Лемма о невозможности

Лжеантичный тринадцатисложник,
Точно цену кассирше, бубнить.

Rumores senem severiorum
Aestimemus в истершийся грош…
Мнемоническим жадным приемом
Кухонный вдруг прорвался галдеж.

Углекислые рвутся каверны,
Ком стиха зреет вправо и вниз,
И вот-вот оборвется, наверно,
Этих туч ненадежный карниз.

Ведь зима не умеет прощаться,
Зажимать свое сердце в кулак,
Так уйти, чтобы не возвращаться,
Так задуть, чтоб лишь холод да мрак.

Вечно – вдруг над пасхальным апрелем
Взгляд тяжелый, и снег – вот он весь.
Видно, птицы отбить не сумели
Эту слишком буквальную спесь,

И в латыни сойдутся навечно
Ритм и речь – как дыханье и плач,
Чтоб нам «кровь» рифмовать бесконечно,
Но лукавых не ведать удач.

«…По локти в тумане сквозных палестин…»

* * *

…По локти в тумане сквозных палестин,
Нежнее, чем ангел разлуки, жасмин
Расцвел – что собрался походом на Крым,
Как будто решил умереть молодым.

И нет кроме холода в нем ничего,
И будто ничем не утешить его,
И точно раскрыт он для смерти и губ,
Привставший на цыпочках, с близкими груб.

Но всходит зарничная грозная мгла,
В окне, голубиного цвета крыла,
Что в комнату снова не мир принесла,
А тот же ликующий меч,

Что в небе закатном, меняясь, дрожит,
Что райские кущи от нас сторожит,
Скорей, чем в объятья, на небо взбежит
Бежавший, не чуя ног, встречь.

Hysteresis

Беллетристика

Один возьмется, а другой останется…

Бывает в близости один рубежный миг,
Внезапно налетевшая прохлада,
Темнеют очи, устает язык,
Изжогой на сердце щемит досада.

Ну точно озеро, как пробегает рябь
И тень от тучи будто укоризна,
Темнеет вдруг – и вот оно уж хлябь,
Неведомой исполненная жизни.

И снова солнце, – но уж не пройдет
Из памяти недавнее смятенье,
И отчужденья соляной налет
Царапнет вдруг под мимолетной тенью.

Вот так и мы – что озеро с тобой:
Чем ближе – тем рубеж неодолимей.
Мне дорог твой лазоревый покой,
Но стать бы я хотел твоею глиной,

Картавым берегом, корнями у воды,
Холодными подводными ключами,
Зверьем, что порассыпало следы,
Твоим туманным утренним молчаньем,