Логово Белого Тигра
Владимир Фёдорович Власов
«Логово Белого Тигра» – третья книга небесного путешествия бессмертного даоса, написавшего трактат «Сказание о ясно-фиолетовой дымке» об обретении чудесного здоровья, нестареющего долголетия, волшебного превращения. Вместе с этой книгой, таких книг четыре: «Дворец Лазурного Дракона», «Обитель Чёрной Черепахи» и «Гнездо Красной Птицы». Путешествие длится один год по лунной орбите, проходя через четыре космические стоянки и двадцать восемь созвездий китайского лунного зодиака. В путешествии даоса сопровождают рассказчики средневековья: Пу Сун-лин, Юань Мэй и Цзи Юнь, повествующие о необычных приключениях своей жизни, которые ещё незнакомы читателю. В путешествии странники встречаются с мудрецами прошлого, открывающими им тайны богов и бессмертных духов. Созвездие Логово Белого Тигра занимает Западный сектор лунного небосклона, его стихия – Металл. В нём находится семь созвездий: Ноги-Бёдра, Холм, Желудок, Плеяды, Сеть-Сачок, Черепаха-Клюв и Орион-Собрание.
Владимир Власов
Логово Белого Тигра
Уроки для правнучки
Роман для думающих читателей
This book is a work of fiction. Names, characters, places and incidents are a product of the author’s imagination or a used fictitiously. Any resemblance to actual events, locales, or persons, living or dead, is coincidental.
MY LESSONS FOR MY GREAT-GRANDDAUGHTER
NOVEL
«Будьте как дети – нам Библия твердит, а я – душой ребёнок, хотя и стар на вид». Курт Воннегут
Введение
Человек познаёт мир через своё сознание, через него же он и создаёт свой собственный мир. Но где он приобретает это сознание, и как оно изменяется с течением времени – эти вопросы интересовали меня всю мою жизнь. В конце концов, я пришёл к такому мнению, что наше сознание есть некое вместилище или пространство, создаваемое нами самими, в котором мы обитаем вечно. Его можно назвать Пространственной Страной Нашего Собственного Измерения. Но это название получается несколько длинноватым, и не совсем точным и приемлемым для нашего современного скоростного мышления, в чём меня могут упрекнуть современные философы, и они будут правы. Я заранее соглашусь с ними в том, что нужно найти какое-то более короткое название. Но какое?!
Можно было бы назвать «сознание» одним словом: СТРАНА, как Наша Собственная Внутренняя Страна. Но и это не очень точное определение. Когда наше сознание развивается и расширяет свои границы, то его можно сравнить и с королевством, о котором говорил ещё Моцарт, которое помогало ему писать его бессмертные произведения, и со Вселенной, где может уместиться всё, что мы бы не придумали и о чём бы не подумали. Но если эту страну назвать «Осознанным Пространством, Находящимся Внутри Нас» было бы не совсем правильно, потому что свет из этой страны вырывается наружи и освещает всё вокруг себя, как некое светило. Одним словом, уже в самом начале я, стараясь дать определение «сознанию», попадал в ментальную ловушку и испытывал затруднение в высказывании моей более точной мысли. Но потом я решил, что не буду заранее расписываться в своём бессилии, ибо пришёл к мыли, что то, о чём я хочу сказать, является самым важным в понимании того, как возникает человек, и что он собой представляет, ибо это само сознание и создаёт человека. А раз так, то человек сам способен осознать и выразить словами то, кем и чем он является. Я думаю, что каждый человек создаёт такую свою собственную Страну по кирпичику с самого своего рождения. И вот я подумал, что интересно бы проследить создание этой Страны с самого начала.
Именно такая возможность и была мне предоставлена со временем сложившимися обстоятельствами в конце моей жизни, когда я смог понаблюдать за созданием этой страны у моей правнучки, которая родилась в Канаде в одном из самых больших городов Америки – Торонто. Эта Внутренняя Страна, создаваемая маленькой девочкой, влияла на мою собственную Страну, также, как и моя Страна влияла на её развитие. С развитием и изменением моей правнучки и я сам менялся. Наблюдая рост и становление этого милого создания, расцветающего, как цветочек, раскрывающего свои способности, я был потрясён этим развитием, потому что сама природа проявлялась на моих глазах во всей своей красоте и своём великолепии, и это развитие было столь потрясающим, что я сам превращался в совсем в другого человека.
Я считаю, что взрослые должны многому учиться у детей, так как со временем у них меняется восприятие мира таким, и они видят его не таким, каким воспринимают его дети, потому что, взрослея, мы теряем многие детские качества, такие, о которых ещё говорили древние даосы, а именно: смотреть на мир глазами ребёнка; быть свободным и поступать так, как подсказывает нам наша природа. Об этом я бы и хотел изложить свои мысли и рассказать о тех приключениях, которые происходили со мной в то время, когда я находился с моей правнучкой.
Но прежде всего, я хочу сказать несколько слов о себе:
Когда-то, давным-давно, я окончил институт иностранных языков по специальности учитель средней школы французского и английского языков, но преподавая эти языки в школе на практике, сразу же понял, что учитель из меня вышел никудышный, так как я терял терпение во время уроков и не умел находить общий язык с детьми. Поэтому параллельно со своим образованием я обрёл ещё одну специальность в институте, став журналистом-международником, и выучил ещё несколько языков, что дало мне возможность работать в Агентстве Печати Новости. К тому же, я увлёкся восточной философией через свои знания японского и китайского языков, которыми овладел на вечерних курсах во время учёбы в институте, что дало мне возможность понимать восточный менталитет, и углубился в изучение восточной мудрости до такой степени, что, как говорят в народе, у меня «сорвало крышу», потому что я решил стать даосом и некоторое время практиковал магию китайской и индийской алхимии бессмертия.
Из всего этого получилось, как бы, моё ментальное раздвоение на две личности: западного и восточного человека. Как восточный человек я старался продлить свою жизнь, стремясь к сотериологическому бессмертию; а как западный человек, купался в знаниях европейской философии, наслаждаясь глубиной разрушительной гедонистической мысли. Но и в восточной мысли я увидел много дорог и разветвлений, которые вели в разные стороны. И по всем этим дорогам мне захотелось пройти. от простого продления жизни, которое квалифицировалось на Востоке значительно ниже бессмертия, до обретения знаний Совершенномудрого и Бессмертного, что было связанно с изменением статуса бессмертного, как его одухотворением и само-сакрализацией, что превращало мои представления о даосизме в почти шаманские представления о бессмертии, как спиритуализации бытия, а не просто продлении физического существования. Во многом такое стало возможным из-за моего увлечения буддизмом. Я уже не знал, кем я хочу стать: бессмертным или буддой, но в конце концов примкнул к одной даосской синкретической школе с даосской доминантой бессмертных будд – «сянь-фо», в которой положения буддийской доктрины воспринималось исключительное через призму даосской традиции. Это меня устраивало, потому что, как я думал, если я не стану бессмертным, то буддой мне стать гарантировано. Всё это подвигло меня к тому, что я стал философом в своей европейской части личности. С таким сложным комплексом моих философских устремлений я и отправился в Канаду, чтобы помочь моей внучке Тане, которая преподавала психологию в Йоркском университете города Торонто и готовилась к защите диссертации, воспитывать мою правнучку Катрин.
Дело в том, что моя дочь Наталия, окончившая в своё время университет в Иркутске по специальности чистая математика, жила со своим мужем Блэром в своём домике в престижном районе Этобико (Etobikoke) в южной части города Торонто недалеко от залива озера Онтарио, где и работала, а внучка Таня со своим мужем Петром из Харькова проживала в Северо-восточной части города в своём довольно просторном доме в районе Скарборо (Scarboro), и эти дома разделяло приличное расстояние, поэтому дочь не всегда могла помогать внучке.
Когда я отправился из Иркутск в Торонто с пересадкой в Москве и Франкфурте-на Майне, я вдруг понял, что знаю немецкий язык лучше, чем английский. Немецкий язык я изучал ещё в средней школе, и его структура глубоко засела в моей памяти, а на английском языке я не говорил уже более тринадцати лет, хотя и считал его вторым языком по моей учительской специальности, но разговорной практики на нём у меня почти не было. По-французски я говорил свободно, так же, как и по-японски, так как прожил в Японии довольно достаточное время.
Из Иркутска до Москвы я долетел без приключений, а когда в аэропорту Домодедова стал садиться на борт немецкого аэробуса компании Lufthansa, то каким-то внутренним чувством ощутил некое беспокойство.
Нет, летать я не боялся, потому что, будучи журналистом, летал часто в командировки и в разные страны, но в Германию я летел впервые в своей жизни. Так уж получилось, что в своё время я был в Англии, Франции, Италии, Испании и Португалии, зная эти языки и говоря на них, но в Германии никогда не был, хотя заочно очень любил эту страну за её культуру, наслаждаясь её музыкой, литературой и философией, и мой первый язык, который я изучал в школе был немецким. Однажды, попав в Данию, я пробовал говорить с датчанами по-немецки, но они меня не понимали, и я тут же переходил с ними на английский интернациональный язык. Признаюсь, что в моей жизни мне удалось полностью овладеть лишь двумя языками: французским и японским. На них я мог свободно разговаривать и мыслить, на других же языках я разговаривал, как на иностранных, то есть, с неким напряжением, постоянно следя за своим грамматическим конструированием и правильным подбором синонимов. Но немецкий язык был для меня особым – языком моего детства и взросления, когда я ещё в школе влюбился в молоденькую и симпатичную девушку, преподававшую нам этот язык. Поэтому, когда я летел в Германию, то, испытывал некоторое волнение от предвкушения встречи со страной моей мечты. Через два часа после приземление в Домодедово, началась посадка на рейс до Франкфурта.
Места в самолёте были полностью заняты пассажирами. Моё место находилось возле иллюминатора, а у прохода сидел довольно тощий пожилой человек с седыми волосами. Как только самолёт взлетел, он тут же впал в спячку. Через некоторое время стюардессы стали разносить завтраки и горячительные напитки. Мой сосед продолжал спать. Я попытался определить национальность моего соседа, но мне это не удалось сделать. Он походил на европейца, но не на русского, в его облике было что-то серьёзное: он чем-то напоминал мне общепринятый образ католического священника. Когда к нам подошли стюардессы с каталкой, я опустил свой столик, пристёгнутый к креслу, и то же самое сделал у соседа, стараясь его не разбудить. Стюардесса положила нам на столики стандартный немецкий Fr?hst?ck –завтрак, как называли его в Санкт-Петербурге во времена Достоевского. Я взял себе бутылку баварского пива, а соседу бокал красного вина и приступил к завтраку. Завтрак показался мне очень вкусным, особенно жаренная курица и баварские сосиски. Я съел обе порции фрюштюка и выпил бутылку пива и бокал вина моего соседа. Когда стюардесса забирала остатки нашего завтрака, я попросил у неё ещё одну бутылку пива и один бокал вина. Она любезно предоставила мне пиво и вино, которые тут же растворились в моём желудке. Мне нравилось немецкое гостеприимство. На душе у меня стало радостно и возникло желание к общению. Я решил сходить в хвост самолёта в кабинку, чтобы ополоснуть руки. Соблюдая предосторожность, я перешагнул через колени моего спящего соседа и отправился по проходу в конец самолёта. На меня смотрели раскрасневшиеся лица пассажиров с осоловевшими глазами. Некоторые из них тоже впали в спячку, как видно вино и пиво всем им тоже понравились.
Возвращаясь на своё место, я решил также, не тревожа моего соседа, переступить через его колени, чтобы сесть в моё кресло, но неловким движением задел его руку. Старик вздрогну и открыл глаза.
– Entschuldigen Sie mir bitte f?r die St?rung, – сказал я, – извините меня за беспокойство.
– Keine Sorge. Alles ist gut, – ответил он мне с приветливой улыбкой, от которой у меня на душе стало светло и радостно.
Говоря эти слова, старик как бы засиял изнутри, а в его произношении я почувствовал лёгкий французский акцент. Я тут же перешёл на французский языке:
– Parlez-vous francais?– спросил я его.
– Oui, – ответил он, – je suis fran?ais (я – француз).
И его улыбка стала ещё более приветливой.
Я уместился на своём сидении и откинул спинку кресла. Сейчас я мог насладиться разговором, потому что всегда считал, что французская речь излучает из себя сплошное удовольствие для того, кто говорит на этом языке, как и для того, кто его слушает. Недаром, когда-то русские аристократы предпочитали французский язык русскому, хотя, как я думаю, русский язык по благозвучности нисколько не уступает ни французскому, ни итальянскому.
– Вы – священник? – спросил я его на его языке.
–Да, – ответил он и тут же спросил сам, – но как вы это определили?
– В вас есть что-то источающее мудрость и доброту, – сказал я, улыбнувшись, – не знаю, быть может, в религии есть что-то такое, что помогает нам светиться изнутри. Этот свет, исходящий от вас, я и почувствовал.
Старик добродушно рассмеялся, приняв моё объяснение за комплимент, и сказал:
– Вы правы, религия, как философия и наука, наделяет человека мудростью. Весь окружающий нас мир порождает множество феноменов.
– Но всё же, – возразил я ему, – между религией, наукой и философией существуют различия, которые нам невозможно не заметить.
Услышав эти слова, старик рассмеялся и сказал:
– Мир состоит из разных феноменальностей. Mais tout le Phеnom?ne, aussi. Comme il arrive aux mеridiens ? l’approche du p?le, Science, Philosophie et Religion convergent nеcessairement au voisinage du Tout. Elles convergent, je dis bien ; mais sans se confondre, et sans cesser, jusqu’au bout, d’attaquer le Rеel sous des angles et ? des plans diffеrents. (Но и любой феномен тоже, как это происходит с меридианами при приближении к полюсу, наука, философия и религия обязательно сходятся в окрестности Целого. Они сходятся, как я считаю; но не смешиваются и не перестают всё время атаковать Реальность под разными углами и плоскостями).
– Это вы хорошо заметили насчёт разных углов и плоскостей, – сказал я, – потому что у каждого из нас свой взгляд на мир. И каждый из нас смотрит на вещи под своим углом и со своей плоскости.
– Да, – согласился со мной старик, – вы в чём-то правы, но углы и плоскости сужают и ограничивают наше мировоззрение. Чтобы увидеть истинный мир, нам нужно подняться над всеми углами и плоскостями. Всё в мире меняется, как и меняется сам человек. В своём развитие взгляд на мир человека расширятся, и он видит с каждым шагом своего развития больше, чем видел предел. «L'Homme, non pas centre statique du Monde – comme il s'est cru longtemps, – mais axe et fl?che de l'Еvolution». (Человек, не статический центр мира, – как он долго думал, – а ось и стрела эволюции).
Мне было приятно разговаривать со стариком на философские темы, которые меня всегда волновали, и от него я слышал весьма оригинальные мнения по тем вопросам, над которыми я задумывался ранее и не мог найти их решения.
Мы пролетали уже над Германией и наш самолёт начинал снижаться. Глядя из иллюминатора, я видел внизу необычный ландшафт, где леса перемежались с полями и селениями. В некоторый местах стояли ветреные столбы с огромными винтами, вырабатывающие электроэнергию. Глядя на землю Германии, я высказал своё мнение:
– Внизу всё заселено, нет клочка свободного места. Где появляется человек, там всё благоустраивается. Как далеко может человек распространиться?
Старик, улыбнувшись ответил:
– La Vie est nеe et se propage sur Terre comme une pulsation solitaire. C'est de cette onde unique qu'il s'agit maintenant de suivre jusqu'? l'Homme, et si possible jusqu'au-del? de l'Homme, la propagation. (Жизнь рождается и распространяется на Земле, как одинокий пульс. Именно из этой уникальной волны теперь стоит вопрос о следовании за человеком и, если возможно, за пределами человека, о распространении).
– Я Не ожидал увидеть такую ухоженную землю. Если бы немцы высадились на Марс, то и там, наверное, со временем земля стала бы такой же.
Старик наклонился ко мне, чтобы увидеть то, на что я обратил внимание и сказал:
– Lorsque, en tous domaines, une chose vraiment neuve commence ? poindre autour de nous, nous ne la distinguons pas… Rеtrospectivement, les choses nous paraissent surgir toutes faites. (Когда во всех областях вокруг нас начинает появляться что-то действительно новое, мы не различаем это … Оглядываясь назад, нам кажется, что все готово).
– Когда мы говорим об эволюции человека, то всегда думаем, что человек эволюционирует, но никогда не задумываемся над тем, а может быть, начался в мире обратный процесс – деградации человека?