Бедный Павел. Часть первая

– Но душа моя! Невозможно в Петербурге вести дела в обществе, не делая долгов! К тому же ты тоже любишь тратиться – вот дача наша, к примеру!

– Михаил! Не забывайся! Именно мне ты и твои братья обязаны своим положением! И не смей меня упрекать в излишних тратах!

– Аннушка! Ну, не надо на меня кричать! Я всё предусмотрел! Как только Пётр Фёдорович взойдёт на престол, он покроет наши долги и всё будет прекрасно!

– Михаил, меня удивляет уверенность тебя и твоих братьев, что именно Пётр Фёдорович будет наследовать корону.

– Душа моя! Ты что-то знаешь? Старуха решила назначить официальным наследником Павла?

– Ничего я не знаю! Елизавета ни с кем не хочет обсуждать вопросы наследия, как и вопросы собственной смерти! Но, не кажется ли Вам канцлер, что с каждым днём вероятность именно такого развития событий растёт? – ещё очень красивая и отнюдь не старая женщина, резко отчитывала супруга, на вид пребывавшего в значительно более преклонных годах, – Павел, даже в своём возрасте, ведёт себя много более достойно, чем Ваш потенциальный племянник! И то, что моя кузина решит оставить трон именно ему, вполне вероятно. И, возможно, это будет для всех лучше!

– Аннушка! Что ты говоришь, мы же давным-давно всё определили и изменить наше решение уже невозможно, мы слишком много вложили в этот проект!

– Да, вложили! Но чем больше проходит времени, тем больше мне кажется, что мы это сделали зря… – женщина произнесла эту фразу уже значительно более задумчивым тоном и, помолчав несколько минут, добавила:

– Так что, передай своим братцам, чтобы тратили поменьше, можем не дотянуть до успеха.

??????

В нашу размеренную жизнь изменения пришли только тогда, когда мама закрутила роман с красавцем-гвардейцем Григорием Орловым[27 - Орлов Григорий Григорьевич (1734-1783) – фаворит императрицы Екатерины II Великой, светлейший князь.]. Чувства Екатерины к новому возлюбленному оказалась просто огромна – она притащила его на встречу со мной. Как на это могла отреагировать императрица! Но здоровье её оставляло желать лучшего и реакции не последовало. А то я действительно и обоснованно боялся, что наши встречи с Екатериной могли и закончатся.

Она познакомила меня с этим могучим красавцем, и я очень удивился. С предыдущими любовниками я не знакомился, да и вообще, мы даже их не обсуждали, а здесь сразу встреча. Более того, в следующий раз он явился с братьями.

Григорий на меня произвёл впечатление не слишком, но всё-таки умного бабника. Младшие Орловы тоже были фигуристыми молодцами, но значительно более стеснительными, чем Григорий. Но истинным главой этой семьи был Алексей[28 - Орлов-Чесменский Алексей Григорьевич (1737-1808) – русский военный и государственный деятель, граф.]. Не такой Адонис[29 - Адонис – персонаж древнегреческой мифологии, славился красотой.], как Григорий – у этого шрам через пол-лица, но тоже должен женщинам навиться, да и по фигуре покрупней братьев. Хитрость его просто в глаза лезла. Опасность я почувствовал даже после первой встречи. Но как я думаю, самых опасных надо приближать и пытаться приручить и контролировать.

Так что, уже на второй встрече я мило поинтересовался:

– Правда ли Алексей Григорьевич великолепно фехтует на саблях и палашах? Тот удивился:

– Фехтую-то я неплохо, но вот искусство моё во многом продукт моей недюжинной силы, а не умения.

– Мне нравится ваша скромность Алексей Григорьевич, но всё-таки и я хотел бы Вас попросить, если, конечно, это Вас не затруднит, быть моим учителем фехтования. Меня учат биться на шпагах, но, боюсь, в бою от этого мало толку, – я был нарочито вежливым и тем самым ещё более озадачил Алексея, найти причину отказа он не сумел и хоть явно не горел желанием отвлекаться от своих занятий, был вынужден согласиться.

Я с самого начала своей новой жизни уделял физическому развитию предостаточно времени – ежедневно выполнял небольшой комплекс упражнений, а также бегал, но требовалось и что-то большее, тело росло, и надо было его сформировать. С недавних пор я начал скакать на лошади и фехтовать. Фехтование и конная езда нагружали мышцы очень неплохо, но шпаги – это непрактично. Где я смогу по-настоящему драться на шпагах? На дуэлях – бред какой-то, я вам Д’Артаньян, что ли? На войне – так там сабля или палаш сильно удобнее. Чем проще, тем эффективнее – так я думал.

Мы занимались три раза в неделю, мне это нравилось, и, в общем, сближало меня с семейством Орловых и лично Алексеем. Мне было уже восемь лет.

А зимой умерла тётушка Елизавета.

Императрица долго болела. Каждый день последнего года она чувствовала себя хуже и хуже, сильно грустила. Мне кажется, что её просто становилось скучно. Война продолжалась, конца ей не было видно, денег не было, вокруг престола интриги, сил на развлечения не хватает, поговорить нормально можно только с Разумовским, а он давно уже не тот, что был раньше, и тоска только усиливается…

И вот в кабинет, где мы сидели с Платоном и веселились, празднуя Рождество, ворвался слуга с перекошенным лицом и, едва сдерживаясь, проговорил:

– Ваше Высочество! Императрица скончалась!

Конечно, все были внутренне готовы к тому, что она умрёт. Плелись интриги, в расчёте на её смерть или жизнь, но всё равно… Кто может предсказать волю Божию? Вот Шуваловы явно не смогли её узнать. Я знал, что они готовили заговор против Петра Фёдоровича, но не успели… Тётушка не хотела думать о собственной смерти, Шуваловы, да и Разумовский – они не успели её уговорить, она не стала делать каких-либо распоряжений по наследованию, и всё досталось папочке…

Все забегали.

Пётр Фёдорович сразу начал давать указания, в основном нелепые, громко хохотать и вести себя как шут, перемежая свои действия выпивкой. Чувствовалось, что он просто не может себя контролировать, разрываемый радостью. Он был счастлив по-настоящему – он получил то, на что уже толком и не рассчитывал – престол России.

Мама нашла на него управу, удалив его от тела Елизаветы Петровны в свои комнаты и взяв на себя все мероприятия по подготовке к похоронам. Дальше всё прошло как в плохом водевиле: на траурной церемонии пьяный папа в нарочито белом и разукрашенном костюме громко шутил, приставал к дамам и издевался над церковными обрядами и кислыми лицами.

Как же это было противно! Ладно, я понимаю, что тётю папа не любил, она была жестока к нему, но мама пострадала не меньше его и держала лицо.

А мне, мне было грустно, прям невмоготу. Я понимал, что тётя не вечна, но за её спиной всё казалось простым и ясным, а вот теперь её нет, и значит, наступило время больших событий, а я ещё семилетний ребёнок…Тётю было очень жалко. Теперь понял её долгие взгляды на меня во время наших разговоров и то, что она начала, как бы случайно, касаться моих волос или рук. А я привык к ней, к её воле, харизме, которая как огромный кокон обволакивала её, затягивая в себя всех окружающих, и не замечал того, что она уходит. Нет, умом-то понимал, все понимали, а вот сердцем – нет. И я плакал, упал на свою постель и плакал. И только Марфуша сидела рядом, гладила меня и шептала ласковые слова…

Я ещё такой маленький! И мне смешно было почувствовать себя Пегуладом из неописанного ещё Альфонсом Доде Тараскона[30 - Тартарен из Тараскона – цикл романов французского писателя Альфонса Доде. Главный герой – провансалец Тартарен, действие происходит в городе Тараскон, на юге Франции, а также в местах путешествий персонажей романов.], который полугодовалым ребёнком, по своим рассказам, хватал капитана тонущей «Медузы» за горло и рычал на него, требуя вернуться в рубку. Глупости! Семилетний ребёнок не воспринимается окружающими в качестве серьёзного собеседника. И пусть по совету Ломоносова, я вступил в переписку с Дидро [31 - Дени Дидро – (1713–1784) французский писатель, философ-просветитель и драматург, основавший «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел».]и Вольтером[32 - Вольтер – Франсуа-Мари Аруэ – (1694–1778) французский философ-просветитель XVIII века, поэт, прозаик, сатирик, трагик, историк и публицист.], пусть у меня получалось чуть направить безумную энергию Ломоносова, пусть! Но этого было так мало…

Хотелось ещё подождать, опериться, собрать команду, способную осуществлять необходимые стране изменения без оглядки на дикие привычки, но вот мой папочка такого явно не хотел. Первым делом, он прекратил войну с Пруссией. Нет, дело-то само по себе благое – денег на армию уходило огромное количество, бюджет трещал по швам, куча людей гибла, а дальнейшие боевые действия не приносили нам никаких результатов. Но вот так, по собственной инициативе отдать врагу всё, что завоёвано, это как-то чересчур.

Складывалось впечатление, что папа, как впал в безумный восторг по поводу получения престола и избавления от нелюбимой опекунши, так из него и не выходи?л. Фонтанировал законами и указами, требовал от всех говорить по-немецки, мечтал реформировать церковь, отнимал у неё имущество, то кричал о всеобщей свободе, то, наоборот, тиранил всех и вся.

И всё это на фоне отказа от всех территориальных приобретений в тяжелейшей Семилетней войне. Тут же союз с Фридрихом [33 - Фри?дрих II, или Фридрих Великий – (1712–1786) король Пруссии с 1740 года. Яркий представитель просвещённого абсолютизма, основоположник прусско-германской государственности.]и война с Данией. Это вызвало шок у всего русского общества, да даже сам Фридрих, ставший главным выгодоприобретателем смены власти в России, не верил в такое.

Пётр III даже не короновался, отложив церемонию до победы над Данией, ожидая, видимо, момента славы как Пётр I, объявивший себя императором только после окончания войны со Швецией. Не принимая статуса государя российского вообще, более желая корону Голштинии, а, может, и Дании. Далее папенька натащил в Россию кучу своих родственников, щедрой рукой раздавая им должности, земли и людей, и явно обходя местных.

??????

Анна Карловна ужинала в своём дворце в компании супруга и дочери.

– Михаил, тебе не кажется, что твой почти племянник ведёт себя глупо?

– Анна, так он и твой почти племянник!

– Нет, милый мой, именно ты с твоими братцами затеял эту интригу!

– Да, именно нам мы обязаны погашением наших долгов и нашим возвышением до высот, которых никто ещё не достигал!

– Муж мой! Не говори чепухи! Тем, что этот олух получил престол, вы обязаны мне! Я убедила кузину не менять наследника! Я убедила её, что она проживёт ещё долго, а Павел ещё слишком мал, и ему надо дать подрасти под её опекой! – женщина шипела как разъярённая змея.

– Ха, может это ты ещё и ускорила её смерть?

– Молчать! – губы Анны Карловны побелели, – Как ты смеешь? Она моя сестра!

– Теперь уже моя племянница Елизавета Романовна – гарантия нашего положения! – вот после этих слов женщина расхохоталась, и гнев сменился холодным презрением.

– Наверное, милый мой, такие именно это говорили и Меньшиковы с Долгоруковыми, крутясь вокруг несчастного Петра II[34 - Пётр II Алексе?евич (1715–1730) – российский император, сменивший на престоле Екатерину I. Внук Петра I, сын царевича Алексея Петровича и немецкой принцессы Софии-Шарлотты Брауншвейг-Вольфенбюттельской, последний представитель рода Романовых по прямой мужской линии. Вступил на престол в 1727, когда ему было всего 11 лет, и умер в 14 лет от оспы. Пётр не успел проявить интереса к государственным делам и самостоятельно фактически не правил. Подлинная власть в государстве находилась в руках Верховного тайного совета и в особенности фаворитов юного императора, сначала А. Д. Меншикова, после его свержения – Долгоруковых.].

– Аннушка, что ты имеешь в виду?

– Михаил, ты, всё-таки канцлер, наверное, и сам поймёшь, что я имела в виду, если подумаешь, конечно, поубавив спеси и гордыни, – и она, усмехаясь, взяла со стола бокал с вином. Канцлер вскочил и забегал вокруг, возбуждённо размахивая руками.

– Ты что-то знаешь о заговоре против императора! – утвердительно-обвиняюще кричал Воронцов.

– Милый мой, во-первых, не шуми! Ты привлечёшь к нам лишнее внимание. Во-вторых, подумай сам, твой дражайший император ведёт себя на редкость вызывающе по отношению почти ко всем. И заговор против него, если уже не созрел, так скоро созреет! Наша семья чуть ли не единственная его опора в обществе! Единственная, подумай!

– Так, значит, надо устранить угрозу Петру! Я поговорю с ним, пора убрать с доски лишние фигуры.