Развилки

– Я тебе еще нужен?

– Да, и я тебе тоже нужна. Ты прекрасно знаешь, что если с тобой что-то случится, то единственный человек, который реально будет тебе помогать, – это я. И я знаю, что если мне вдруг придется лечь в больницу, то ты будешь приходить ко мне чаще, чем наша дочка.

Никита молчал, не зная, что сказать. Ирина допила кофе, съела кусок сыра, встала, поцеловала его и ушла к себе в комнату. Никита взял сигареты и вышел на улицу.

Над холмом поднималась огромная красная луна. У дома ее заслоняли кусты, и он пошел к бассейну, сел в шезлонг и стал любоваться: две луны – одна в небе, другая на поверхности воды. И тут он услышал шелест шагов; сначала далеко, тихо, потом громче – зашуршал гравий на дорожке. Он оглянулся, к нему приближалась Алена. Ночная пижамка, на ногах «кроксы».

– Никита, это вы? Я не спала, услышала шаги у бассейна, подумала, что кто-то чужой.

Ни тени смущения, на лице улыбка.

– Не волнуйтесь, все свои. Я вышел покурить.

Алена хотела сесть в соседний шезлонг, подвинула его, но остановилась, взялась за его спинку, посмотрела на луну.

– Красиво, правда?

Никита согласился, что красиво.

– А вам не кажется, что кипарисы сейчас выглядят зловеще?

Силуэты кипарисов напоминали безобидные пирамидальные тополя. Он не стал спорить и опять согласился.

– Когда мне ночью грустно, я боюсь темных кипарисов, – продолжила Алена, не отпуская спинку шезлонга. – Они тогда похожи на каких-то чудовищ. А когда мне хорошо, то они кажутся солдатами, которые пришли меня охранять.

Она явно не хотела уходить. Никита оглянулся на темные окна дома, там все было спокойно.

– Вам сегодня грустно? – он спросил это из вежливости, ему хотелось быстрее докурить и уйди к себе.

– Какое-то беспокойство, что-то не спится. Это пройдет. А вы знаете, в Пиензе есть «пасседжиата», это тропа вдоль вершины холма. Там все гуляют, оттуда прекрасный вид на долину. Вечером и ранним утром там очень красиво. Особенно, когда туман. Вам с Ирой надо обязательно там побывать.

– Мы побываем, спасибо.

Алена вдохнула, как будто собиралась еще что-то сказать, но промолчала, потом тихо сказала:

– Спокойной вам ночи. Сегодня даже ветра нет. Будете спать спокойно.

Ушла. На повороте тропинки она обернулась и помахала рукой. Он тоже ей помахал. В своей тоненькой пижамке она выглядела такой тоненькой, хрупкой, а в свете луны еще и беззащитной. Никита встал, хотел ее вернуть, но она вдруг исчезла, как и не было ее.

Рассказ Ирины

Ушел курить. Пойти с ним? Нет, устала. Как здесь тихо. И запахи цветов из окна. Какие-то голоса? Или показалось? Вот, вернулся, щелкнул выключателем, читает, наверное. Она читать не будет. И снотворное пить не будет.

Ирина включила лампу – так проще прогнать ночные мысли. Надо просто полежать, рассматривая фотографии на стене. На одной вьется грунтовая дорога, взбираясь на холм – фотограф был уверен, что тут есть мысль, но лучше его об этом не спрашивать. Начнется словоблудие. Пониже на фото старый колодец на площади – чувствуется жаркий день, колодец давно высох. Сразу захотелось пить, а кроме вина ничего нет, надо купить воды в бутылках. Есть вода в чайнике, но, наверное, теплая. Хочется холодной, с газом. Потерпит. А тут на фото велосипед у колонны – бумажку на мостовой фотограф не убрал, или это так задумано? Пусть мучаются перфекционисты! А вот это ожидаемо: Алена среди маков, голубое небо, яркие краски. Неплохо, неплохо, она тоже хочет такую фотографию. А здесь Алена на вершине холма – вскинула руки, изображает радость. Ирина встала, подошла поближе. Так она и думала, радости на лице Алены не было. Застывшая улыбка уставшей женщины. Андреа явно измучил ее при съемке: повернись налево, выше руки, улыбайся, убери волосы с лица…

А кровать тут хорошая, матрац не жесткий и не мягкий. Такой, как она любит. И белье чудесное – хлопок, приятно пахнет свежестью. А все равно не спится. Интересно, сколько времени могут вместе прожить два чужих друг другу человека? И куда уходит любовь? Наташка как-то сказала, что любовь, не умирает, она уходит к другому. Но ее любовь не ушла, это бесчувственный болван, храпящий за стенкой, не понимает, что она его любит. Это чувство ему уже не нужно, и она ничего не может с этим поделать. Он перестал слышать ее. Ему везде мерещатся поучения и советы. Дурачок! Да, был период, когда она пыталась казаться полезной и лезла, куда не просили. Но ведь это прошло! Он все делает сам, она просто помогает и незаметно исправляет его ошибки.

Надо выключить свет – так она никогда не уснет. И две Алены на стене смотрят почти в упор. Была бы женщина, тогда все понятно. Тут, или глаза ей выцарапать, или самой уйти. Уйти легче. Но это сначала легче, а потом что делать? Жить как Наташка? Бассейн, массаж, косметолог, отдых у моря? Какие-то мужчины, которые через час включают телефон и поглядывают на будильник. И которые через неделю говорят, что сейчас заняты и позвонят через пару дней. И редко называют по имени, чтобы случайно не оговориться. Да, приятно побыть «ласточкой» или «солнышком», но только одной, а не в стае или в созвездии. Такое можно вытерпеть, если комок в горле от жалости к себе, или слезы по ночам от чувства, что жизнь проходит, и лучше так, чем никак.

Надо выпить снотворное. Возраст, что ли? Раньше после самолета засыпала мгновенно. И ведь устала, еле из машины вышла. Ирина встала, пошла на кухню, налила в чашку теплой воды из чайника, вернулась, поставила чашку на тумбочку. Пить не стала – важна возможность, вдруг бессонница испугается таких приготовлений и уйдет?

Начать с кем-нибудь новую жизнь? С кем? Застарелые холостяки – упаси Боже! Они уже неспособны любить других, только себя. Есть еще «освободившиеся». Но они на свободе как с цепи срываются и стараются наверстать то, что упустили. Они запросто могут влюбиться. На неделю, или на пару месяцев… но потом, как охотничья собака, им надо снова идти по следу и добиваться новых побед. Она их не осуждает. Бесполезно обижаться на то, что после молнии бывает гром. Просто понимать, что это заложено природой, и тут можно только терпеть или закрыть плотнее дверь после их ухода и стереть из телефона пару номеров.

Нет, надо выпить таблетки. Ирина протянула руку, ощупью нашла пузырек со снотворным. Вот теперь легче. Сон, где ты? Очень ты мне нужен, надо прекратить думать.

Есть ли исключения? Ей казалось, что это Никита. Впрочем, он точно исключение. Когда он стал охладевать, то она от отчаяния пошла к частным детективам и попросила проследить за ним две недели. Зря выбросила деньги. Никита ходил в клубы, сидел за столом, болтал с приятелями и пил. Не было соперницы. Никита отдалялся по непонятной причине. Он просто устал. И не так, чтобы отдых у моря или рыбалка могли помочь. Он перестал понимать, зачем вообще живет. У женщин такое редко случается, у мужчин – сплошь и рядом. У женщин дети. Маленькие и большие, которые по ночам сопят, уткнув нос в подушку. И мы хотим, чтобы у них все было спокойно и правильно. И хотим ответного тепла, когда нам тяжело и грустно.

А мужчины хотят чего-то, чего не знают сами. Деньги? Вот он заработал и хочет еще. Зачем? Говорит, что для нее, а ей важнее, чтобы он улыбался по утрам, а вечером хотел обнять и погладить, а потом пропускать волосы между пальцами и говорить всякие глупости. А она бы уткнулась носом ему в грудь и слушала, слушала… Нет, Никите не нужны деньги. Он даже не знает, сколько у него их, и как они тратятся. Она пыталась в конце месяца давать ему отчет, но он махал рукой и смотрел в окно на ворон. Эти проклятые вороны… Они ему важнее, чем разговор со ней!

Кажется подействовало. Ну, давай, волшебница фармакохимия, поднажми! Есть ли у него какие-нибудь цели? Он намекал, что не остановится и будет работать, как раньше. Что вернется в лабораторию и закончит то, что он бросил, когда придумал этот прибор. Она не против, пусть вернется в лабораторию, пусть сидит там да полуночи, пусть приходит и засыпает за столом, но это будет прежний Никита, который любил ее, и которого любила она.

Никто не знает главную тайну Никиты – он романтик. Мягкий, когда надо улыбчивый, романтик. Ох, как таким сложно в наше время! Но с другой стороны, они многого добились именно благодаря его необычности, непохожести на мордоворотов в дорогих кабинетах. Они не верили, что такой мягкий, с виду податливый человек может кому-то перейти дорогу, не побояться рискнуть. Через пять минут беседы у них появлялось желание потрепать его по плечу, рассказать, что их дети похожи на него, и от внезапно нахлынувших отеческих чувств подписать нужную бумагу. Может она ошибается, но по-другому многого объяснить нельзя.

А когда она сама была счастлива в последний раз? Да, конечно в тот день. Она была на встрече с их главным оптовым покупателем, и тут позвонил Никита. Он даже не спросил, может ли она говорить. Просто сказал, что хочет поехать со ней в Италию. И не на море, и не в Рим или Венецию. Он хочет в глушь, там, где холмы, маки, туманы по утрам и синие горы на горизонте. Она просто потеряла дар речи. Покупатель понял, что случилось нечто сверхъестественное. Например, на лужайку около их дома сел корабль с инопланетянами. Или ее пригласили в Голливуд сниматься в роли женщины Джеймса Бонда. Или ее зубной врач оказался свободным не через месяц, а прямо сейчас. И ей надо все бросить и ехать к нему в офис на Кутузовский.

– Никита, – сказала она после двух глубоких вдохов и выдохов. – Я согласна!

Вот бы заснуть с этим воспоминанием, и пусть этот день повторится во сне.

Они вылетали в Рим через месяц. Уже через две недели Ирина знала наизусть названия всех городков в Тоскане, картины всех художников, которые хранились в местных храмах, историю всех войн, имена правителей и римских пап, которые постоянно хотели наложить лапу на эти чудесные зеленые холмы с почти игрушечными городками на вершинах. Она забила в планшет кучу путеводителей, карт и книг, где хоть как-то упоминалась Тоскана. По ночам она теперь не ворочалась в раздумьях: пить или не пить снотворное – учила итальянский язык. База у нее была из музыкальной школы. «Форте» и «пьяно» – эти слова были знакомы, к ним добавлялись новые слова и фразы.

Две недели вместе! Вдвоем, без его друзей и их скучных жен. Утром, днем и вечером. Она сможет наблюдать за Никитой и понять, что он хочет. Он сам вряд ли поймет. Она должна сделать так, чтобы его отпустили эти проклятые мысли, и чтобы беседы со ней стали интереснее, чем вороны за окном.

В самолете он молчал. Она тоже молчала, понимая бессмысленность какого-либо разговора, и делала вид, что читает женский роман. Никита смотрел в окно и отказывался от алкоголя, который постоянно разносили стюардессы. Это было тоже новое. Она даже спросила его об этом, но зря. Он, как водится, полез в бутылку и изъявил желание напиться. Если честно, то она была бы не против. Пьяным он становил сентиментальным и виноватым.

Потом они долго ехали в дом, который он нашел в сети. Она тщательно изучила историю этого дома и поняла, что едут в проблемную семью. Русская жена, Алена, – специалист по итальянской истории и искусству. И еще у нее журналистское образование. Муж, Андреа, – невостребованный дизайнер и фотограф неудачник. Видела его фотографии. Хорошие фотографы ищут необычное среди обычного, а он себя этим не утруждал, просто брал фотографии, обрезал до неузнаваемости и считал, что нашел суть простых образов. Как же она не любит такой язык! Сочетания слов, в которых нет ни мыслей, ни новых идей. Вот он сфотографировал дом, вырезал кусок крыши с белым облачком наверху и развел философию на тему парения мысли над серостью бытия.

Ладно, она не специалист в фотографии. Но отсутствие популярности и то, что Андреа вынужден сдавать туристам комнаты в пристройках его усадьбы, – это показатель. Усадьба досталась ему от отца. Отец за бесценок купил развалины, заросшие сорняками, и десятки лет восстанавливал камешек за камешком. Но работы там осталось много. Алена забыла про свою специальность и колготилась с утра до вечера, обслуживая туристов. Во всяком случае, Ирина не нашла в интернете ни одной ее статьи по итальянской истории. Вообще, после замужества имя Алены почти нигде не упоминалось. У нее был заброшенный блог, куда она поставила пару рецептов итальянской кухни и описала свою старую поездку на Сицилию, где она была счастлива и любима.

Когда они добрались до усадьбы, Ирина была такая усталая, что не сдержалась и когда увидела, что Алена поглядывает на Никиту, наговорила лишнего. Бедный Никита даже растерялся. Ну и она хороша! Ругать или ворчать на кого-либо – это привлекать внимание к этой персоне. Алена почувствовала ее неприязнь, и теперь она постарается казаться лучше, чем она есть на самом деле.

Ладно, впереди две недели, все легко исправить, а сейчас все! Спать, спать, спать…

Рассказ Алены

Теперь переходим к самому сложному, к Алене. У нее тонкие черты лица – так пишут, когда не знают, как описать отсутствие на лице каких-либо пухлостей, когда нос не картофелиной, а четко очерчен, когда не надутые, но красивые губы, когда главное в лице – это глаза. Глаза Алены темные, блестящие, взгляд которых трудно долго выдержать. Не озорные, не серьезные – где-то посредине. Вроде смотрит она вскользь, не сверлит взглядом, пытаясь узнать скрываемую правду, но если поймаешь ее взгляд, то сразу выдашь все тайны, даже те, которых у тебя нет. Ее рассказ очень лирический – откровение женщины, которой не повезло в жизни. Что у нее больше: поэтичности, романтики или расчета? Заботы о близких или любви к себе? Впрочем, решайте сами. Вот ее рассказ от первого лица.

Почему тогда так забилось сердце? Ведь я часто получала письма от друзей на русском языке. И «Скайп» помогал, без него тут можно было просто повеситься! Но это письмо… вернее, три строчки. Кому-то нужен дом на территории усадьбы в период цветения маков. Два человека, муж и жена. Мужа зовут Никита. Он же автор письма. В сети я его нашла. Он владелец какой-то фирмы, Ирина – его жена и заместитель.

Странно, мужчина думает о цветущих маках. Обычно спрашивали о размере комнат, какая посуда на кухне, какого размера холодильник. А тут – маки. И две недели я буду говорить по-русски. Милые вы мои! Да я буду бесплатным экскурсоводом, если захотите! Я тут каждый уголок знаю. Каждый кипарис, каждый холм, каждый городок.

Прошло немало времени, как я получила это письмо, а не могла ни о чем другом думать. Надо спокойнее, твердила я себе. Андреа увидит красные щеки и опять придумает, что меня надо ревновать. У него только три состояния: страстная любовь, ни на чем не основанная ревность и фотографирование. Ах да, еще послеобеденная сиеста. Два часа глубокого сна. И это не мешает восьмичасовому ночному сну. А утром он тащит меня на фотосъемки. Я у него бесплатная модель. Вот я иду по дороге, вот поднялась на вершину холма, вот я в раздумьях сижу на скамейке, вот я после ванны, вот до ванны.

А вечерами он сидит за компьютером и замазывает мои морщинки. Получается нечто размытое, на меня непохожее, но это у него называется выделение главного. Главное – у меня глаза. Темные, чуть подведенные. И еще реснички… Это моя гордость. Я их крашу в Пиензе у Джулии. Джулия ровняет мне челку и говорит комплименты. Она всем говорит комплименты, иначе бы к ней не ходили. Другие слушают, улыбаются и отвечают «грациа». А я, как дура, краснею и жалуюсь на круги под глазами. Они всегда появляются после бессонной ночи. Джулия замазывает черноту, говорит, что я стала неотразимой, и провожает до двери. На улице она говорит, что у меня фигура двадцатилетней девушки и улыбается. Джулия очень хорошо улыбается, она правда меня любит. Она и других любит, но мне кажется, что меня она любит больше всех. Мы обнимаемся, целуемся и я бреду к своему «фиатику». Мне еще надо заехать в «кооп» за продуктами. Там я набираю полную коляску, на выходе набиваю рот вареной колбасой. Я обожаю здешнюю вареную колбасу и помидоры. В других местах помидоры безвкусные, а тут сладкие, с небольшой кислинкой.

Я складываю покупки в багажник и думаю о Джулии. Я считаю ее своей подругой. Реально, она тут моя единственная подруга. Мы иногда ходим с ней в кафе и болтаем о женских пустяках. Впрочем, какие мы подруги. Я ее клиентка.

Дома я буду готовить мясо. Андреа все равно, что есть. Он может обходиться колбасой с кофе. Но я готовлю вкусные блюда. Он их съедает, говорит по-русски «спасибо» и уходит к компьютеру. А я сижу и плачу. Я возилась на кухне два часа, и мне хочется, чтобы меня хвалили больше. Чтобы рассказывали, как вкусно я готовлю. Что соус сегодня был особенный, что мясо было сочным, но без крови. И тушеные овощи были сегодня необычные. И реснички у меня накрашены по-другому.