Кыся в Голливуде. Дорога к «звездам»

Я сидел под столом со своей тарелкой и, кроме чужих ног в потрёпанных джинсах и кроссовках на липучках, ни черта больше не видел. А сердце у меня уже тревожно кувыркнулось, дыхание перехватило, и последняя оливка встала поперёк горла. Еле проглотил. Уж слишком от этого любителя частушек тянуло кисло оружейным металлическим запахом!

– Здорово, мужики! – услышал я и на всякий случай вспрыгнул на один из двух свободных стульев у нашего столика.

Мало ли… Чем чёрт не шутит? Может, и я пригожусь.

У нашего стола стоял худенький, невысокий и по-человечески очень симпатичный паренёк лет девятнадцати-двадцати. В руках он держал пластмассовый поднос с тарелками, стаканом апельсинового сока и большой кружкой кофе. Он открыто и обаятельно улыбался моему Водиле и Лысому, а увидев меня, удивлённо поднял брови, рассмеялся и сказал:

– Вот так Котик!.. Прямо громила с большой дороги! А я слышу – по-русски говорят, да ещё и частушки поют. Что же такое, думаю? Это ж у нас тут не каждый день… Я и решил подойти. Ничего? Не помешаю?

– Присаживайся, браток, – приветливо сказал ему мой Водила.

* * *

Звали его Алик. Наш – ленинградец. Или – петербуржец? Теперь с этими ново-старыми названиями вечная путаница.

Алик успел захватить и последний год Афганистана, и в Карабахе повоевал. Сначала на одной стороне, потом – на другой. Там стали платить больше. И не в рублях, а в долларах. Сейчас живёт в Мюнхене, со старенькой еврейской мамой. Он у неё – поздний ребёнок. Отец был эстонец. Умер уже давно. Сам Алик говорит и по-немецки, и по-английски. По-английски – хуже. А эстонский – совсем забыл. И лет ему, оказалось, двадцать девять. Хотя больше чем на двадцать он никак не выглядел!..

– Помню, в кино «детям до шестнадцати» билет не продают, сигареты не отпускают, ну, а насчёт выпивки – полный атас!.. По любому поводу приходилось паспорт предъявлять, – смеялся Алик.

– Это всё уже древняя история, – сказал Водила. – Сейчас наши «цветы жизни» и куревом, и водкой, и порнухой, и наркотой – чуть не с детсада начинают задвигаться. Малолетние проституточки – от восьми до двенадцати лет, смех сказать, – у Дворца пионеров – угол Фонтанки и Невского, кучкуются. Или в Гостином дворе промышляют… Вот так-то, Алик. Приезжай, не пожалеешь. Давно в Союзе не был?

– В России, – поправил Лысый Водилу.

– Один хер. Сколько лет, как ты уже дрыснул оттуда? Если я тебя правильно понял, – сказал Водила и в упор посмотрел на Алика.

– Приятно иметь дело с понятливым человеком! – весело рассмеялся Алик. – Вот уж пятый год здесь кручусь. А в Питер ехать, честно скажу, неохота. Говорят, у вас там беспредел, бандитизм…

– Устарелые сведения, сынок, – сказал Водила. – Раньше – да, было. Захочешь дельце организовать, к тебе тут же бандюги с пушками, гранатами: «Плати бабки!» А ты ещё ни копья не заработал. Они тебя и за ноги подвесят, и раскалённым утюгом по причинному месту, а то и вовсе в твоей же ванне тебя и утопят… А счас всё культурненько. У тебя юрист и бухгалтер, и у них – юрист и бухгалтер. Да ещё покруче твоих. В конце каждого месяца – пожалте документацию… Хочешь иметь «крышу» – чтобы тебя больше никто не трогал, – десять процентиков с чистого дохода! Bcё по-божески. Так что не боись, Алик! Посети нашу колыбель уже четырех революций. А то с этими немцами – тоска одна…

– Не в немцах дело, мужики. Я ведь в основном с нашими, с русскими работаю. Всю дорогу в разъездах… То в Америку лечу на один день, то на три-четыре часа в Италию, то в Швейцарию. Последнее время очень много приходится в Испанию ездить. А недавно даже в Австралию летал на сутки!..

– И это всё за свой счёт?! В Австралию, в Америку?.. – ошарашенно спросил Лысый.

– Что ты, что ты! Нет, конечно. Все переезды за счёт заказчика, – успокоил Лысого добродушный Алик.

– Что же это за работа такая?! – не мог уняться Лысый.

– Чисто юридическая, – симпатично улыбнулся Алик.

Мы с Водилой видели, что от зависти и жадности Лысый даже багровыми пятнами покрылся:

– И сколько же тебе плотют за эту работу?..

– Ты даёшь, паря, – сказал мой Водила Лысому. – Кто же теперь такие вопросы задаёт?

– Нет, почему же? – мило возразил Алик. – Я свою работу люблю, делать её стараюсь толково, и платят мне очень неплохо. Хотя и каждый раз по-разному. Тут учитывается, и дальность расстояния, и сложность исполнения, и, как всегда, сжатые сроки… Словом, любое такое задание слегка попахивает нашей родной совковой штурмовщинкой. Но главное, конечно, – Клиент! Кто он, что он, сколько стоит? И само собой, срывы там, ошибки – абсолютно исключены. Иначе я могу вылететь с этой работы так далеко, что лучше об этом даже не думать… А платят вполне прилично – хватает и на хлеб с маслом, и на кусок очень хорошей ветчины.

Водила снял меня со стула и посадил к себе на колени. Положил свою огромную лапищу мне на загривок, и я тут же услышал его вопрос:

«Ты всё понял, Кыся?»

«Ещё бы! Я это понял, как только он допел твою дурацкую песенку, – ответил я. – От него же просто несёт пистолетом! Неужели ты не чувствуешь на нём запаха оружия?!»

«Нет, – сказал Водила. – Зато я чувствую всё остальное».

«Пожалуйста, спроси его, куда и на чём он едет. Нам нужно исключить какие-либо сомнения».

– А сейчас куда, Алик? – тут же спросил Водила.

– В Мюнхен.

– На чём?

Алик повернулся к окну, показал пальцем на стоянку легковых автомобилей и сказал:

– А во-о-он моя «тойота»… Белый микроавтобусик видишь? Номера – «эМЦеХа семьдесят четыре – двадцать шесть». Это и есть мой катафалк!.. – И Алик весело и внимательно посмотрел на Лысого.

У Лысого самым натуральным образом отвалилась нижняя челюсть. Таким растерянным я его ещё ни разу не видел…

– Всё, ребятишки, – решительно сказал мой Водила и встал со стула, – Кончили травить. Ещё пилить чёрт-те сколько. А перед дорожкой надо и Кысю выгулять, и самому вдумчиво отлить. Ещё и в лавочку заскочить… Занимай своё место, Кыся!

Я впрыгнул в сумку, и мы вышли из столовой. У «Хунде-Бара» пританцовывал какой-то пуделек. Почуяв меня, он стал тревожно оглядываться по сторонам и даже чего-то вякать. Однако как только мы вышли на свежий воздух, пуделек тут же вернулся к миске с той отвратительной подливкой и тушёным мясом.

Было отчётливо видно, что Лысый всё ещё не может прийти в себя. Никак он не ожидал, что «исполнителем», профессиональным убийцей может оказаться этот невысокий, худенький мальчик с беленькими вьющимися волосиками. Такой улыбчивый, смешливый и умненький. Ни дать ни взять – десятиклассник, отличник и комсомолец из недавнего советского прошлого…

– Что, земляки, в Мюнхен вместе пойдём? – весело спросил Алик.

– Дак… Вот как напарник скажет… – Лысый совсем смешался.

– А чего!.. – беспечно сказал Водила. – Ежели вы нас с Кысей подождёте – найн проблем. Нет вопросов. Айда, Кыся, вон к тем кустикам.

У кустов Водила вытряхнул меня из сумки, сел на скамейку у мусорного бака и закурил сигаретку. Рядом присели Лысый и Алик.

– Давай, Кыся, не задерживайся! – крикнул мне Водила. – Я лучше потом остановлюсь и ещё раз тебя выпущу!..

Я юркнул в кусты, быстренько сделал всё, что требовалось, зарыл, забросал всё свежим песочком, отряхнул лапы, подмылся и только собрался было вылезать на свет Божий, как вдруг увидел поверх кустов пожилую даму в больших тёмных очках, которая говорила по-французски:

– Лола, дорогая… Ну, сделай пи-пи!.. Мамочка умоляет тебя, Лола!.. Пис-пис, пис-пис… Ну, пожалуйста, Лола!..

Затем я услышал шорох, и прямо на меня выползло какое-то ну совершенно небесное создание!.. Это была Кошка такой неземной красоты, какой я в жизни ещё не встречал…

На её пушистой шейке красовался очаровательный голубенький бантик, и Кошечка была на поводке. Но не с ошейником, а с такой системой ремешочков, очень похожей на парашютную подвесную систему. Я как-то смотрел по телевизору соревнования парашютистов на точность приземления и отметил для себя, что особо драгоценные породы Кошек и маленьких Собачек, типа Дженни, непременно одевают вот в такие сбруйки. У этой красотки Лолы поводок крепился именно так.

Второй конец поводка этой фантастической Кошечки уходил через кусты наверх – в руки Хозяйки, которая буквально не закрывала рта:

– Лолочка, детка! Ну, не стесняйся, сделай пи-пи…Умоляю! Ты же всю машину уже загадила, стерва!!! Там же дышать невозможно!.. Лола, пупсик, ну, пожалуйста!..

Красотка Лола увидела меня, и глаза её мгновенно зажглись совершенно бесовски-блядским светом! Изображая внезапно нахлынувшее на неё сумасшедшее желание, она разинула рот, сладострастно облизнулась и, прикрывая глаза в любовном томлении, мордой потянулась ко мне…