Второе воскресение

Как видно, эта мысль ему очень понравилась.

– Я – человек вашего будущего. Как у вас там говорится, от каждого – по способностям, каждому – по труду. Так вот, на меня уже распространяется лозунг "От каждого – по способностям, каждому – по потребностям". Способности у меня не ахти какие, а потребности и того меньше. Был бы хлеб каждый день, а вода найдется. Мне больше ничего не нужно. Я никогда не стремился к комфортной жизни. Природа – самая удобная квартира. Сейчас, правда, стало несколько холодновато и неуютно, но жить можно. Обычно я ночую на вокзалах, когда не гоняет милиция. А если даже выгонят, можно спать в подвалах, на чердаках возле вентиляционных шахт, в водопроводных колодцах, общественных теплых" туалетах. Одним словом, всегда найдется теплое местечко, не замерзнешь. Но какая прелесть наступает летом, когда ночи теплые, а днем жара, как на сковороде. Я летом вбираю все тепло своей кожей и зимой им обогреваюсь. Мне хорошо. Но если бы вы знали, как я свободно себя чувствую. Куда захочу, туда и иду. Никто надо мной не стоит: ни начальник, ни сам Бог. Я сам себе начальник и сам себе Бог. Что хочу, то и делаю. Мне не надо держать ответ ни перед кем. Я счастлив, и мое счастье проявляется не в редких коротких мгновениях, как у вас, а в повседневной жизни.

Бродяга замолчал и залез на верхний ярус койки. Павел, переступив через Пьяного, пересел на его место. Петр тоже залез на верхнюю койку. Все стали устраиваться на ночлег. Некоторое время лежали молча. Затем Павел мечтательно произнес:

– Вот если бы денег побольше, тогда можно было бы стать счастливым.

– А зачем тебе деньги? – спросил его Котя. – Здоровье, это я понимаю. А то будут деньги, а здоровья нет, и все равно останешься несчастным. Чтобы было здоровье, нужно жить по природе, как я.

– Но уж ты хватил лишку. Одно другому не мешает. Здоровье – хорошо, а здоровье с деньгами – еще лучше, – не унимался Павел!

– А вот у меня и здоровье, и деньги есть, а все равно не везет, – вздохнул Петр. – Люблю одну стерву. А она – нашим – вашим, то со мной, то с Васькой Сорокиным амур закрутит. Бросил бы я её, не могу. Получаю я прилично, баранку кручу, всегда лишнюю сотенную имею, иногда налево…

Он крутанул в воздухе воображаемым рулем машины.

– А вот ничем ее привязать к себе не могу. Сегодня она поехала в город, пошел провожать, Васька подвалил, ну и случилась драка. Васька-то сбежал, а меня этот черт сцапал. Вот такие дела.

– Брось, не расстраивайся, – утешал его Котя, – влюбишься в другую, стоящую…

В это время пьяный, лежащий на полу, с шумом выпустил газы.

– Вот гад, – возмущался Пётр. – Самая настоящая скотина, в таком месте…

К смрадному духу в камере добавился еще дух тошнотворный.

– Пьяный, что с него возьмешь, – защищал его Котя, – пьяный как ребенок.

– Пробовал влюбиться в другую, – продолжал Пётр, – но бесполезно. Ничего не могу поделать с собой. Мила она мне. Хоть вешайся, люблю эту стерву. Поехала в город. Наверняка, у нее кто-то там завелся.

– Не унывай, парень, еще влюбишься, – сказал Котя и зевнул. – Ребята, давайте спать. Завтра день предстоит тяжелый. Что ни говори, Судный День. Нужно хорошо отоспаться. Тебе, Петя, желаю встретить хорошую дивчину. Тебе, Павел, выиграть много денег в лотерею или взять у какого-нибудь подпольного миллионера.

– Если бы.

– А тебе, товарищ Иисус, желаю раздобыть документы. Пьяному я ничего не желаю. Ему бесполезно сейчас что-то желать, он и так счастлив. Что бы себе пожелать? Пожелаю-ка я себе увидеть хороший сон.

Котя зевнул и мечтательно добавил:

– Вот бы научиться видеть вещие сны.

Все по разу зевнули, и камера погрузилась в тишину. Уже через четверть часа слышалось дружное сопение с переливами храпа. Время от времени сонную тишину нарушали звучные хлопки пьяного и бульканье в голодном желудке у Коти.

4. Побег задержанного

Сержант Макаров слонялся от безделья по пустому перрону. В зале ожидания уже никого не было: кто уехал на поезде, кто вернулся домой. В его дежурство бродяги избегали заходить "на огонек" погреться. Весь вокзал словно вымер, в кутузке мирным сном спали пятеро задержанных. Казалось, что нечего делать. Это было самое тяжелое время для Макарова. Его одолевал сон.

Повалил густой снег. Макаров прошелся по рядам пустых скамеек в зале ожидания, поднял оброненную кем-то газету "Гудок", попробовал читать, но строчки сливались перед глазами в сплошные линии. Макаров клевал носом.

Шел пятый час утра. Поезд должен был прибыть только в семь пятнадцать. Впереди была уйма свободного времени. Макаров не знал, чем заняться.

В эту ночь сержант милиции Макаров не заметил, как уснул. Когда он проснулся, маленькая стрелка с пяти часов вдруг сразу перескочила на шесть. На его вытянутых ногах лежала газета. Макаров проверил кобуру, чертыхнулся и стал ходить между пустыми скамейками, разминая затекшие ноги.

Он проспал всего один час. С ним это случилось впервые за всю службу. В зале ожидания по-прежнему никого не было. Но, может быть, кто-то видел, как он заснул на посту. От этой мысли на душе у Макарова сделалось муторно. Было бы лучше запереться в дежурке и спать, как делают все сослуживцы. Он же всегда проявляет сознательность. А вот сейчас кто-нибудь капнет начальству, и схлопочешь выговор. Так и пистолет могли украсть. Дрожь пробежала по спине между лопатками сержанта. За утерю оружия полагается… Впрочем, не важно, что полагается. Пистолет на месте, за время дежурства ничего не случилось. Зачем мучить себя кошмарами.

Макаров вышел на перрон. Снег еще падал, но уже не густыми хлопьями, а одинокими снежинками. Видимость улучшилась. Сразу за железнодорожной линией белело поле, в конце которого узкой полоской чернел лес. Макаров прошелся из конца в конец по перрону и вернулся в здание вокзала. Миновав пустой зал ожидания, он направился по коридору к служебной комнате, вставил ключ в замочную скважину, но дверь оказалась незапертой.

"Что за чертовщина, неужели забыл закрыть, – подумал он. – Старею."

И в ту же секунду сердце схватило в клещи предчувствие недоброго. Он вошел в служебную комнату и бросил взгляд на дверь кутузки. Так и есть. Беда. Дверь была открыта. Висячий замок лежал на полу. Заключенные совершили побег.

Макаров рванулся в КПЗ и чуть не поскользнулся на блевотине пьяного, который лежал тут же в проходе между кроватями. На трех койках спали арестованные, пятый заключенный исчез. Макаров осветил фонариком лицо каждого. Побег совершил Исусик. Бросившись к выходу, он расстегнул кобуру, но тут же опомнился, вернулся и запер в камере оставшихся узников. Затем, выйдя на перрон, стал искать следы. Но какие могли остаться следы, когда навалило столько снега.

"Зарезал, зарезал, – повторял он, – без ножа зарезал. Но как удалось ему открыть эти замки? Специалист высокого класса! Рази мою душу, вот упустил-то кого, вора-рецидивиста. Даже не обыскал, когда запирал его в КПЗ. Чертов Исусик, прикинулся овечкой. Верь после этого честным физиономиям".

Макаров бежал по чистому полю за полотном дороги, как будто надеялся встретить там сбежавшего задержанного. Но где там, его и след простыл.

Макаров, возвращаясь на станцию, пытался взять себя в руки. До конца дежурства оставалось почти два часа. Прежде всего, нужно было допросить других задержанных, составить протоколы, рапорт по форме, как все произошло. В зале ожидания все еще никого не было. Утренний поезд прибывал только через сорок минут.

В служебной комнате он снял с кованой двери висячий замок и тщательно осмотрел. Никаких следов взлома. Злоумышленник явно открыл замок отмычкой, но как он смог дотянуться до замка через верхнее оконце? Для этого нужно было вдвое нарастить руку.

Макаров, не теряя времени, набрал ведро холодной воды и вылил на голову пьяному. Тот враз протрезвел. Он уже не орал: "Черемхово, Черемхово…", а лишь хлопал глазами и дико озирался по сторонам.

– Где я? – пролепетал он.

– В камере предварительного заключения.

– А что я наделал? – спросил он упавшим голосом.

– Напился, как свинья.

– А еще что?

– А этого, по-твоему, мало?

Отрезвевший умолк, он явно был в подавленном состоянии духа.

– Выметайся живо, – сквозь зубы процедил Макаров. – Чтобы духу твоего не было. В следующий раз обязательно сдам в медвытрезвитель, и штраф заплатишь.

Следствие не нуждалось в пьяном, который только путал логический ход мыслей сержанта. Поэтому Макаров избавился от него.

– Ну, живо! – приказал ему милиционер.

Отрезвевший, вскочив, тут же растянулся в собственной блевотине, нахлобучил шапку на мокрую голову и почти на карачках скрылся за дверью.

– Подъем! – взревел сержант.

Заключенные соскочили со своих постелей. Они стояли заспанные и обалдевшие, с помятыми физиономиями: Котя, Павел и Петр, три друга-товарища по несчастью и по камере.

– Что? Уже на Страшный Суд? Так рано?