщают партии. Лишь после конференции, по настойчивым требованиям редакции, эта платформа была нам доставлена и напечатана нами в № 44 «Пролетария» («Резолюция петербургских отзовистов»).

В Московской области известный всем вождь отзовистов «редактировал» помещенную в № 5 «Рабочего Знамени»[47 - «Рабочее Знамя» – нелегальная большевистская газета; издавалась в Москве с марта по декабрь 1908 года. Всего вышло 7 номеров. 1-й номер был выпущен как орган Областного бюро Центрального промышленного района РСДРП, №№ 2–6 – как орган Московского и Московского окружного комитетов РСДРП, № 7 – как орган Областного бюро Центрального промышленного района, Московского и Московского окружного комитетов РСДРП. В работе редакции в разное время принимали участие И. И. Скворцов-Степанов, Ц. С. Зеликсон-Бобровская, В. М. Шулятиков и другие. Начиная с № 5 на страницах газеты была открыта дискуссия по вопросу об отношении к Думе и к думской социал-демократической фракции. В этом номере была напечатана статья отзовиста «Письмо рабочего (О плане партийной работы в связи с оценкой текущего момента)», «отредактированная» лидером московских отзовистов А. В. Соколовым (С. Вольским), который был в то время членом Областного бюро Московского Центрально-промышленного района. Статья вызвала резкие протесты со стороны партийных организаций Центральной России и отповедь на страницах газеты «Пролетарий». В. PL Ленин выступил с критикой этой статьи в работе «По поводу двух писем» (см. Сочинения, 5 изд., том 17, стр. 290–307).] статью рабочего отзовиста, но собственной платформы вождя мы до сих пор не получили. Нам прекрасно известно, что еще весной 1909 года, когда шли приготовления к областной конференции Центрального промышленного района, платформа вождя отзовистов читалась и ходила по рукам. Нам известно из сообщений большевиков, что в этой платформе перлов несоциал-демократического рассуждения было еще несравненно больше, чем в петербургской. Но текста платформы нам так и не доставили, – вероятно, тоже по столь же случайным, совершенно случайным причинам, по каким Максимов говорил на конференции, уполномоченный фракцией отзовистов.

Вопрос об использовании легальных возможностей Максимов с К

тоже прикрыли «гладкой» фразой о том, что это-де «само собой разумеется». Интересно бы знать, «само ли собой разумеется» это теперь и для практических вождей максимовской фракции тов. Лядова и Станислава, которые еще три месяца тому назад провели в находившемся тогда в их руках Областном бюро Центрально-промышленной области (того самого состава Областного бюро, которое утвердило пресловутую «школу»; состав Областного бюро теперь изменился) резолюцию против участия социал-демократов в съезде фабрично-заводских врачей. Как известно, это был первый съезд, на котором революционные социал-демократы были в большинстве. И против участия в этом съезде агитировали все виднейшие отзовисты и ультиматисты, объявляя «изменой делу пролетариата» участие в нем. А Максимов заметает следы – «само собой разумеется». «Само собою разумеется», что более откровенные отзовисты и ультиматисты открыто подрывают в России практическую работу, а Максимов и К

, которым не дают спать лавры Кричевского с Мартыновым, замазывают суть дела: никаких расхождений нет, никаких противников использования легальных возможностей не имеется.

Восстановление заграничных партийных органов, заграничных групп по организации сношений и т. д. неизбежно приводит и к повторению старых злоупотреблений, с которыми необходимо самым беспощадным образом бороться. Повторяется целиком история с «экономистами», которые в России вели агитацию против политической борьбы, а за границей прикрывались «Рабочим Делом». Повторяется целиком история с буржуазно-демократическим «кредо» (кредо = символ веры), которое в России пропагандировалось Прокоповичем и К

и которое против воли авторов было оглашено в печати революционными социал-демократами[48 - «Кредо» («Credo») – манифест «экономистов», составленный Е. Д. Кусковой, – появилось в 1899 году. Критика «Кредо» дана в написанном Лениным «Протесте российских социал-демократов», который был опубликован в декабре 1899 года за границей отдельным оттиском из № 4–5 журнала «Рабочее Дело» (см. Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 163–176).]. Нет ничего более развращающего партию, чем эта игра в прятки, чем это использование тяжелых условий нелегальной работы против партийной гласности, чем этот иезуитизм, когда Максимов и К

, действуя целиком и во всем рука об руку с отзовистами, печатно бьют себя в грудь, уверяя, что весь этот отзовизм нарочно раздувается «Пролетарием».

Мы – не крючкотворы, не формалисты, а люди революционной работы. Нам важны не словесные различия, которые можно устанавливать между отзовизмом, ультиматизмом, «бойкотизмом» (III Думы). Нам важно действительное содержание социал-демократической пропаганды и агитации. И если, под прикрытием большевизма, в нелегальных русских кружках проповедуются взгляды, ничего общего не имеющие ни с большевизмом, ни с социал-демократизмом вообще, то люди, мешающие полному разоблачению этих взглядов, полному разъяснению их ошибочности перед всей партией, такие люди поступают, как враги пролетариата.

IV

В вопросе о богостроительстве эти люди также показали себя. Расширенная редакция «Пролетария» приняла и опубликовала две резолюции по этому вопросу: одну по существу дела, другую специально по поводу протеста Максимова. Спрашивается, что же говорит теперь этот Максимов в своем «Отчете»? Он пишет «Отчет» для того, чтобы замести следы – совершенно в духе того дипломата, который говорил, что язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли[49 - В. И. Ленин имеет в виду французского дипломата конца XVIII – начала XIX века Талейрана.]. Распространяются какие-то «неверные сведения» о «якобы-богостроительском» направлении максимовской компании, только и всего.

«Неверные сведения», – говорите Вы? О нет, любезнейший, Вы именно потому заметали тут следы, что прекрасно знаете полную верность «сведений» относительно богостроительства, имеющихся у «Пролетария». Вы прекрасно знаете, что эти «сведения», как то и изложено в оглашенной резолюции, относятся прежде всего к литературным произведениям, исходящим из вашей литераторской компании. Эти литературные произведения указаны с полнейшей точностью в нашей резолюции; в ней не добавлено только, – не могло быть добавлено в резолюции, – что около полутора лет сильнейшее недовольство «богостроительством» ваших соратников высказывается среди руководящих кругов большевиков и что именно на этой почве (кроме почвы, указанной выше) новая фракция карикатурных большевиков отравляла нам всякую возможность работы увертками, хитростями, придирками, претензиями, кляузами. Одна из наиболее замечательных этих кляуз особенно хорошо известна Максимову, ибо это есть написанный и формально внесенный в редакцию «Пролетария» протест против помещения статьи «Не по дороге» (№ 42 «Пролетария»). Может быть, это тоже «неверные сведения», о, несправедливо устраненный? Может быть, это тоже был «якобы протест»?

Нет, знаете ли, политика заметания следов не всегда удается, а в нашей партии она вам никогда не удастся. Нечего играть в прятки и пытаться жеманно сделать секрет из того, что известно всякому, интересующемуся русской литературой и русской социал-демократией. Есть литераторская компания, наводняющая нашу легальную литературу при помощи нескольких буржуазных издательств систематической проповедью богостроительства. К этой компании принадлежит и Максимов. Эта проповедь стала систематической именно за последние полтора года, когда русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер. Как в период революции целовала и зацеловала буржуазная пресса наиболее ретивых меньшевиков за их кадетолюбие, так в период контрреволюции целует и зацеловывает буржуазная пресса богостроителей из среды – шутка сказать! – из среды марксистов и даже из среды «тоже большевиков». И когда официальный орган большевизма в редакционной статье заявил, что большевизму не по дороге с подобной проповедью (это заявление в печати было сделано после неудачи бесчисленных попыток путем писем и личных бесед побудить к прекращению позорной проповеди), – тогда тов. Максимов подал формальный письменный протест в редакцию «Пролетария». Он, Максимов, выбран Лондонским съездом[50 - Лондонский съезд – Пятый съезд РСДРП – состоялся 30 апреля – 19 мая (13 мая – 1 июня) 1907 года. Сначала съезд предполагалось созвать в Копенгагене, а в случае запрещения – в Мальме (Швеция) или Брюсселе. Но правительства Дании, Швеции и Бельгии под прямым давлением царского правительства запретили созыв съезда РСДРП на территории своих государств. Съехавшиеся в Копенгаген делегаты съезда переехали в Мальме, а оттуда выехали в Лондон.Настоятельная необходимость созыва съезда была вызвана оппортунистической политикой меньшевистского ЦК, избранного на IV (Объединительном) съезде РСДРП (в ЦК вошло 7 меньшевиков и 3 большевика; в редакцию ЦО – 5 меньшевиков). Эта политика, шедшая вразрез с волей большинства партии, потерпела полное банкротство. Несмотря на резкое сопротивление меньшевистского ЦК, Вторая конференция РСДРП («Первая Всероссийская»), состоявшаяся в ноябре 1906 года, вынесла решение созвать съезд партии 15 (28) марта 1907 года. Подготовка к съезду проходила в ожесточенной борьбе между большевиками и меньшевиками, выступавшими с резко расходящимися платформами; большевистскую платформу – «Проекты резолюций к пятому съезду РСДРП» написал В. И. Ленин (см. Сочинения, 5 изд., том 15, стр. 1–11). На съезде присутствовало 336 делегатов, представлявших более 147 тысяч членов партии. Делегатов-большевиков было 105, меньшевиков – 97, бундовцев – 57, польских социал-демократов – 44, представителей Социал-демократии Латышского края – 29, «внефракционных» – 4.Крупные промышленные центры послали на съезд большевиков. Партийная организация Петербурга послала 12 большевиков из 17 делегатов, московская и московская окружная – 16 из 19, уральская – 19, иваново-вознесенская, владимирская, костромская окружная, брянская, казанская, красноярская – одних большевиков. В. И. Ленин был избран на съезд верхне-камской организацией. На съезде под руководством В. И. Ленина выступила сплоченная группа делегатов-большевиков: А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, И. Ф. Дубровинский, М. Н. Лядов, В. П. Ногин, М. Н. Покровский, К. Н. Самойлова, И. В. Сталин, А. М. Стопани, И. А. Теодорович, М. Г. Цхакая, С. Г. Шаумян, ?. ?. Ярославский и др. В работе съезда принимал участие с совещательным голосом М. Горький.Обсуждение порядка дня съезда заняло почти 4 заседания и вскрыло глубокие принципиальные разногласия между большевиками и меньшевиками. Большевики настаивали на включении в порядок дня съезда основных принципиальных теоретических и политических вопросов: о тактике социал-демократии в современный момент буржуазно-демократической революции, об отношении к буржуазным партиям. Меньшевики и бундовцы, которых поддержал Троцкий, возражали против этого, добивались снятия с порядка дня общих вопросов об основах тактики партии в буржуазно-демократической революции.Большевикам после упорной борьбы, при поддержке польских и латышских социал-демократов, удалось включить в порядок дня съезда важнейший общепринципиальный вопрос: об отношении к буржуазным партиям. «Этот вопрос, – указывал Ленин, – встал во главе не только всех принципиальных вопросов съезда, но и всех работ вообще» (Сочинения, 5 изд., том 15, стр. 368). После долгих, ожесточенных прений был принят следующий порядок дня: 1. Отчет Центрального Комитета. 2. Отчет думской фракции и ее организация. 3. Отношение к буржуазным партиям. 4. Государственная дума. 5. «Рабочий съезд» и беспартийные рабочие организации. 6. Профессиональные союзы и партия. 7. Партизанские выступления. 8. Безработица, экономический кризис и локауты. 9. Организационные вопросы. 10. Международный конгресс в Штутгарте (1 мая, милитаризм). 11. Работа в армии. 12. Разное. Вследствие того, что работа съезда затянулась и иссякли материальные средства, вопросы о безработице, об экономическом кризисе и локаутах, о международном конгрессе в Штутгарте были сняты с обсуждения.Ленин был избран в президиум съезда и председательствовал на 6, 7, 14, 15, 27, 34, 35 заседаниях съезда; он выступал на съезде с докладом и заключительным словом по важнейшему вопросу порядка дня – об отношении к буржуазным партиям, с речами по докладу о деятельности ЦК, по докладу о деятельности думской фракции, с речью за включение в порядок дня съезда общепринципиальных вопросов об основах тактики партии в буржуазной революции; выступал с речами против меньшевиков, бундовцев, Троцкого.Большевиков на съезде поддерживали делегаты Социал-демократии Королевства Польского и Литвы и Социал-демократии Латышского края. Сплотив их на революционной платформе, большевики получили большинство на съезде и добились победы революционной, марксистской линии. По всем основным вопросам съезд принял большевистские резолюции.По вопросу об отношении к буржуазным партиям была принята резолюция, написанная Лениным. В этой резолюции съезд дал большевистскую оценку всем непролетарским партиям – черносотенцам, октябристам, кадетам и эсерам – и сформулировал тактику революционной социал-демократии по отношению к этим партиям. Это было большой победой большевиков. Партия, писал Ленин впоследствии, «подвела основные итоги урокам революции в лондонской резолюции о непролетарских партиях. Социал-демократический пролетариат точно и ясно выразил в ней оценку взаимоотношения классов в революции, определил социальную основу всех главных партий и общие задачи рабочего движения в борьбе за демократию» (настоящий том, стр. 176).Съезд принял большевистскую резолюцию о Государственной думе, в которой были сформулированы задачи социал-демократии в Думе; думская деятельность социал-демократии, указывалось в резолюции, должна быть подчинена внедумской и Думу следует использовать прежде всего как трибуну для разоблачения самодержавия и соглашательской политики буржуазии, для провозглашения и пропаганды революционной программы партии. В резолюции по отчету думской фракции съезд выразил уверенность, что социал-демократическая фракция в Думе будет служить делу российского пролетариата в согласии с директивами съезда и под руководством Центрального Комитета.По вопросу о «рабочем съезде» была принята большевистская резолюция, составленная на основе написанного Лениным к съезду проекта резолюции «О беспартийных рабочих организациях в связи с анархо-синдикалистическим течением в пролетариате» (см. Сочинения, 5 изд., том 15, стр. 9–11). В резолюции по вопросу «Профессиональные союзы и партия» съезд отверг оппортунистическую теорию «нейтральности» профсоюзов и признал необходимым добиться идейного и политического руководства партии профсоюзами. Съезд внес изменения в устав РСДРП, ликвидировав двоецентрие (избрание на съезде ЦК и ЦО). По измененному уставу на съезде избирался только ЦК, редакция же ЦО должна была назначаться ЦК и работать под его контролем. Устав предусматривал созыв периодических партийных совещаний для обсуждения наиболее важных вопросов партийной жизни.В Центральный Комитет было избрано 5 большевиков, 4 меньшевика, 2 польских социал-демократа, 1 латышский социал-демократ. Кандидатами в члены ЦК было избрано 10 большевиков, 7 меньшевиков, 3 польских и 2 латышских социал-демократа. Членами и кандидатами в члены ЦК были избраны В. И. Ленин, Ф. Э. Дзержинский, И. Ф. Дубровинский, В. П. Ногин, Л. Б. Красин, Я. Тышка, Ю. Мархлевский и др. Впоследствии в состав ЦК было выдвинуто еще 3 человека: 2 от Бунда и 1 от Социал-демократии Латышского края.Учитывая ненадежность руководства со стороны ЦК, состоявшего из представителей различных течений (представители национальных социал-демократических организаций часто колебались между большевиками и меньшевиками), в конце работы съезда, на заседании большевистской фракции, был избран Большевистский центр во главе с Лениным, куда входила и редакция газеты «Пролетарий».Пятый съезд РСДРП явился победой большевизма в рабочем движении России. В решениях съезда был подведен итог борьбы большевиков с русским оппортунистическим, меньшевистским крылом партии в период первой буржуазно-демократической революции. Большевистская тактика была одобрена как единая тактика для всей партии.], и поэтому его «приобретенное право» нарушено теми, кто посмел официально отречься от позорной проповеди богостроительства. «Да что же наша фракция в кабале, что ли, у богостроительских литераторов!» Это замечание вырвалось во время бурной сцены в редакции у т. Марата, – да, да, у того самого тов. Марата, который так скромен, благожелателен, примирителен, добросердечен, что он до сих пор не может хорошенько решить, идти ли ему с большевиками или с божественными отзовистами.

Или, может быть, все это тоже «неверные сведения», о, несправедливо устраненный Максимов? Нет никакой компании богостроительских литераторов, не было никакой защиты их Вами, не было Вашего протеста против статьи «Не по дороге»? а?