Темная лошадка

– Стал бы я звать тебя в дикую страну, Чарли! Россия сейчас отличное место для больших дел! Мой будущий император очень неглупый человек, который знает что хочет. Поверь мне, наше царство интересно для строительства будущего, тем более что здесь тебе делать уже нечего. Да и что я тебя уговариваю? Ты же шотландец! Спроси у адмирала Грейга – он тоже стоит очень близко к наследнику, пусть тебе расскажет о возможностях, которые открываются в России.

– Грейг? Из Макгрегоров[74 - Макгрегоры или Грегоры – один из влиятельнейших кланов горной Шотландии.]? Ладно, наведу справки. Ещё по стаканчику, Алексис?

??????

Коронационные торжества прошли. Больше месяца я провёл в Москве, хотя своих сановников в основном сразу после церемонии отправились в столицу – им работать надо. А я работал здесь. Много работал. Такое количество сановников разных стран в одном месте – и всех надо забалтывать.

Мы и не мечтали увидеть у себя столь значительное представительство европейских дипломатов. Я изначально наделся встретить исключительно гостей из Пруссии, как наиболее близкой нам державы, ну и, может быть, Швеции, где правил мой двоюродный дядя, а остальные государства, как я думал, будут представлены послами.

Однако Людовик Французский решил продемонстрировать свои дружеские намерения и направил на мою коронацию младшего брата – графа Луи Станисласа Ксавье Прованского[75 - Людовик XVIII (1755–1824) – король Франции с 1814 г.], после чего представительство европейских дворов резко усилилось. Даже англичане и голландцы прислали специальных посланников. Британцы даже направили к нам бывшего первого министра герцога Графтона[76 - Огастес Генри Фицрой третий герцог Графтон (1735–1811) – премьер-министр Великобритании в 1768–1770.], который активно попытался улучшить наши отношения.

Вообще, это было редкое явление в европейской политике – такое солидное представительство. Подобное собрание напоминало соревнование между мировыми державами – все желали привлечь на свою сторону нового игрока, пусть и не самого влиятельного. Вся эта возня – верный признак нарастающей напряжённости на континенте и грядущих больших войн и изменений.

Более всех меня измотал Принц Генрих Прусский, он непрерывно пытался вытянуть обещания дружбы и союза против Австрии, ну и свою ненаглядную Королевскую Пруссию. Однако мне с помощью Обрескова и Пономарёва, которые отлично его изучили, удалось отбиться от прусских пожеланий без ухудшения отношений.

Посланника же австрийского императора Тугута[77 - Иоганн Амадеус Франц де Паула фон Тугут (1736–1818) – австрийский политический деятель, дипломат, барон.], вообще получилось завербовать. К нему давно подкатывал Маврокордат: австриец был весьма привержен страсти к золотому тельцу, но был лично верен Марии-Терезии. А вот в Москве посланник допустил ошибку, которая уже лишила его шансов уклониться.

Сначала мы ему донесли, что у французской делегации находятся его расписки в получении средств за шпионаж в их пользу в молодые годы. Затем срежиссировали его ссору с одним из секретарей графа Прованского, который якобы собирался продать ему его бумаги, и, в конце концов, сымитировали убийство этого самого французика. Здесь уж Тугуту деться стало некуда.

Если бы наша операция не удалась, то следы бы привели к камердинеру прусского принца Генриха, и русских ушей в этом деле никто бы не нашёл, и всё произошедшее только бы укрепило Империю в убеждении относительно природной злобности своего соседа. Теперь же любимец Марии-Терезии перебывал в уверенности, что мы спасли его, решив его проблемы, и готов был сотрудничать с нами.

С помощью Тугута нам удалось ещё более расстроить отношения между Австрией и Пруссией – подсунув ему документы, между прочим, подлинные, пусть и слегка подправленные, в которых очень острый на язык король Фридрих называл эрцгерцогиню Марию-Терезию и её сына императора Иосифа всякими резкими и даже грубыми эпитетами. Самым приличным из употреблённых им выражений было то, что император до сих пор сосёт мамину грудь.

Тугут потом изъял оригинал, чтобы наши небольшие подчистки, которые сдвигали столь резкие слова дядюшки Фрица, из далёкого прошлого в современность не были замечены. После таких оскорблений, уже ни о каких договорённостях между Пруссией и Австрией и речи не шло. Рассказывали, что сам Иосиф, узнав о подробностях сочинения дядюшки Фрица, орал и ругался. Причём шум был такой, что его мать даже сделала ему замечание, а это было весьма удивительно. А для само?й Марии-Терезии имя Фридрих с тех пор стало ругательством.

А молодой граф Прованский – младший брат короля Людовика послужил исключительно символом растущих дружеских отношений между Россией и Францией, а точнее сказать между мной и французским монархом. Молодой человек со своим снобизмом, смешанным с желанием познакомится с экзотикой России поближе, оказался в руках у Ивана Ивановича Шувалова, который просто очаровал его. Основным их занятием стали пиры и разгул, прерываемые охотой и музыкой.

Иногда я получал удовольствие от бесед с испанским посланником, маркизом Гримальди[78 - Пабло Джеронимо Гримальди и Паллавичини (1710–1789) – крупный испанский политик и дипломат итальянского происхождения.], и английским – герцогом Графтоном. Первый был чрезвычайно образованным человеком, а второй действительно пытался улучшить англо-русские связи.

Значительного успеха нам удалось достичь в отношениях с Данией. Юлиана-Мария[79 - Юлиана Мария Брауншвейг-Вольфенбюттельская (1729–1796) – королева Дании, фактический регент королевства в 1772–1784.] направила к нам своего первого министра Ове Хёэх-Гулльберга[80 - Ове Хёэх-Гулльберг (1731–1808) – датский государственный деятель и дипломат.], а тот был сторонником дружбы между нашими странами, верно оценивая возможность будущего усиления Швеции. У нас было всего две серьёзные проблемы, мешающие нашему взаимопониманию: судьба Брауншвейгского семейства[81 - Семья Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха Брауншвейгского.] и Шлезвиг-Гольштейн[82 - Историческая область на севере Европы, спорная территория между Данией и Священной Римской империей.].

Первый вопрос был важен лично для подлинной правительницы Дании: Антон-Ульрих, принц Брауншвейг-Беверн-Люнебургский[83 - Антон Ульрих Брауншвейг-Вольфенбюттельский (1714–1774) – отец русского императора Иоанна VI, брат знаменитого прусского полководца принца Фердинанда Брауншвейгского, племянник Фридриха Великого, генералиссимус русской армии.], отец несчастного российского императора Иоанна VI[84 - Иван VI (1740–1764) – император всероссийский в 1740–1741 гг., формально царствовал в младенчестве при регентстве сначала Бирона, а затем своей матери Анны Леопольдовны.], был её родным братом. Переворот, произведённый Елизаветой Петровной, заточил в темницу не только малолетнего царя, но и всю его семью. А мать Иоанна Антоновича, внучка брата Петра Великого Ивана V[85 - Иван V (1666–1696) – русский царь с 1682 г., сын Алексея Михайловича, единокровный брат и соправитель Петра I, отец императрицы Анны Иоанновны.], Анна Леопольдовна[86 - Анна Леопольдовна (Елизавета Катарина Кристина, принцесса Мекленбург-Шверинская) (1718–1746) – регент российской империи в 1740–1741 гг. при своём малолетнем сыне, внучка Ивана V по матери, племянница Анны Иоанновны.], являвшаяся правительницей страны при малолетнем сыне, родила мужу пятерых детей.

Бывший генералиссимус был очень достойным человеком, жена его умерла родами, но он категорически отказывался вернуться в Данию без своих детей. Принц с семьёй проживал сейчас в Вологде, где все они чувствовали себя неплохо. Сам Антон-Ульрих преподавал в местной гимназии языки и науки, а дети вели свою жизнь: двое старших, имеющие серьёзные увечья с детства, давно ушли в монастырь, а младшие, пусть и получив вполне достойное образование, жили с отцом, формально охраняя его старость, а фактически находясь под жёстким контролем властей.

Они давно просили о смягчении своей участи и допуске к нормальной жизни, но мама решительно противилась такому, памятуя о переворотах, что непрерывно совершались в России почти полвека. Я-то уже склонялся даровать им такое право, но возможность выторговать за это что-то важное у Дании, заставляла временно отложить благодеяние.

А вот вопрос Шлезвиг-Гольштейна был более сложным. Мне, как наследному, после почившего папы, герцогу Гольштейн-Готторпскому и как герцогу Шлезвиг-Гольштейн-Зондебургскому, титул который я получил от молодого Фридриха Бекского в обмен на сохранения за ним должности и поместий его деда в Поволжье, принадлежала значительная часть Шлезвиг-Гольштейна, которую собственно Дания сейчас оккупировала и желала присоединить.

Не то чтобы мне очень необходимы были земли в Германии, и неминуемая война за право владения ими со всеми, без исключения, соседями мне точно не была нужна, но опять-таки это был неплохой предмет для торга. Просто так отдать всё Дании в обмен на дружбу, мне, казалось, очевидно глупым. Требовалось решать этот вопрос путём переговоров, и у Хёэх-Гульберга соответствующие полномочия были.

Антон-Ульрих и его дети получали полную свободу, навечно отказываясь от каких-либо прав на российский престол, а земли Шлезвиг-Гольштейна переходили к датской короне на тридцать лет, в обмен на отмену Зундской пошлины[87 - Зундская пошлина – плата, взимавшаяся Данией в XV—XIX вв. за проход иностранных судов через пролив Эресунн (Зунд), соединяющий Балтийское и Северное моря.] для русских купцов на тот же срок. Иначе развязать это узел пока не получалось: ну не было у Дании ничего нам нужного, кроме прохода через Датские проливы из Балтики в Северное море, за который они брали немалые деньги. При этом именно Зундская пошлина была одним из важнейших источников дохода страны, и отменять её для нас навсегда датчане тоже совсем не горели, так что мы вопрос просто подвесили на будущее. Ну а Дания и Россия становились союзниками.

Наконец, торжества закончились, и я смог вернуться в столицу – к работе и делам.

??????

– Джонни! Джонни! – Барти Вильямс ткнул в бок тяжело дышащего Ивайло, в изнеможении лежащего рядом со шлюпкой, в которую он только что погрузил десятигалонную[88 - Десятигалонная бочка – 45-литровая бочка, принятая на английском флоте.] бочку с водой.

– Ох, Барти! Что ты хочешь от меня, дружище? Я невероятно устал, а мне ещё идти за новой бочкой! Чёртовы голландцы, не могли сделать на этой глупой земле Ван Димена[89 - Земля Ван Димена – официальное название острова Тасмания до 1856 г.] хоть какой-нибудь порт, чтобы не надо было тащиться за водой в такую даль! – едва прохрипел моряк.

– Джонни, я тоже очень устал! Мы полдня уже таскаем из леса дерево. Но, послушай, что я услышал!

– Что, Барти? – Ивайло с интересом посмотрел на приятеля, шепчущего с крайне возбуждённым видом.

– Ты знаешь, куда ведёт нас капитан Кук?

– Барти, конечно, мне ведомо, что мы плывём искать этот Северо-Западный проход, будь он неладен!

– Но это не всё! – от возбуждения Барти чуть не вскакивал.

– Не тяни!

– Мы должны исследовать такое место – Камчатка! Я случайно услышал, как капитан переговаривался с доктором Андерсоном[90 - Андерсон Уильям (1748–1778) – корабельный хирург и руководитель научных работ в третьей экспедиции Джеймса Кука.]…

– И что мне от этого надо радоваться?

– Джонни! Там есть город!

– Ну и?

– Это русский город! Андерсон так и сказал, что если они не примут величие Англии, мы накажем этих русских!

– Барти! Ты уверен! – усталость Ивайло как рукой сняло. Неужели судьба, наконец, даёт ему шанс вернуться домой?

– Точно, Джонни! Точно! Город называется Петропавловск.

??????

«Дорого?й брат! Извини за то, что я не писал тебе целых четыре дня, но у меня не было никакой возможности это сделать.

Только не смейся, я отлично понимаю, что письма ты мои получаешь большими пакетами, которые я передаю в портах, где мы останавливаемся для пополнения запасов воды, провианта и ремонта судов, но я решил писать тебе каждый день. Будто бы ты читаешь их каждый день и от этого мне как-то спокойнее.

Последнюю депешу я составил тебе перед проходом мыса Горн[91 - Мыс Горн – крайняя точка архипелага Огненная Земля, расположен в проливе Дрейка, отделяющего Южную Америку от Антарктиды.], и после всех сложностей и борьбы с течениями и ветрами я и не думал, что нас ждёт нечто более страшное. Ударил сильнейший шторм, никто не ожидал подобного.

Четыре дня он бил нас с такой силой, что мы потеряли двух матросов, которых смыло с палубы, и никто этого даже не заметил. Мы, все пассажиры, как называют нас моряки – особенно раздражает, что новики Морского корпуса быстро начали назвать нас также – собрались, как обычно при шторме, в кают-компании, обнялись, чтобы нас сильно не бросало о стены, и слушали проповеди отца Иосифа.

Как ты помнишь, наверное, из моих предыдущих писем, отец Иосиф в первый наш шторм, из-за которого мы ремонтировались в Бристоле, также читал нам молитвы и сорвал голос так, что потом почти неделю исключительно шептал, теперь же он привык к подобному и смог все четыре дня успокаивать нас своим звучным басом.

Удивительно, что все бури Атлантического океана оказались для нас менее опасными, чем первый же шторм в океане Великом[92 - Великий океан – Тихий океан (уст.)]!

Хорошо, что адмирал Чичагов[93 - Чичагов Василий Яковлевич (1726–1809) – русский флотоводец, исследователь Арктики, адмирал.] перед этим дал нам отдохнуть две недели в Дестеро[94 - Дестеро – в настоящее время город Флорианополис (Бразилия)], пусть и редкая глушь, но всё-таки твёрдая земля под ногами. Столь долгое плавание без остановки, а до Бразилии мы останавливались только на острове святого Антония[95 - Остров Святого Антония – Санту-Антан, второй по размеру остров Кабо-Верде.], очень утомляет даже моряков, да и фрукты и свежее мясо заканчиваются, а вода становится не очень приятной на вкус. Конечно, наш корабельный врач, доктор Сильванский, щедро разбавляет её хлебным вином и лимонным соком, но всё-таки свежая вода сильно лучше.

Перед тем как мы начали огибать мыс Горн, адмирал дал указание всем судам следовать в Вальпараисо[96 - Вальпараисо – город и морской порт в Чили.] и ждать там остальных две недели. А потом, в случае если не выйдет в этот срок дождаться товарищей, следовать дальше, в соответствии с планом плавания. Всем судам надлежало идти каботажем[97 - Каботаж или каботажное судоходство – прибрежное плавание без выхода в открытое море.] к нашим поселениям на острове святого Андрея. И получить инструкции уже там, в Новых Холмогорах.

И действительно, в такой буре корабли сразу же разметало в стороны, и Святой Владимир оказался в одиночестве. Мы все молимся, чтобы наши товарищи уцелели. Однако штормом нас унесло так далеко на северо-запад, что адмирал Чичагов решил не возвращаться к берегам Южной Америки, а следовать напрямую через Великий океан к Азии, а дальше направиться к Камчатке.

Мне кажется, что нашему адмиралу очень хочется открыть какой-нибудь остров в океане и прославить себя как великого мореплавателя. Однако так показалось не мне одному, и среди экипажа было ворчание, ибо запаса воды и провизии может не хватить для столь дальнего пути. Но ворчание было остановлено не только увещеваниями отца Ионы, но и объяснениями офицеров, что для путешествия к Вальпараисо или Консепсьону[98 - Консепсьон – город в Чили с портом Талькауано.] этого запаса тоже маловато, и, по сути дела, выхода у нас нет.