Французы
Как-то раз нам с аспиранткой приспичило срочно закончить эксперименты. Дневного времени не хватило, и мы решили остаться в лаборатории на ночь. Сразу скажу, что описаний секса не будет, – мне надо было срочно сделать ключевые измерения для дипломной работы, а аспирантка через неделю выступала на конференции, и ее мысли были только о тщательной проверке результатов. Аспирантка устроилась за большим спектрометром, а я сидел у своей установки, уставившись в осциллограф. В час ночи в дверь постучали. Вошла вахтерша.
– Разрешение на ночную работу есть?
– Мы заявку в первый отдел подавали. Да мы и не нарушаем – нас в комнате двое.
– Нет на вас никаких заявок. Да и потом – мужчина и женщина…
– Ну и что?
– Я вот на вас докладную напишу. Как ваши фамилии?
– Кюри, – представился я.
– Склодовская, – не растерялась аспирантка.
– Евреи, что ли? – уточнила вахтерша.
– Французы, – объяснил я.
– Я вот сяду на этот стул и не встану, пока вы не уйдете.
– А если мы безобразиями начнем заниматься?
– Вот я и поучусь, как там у французов.
Аспирантка снова села за спектрометр, а я стал менять дьюар с жидким азотом у своей установки. Через пять минут вахтерше все надоело.
– Вы все равно ни хрена не делаете, так хоть бы чайком угостили.
– Здесь чай пить нельзя: химия, радиация, сильные радиоизлучения…
– Етить твоя мать, подыхайте тут сами!
Вахтерша ушла, мы продолжили работу. В три ночи снова раздался стук.
– Живы еще? Пойдем ко мне, я чай заварила. С сушками попьем.
Мы пошли и выпили чаю. С сушками. Очень было кстати.
– В пять утра проверка может прийти, – вздохнула вахтерша. – Вы это… у меня одеялко есть, я вам в гардеробной брошу, там и устройтесь до восьми. В восемь у меня смена – потом, хоть куда.
– А подглядывать не будете? – поинтересовалась аспирантка.
Вахтерка с презрением окинула взглядом тоненькую фигурку.
– Да что там подглядывать. Смотреть-то не на что!
– Мы лучше в лабораторию вернемся, – предложил я альтернативный вариант. – Свет выключим, будем как мышки.
– Что вы там в темноте увидите, – опять вздохнула вахтерша. – Хотя, да. На что там смотреть!
Мы ушли. Аспирантка закончила работу в семь тридцать, я вышел минут через пятнадцать.
– Хоть работу-то сделал? – спросила вахтерша.
Я с гордостью показал лист миллиметровки с графиком, на котором стояли десять жирных точек.
– Господи! – воскликнула вахтерша. – И на что вы жизнь молодую тратите! Я бы тебе таких точек за пять минут понатыкала. Иди, уж, горемычный!
И я ушел. Тогда я был уверен, что вахтерша была не права. Сейчас я в этом уже не очень уверен.
Картинки из памяти
Милиционер
Весна в подмосковном городке. Грязный снег, обнажающийся мусор, бледные лица прохожих. Подходит одноклассник в милицейской форме. «Слышь, у тебя рубля не будет?» Я достаю из кармана мелочь. «А больше нет?». Мне больше жалко, поэтому говорю, что нет. «Ну и на какой… ты в институт поступал?». Иду дальше, выглянуло солнце, стало немного веселее.
Демон
Однажды в колхозе мы остались наедине с девушкой, за которой я начал ухаживать. Мы долго бродили по вечерним дорогам, полям и, наконец, нашли стог сена. Забравшись на вершину, мы стали смотреть в небо. Потом я начал читать стихи. Я читал долго, девушка сначала внимательно слушала, затем, не сказав ни слова, слезла со стога и ушла. Вот я и думаю: может, я не те стихи читал? Я ведь хотел похвастаться, что знаю начало поэмы Лермонтова «Демон».
Женщина
Москва, лето, час пик, переполненный автобус. Ко мне прижимается миловидная женщина: «Молодой человек, я вас не очень задавила?». У нее в уголках глаз много морщинок, косметика от жары поплыла. Ей на вид лет сорок, мне двадцать два. Между нами пропасть. Она читает мои мысли, просит потесниться и протискивается к выходу. Я хочу идти за ней, но она уже выходит на остановке, двери закрываются.
В колонии
Зимний вечер в детской колонии под Икшей. Много снега, вокруг столовой утоптанная дорога, освещенная желтыми фонарями. По дороге идет отряд заключенных и поет: «Вихри враждебные веют над нами…». Столовая маленькая, и пока один отряд ужинает, второй ходит строем. «Зачем они тут ходят?» – спрашиваю я стоящего рядом лейтенанта. «Так у них борзоты меньше будет!» – отвечает лейтенант и бросает окурок в сугроб. Из строя доносится: «Темные силы нас злобно гнетут».
На пляже
Травянистый пляж на реке Серебрянка в Пушкино. Я лежу на полотенце и читаю книгу по квантовой механике. Через два дня экзамен, и я отчаянно пытаюсь сосредоточиться. Яркое солнце, ветра нет, жарко, я отмахиваюсь от слепней. Неподалеку лежит девушка, которая постоянно демонстрирует мне свою большую грудь. По крайней мере, так мне хочется думать. Я понимаю, что квантовая механика тут в голову не полезет, собираю вещи и ухожу домой. Перед глазами не формулы, а девушка с большой грудью.
Путь на завод
Москва, семь утра. Летняя практика. Я еду на автобусе на завод, где буду целый день сидеть за конвейером. Лица у моих попутчиков опухшие, все молчат и кажутся усталыми еще до начала работы. Я пытаюсь читать Мопассана, но переживания его героев сейчас ужасно далеки от меня и моих соседей. Автобус трясется на неровной дороге, и это мешает дремать.
Девушка из спортивного магазина
Сочи, пляж в санатории. Деревянные лежаки, крупная теплая галька, ласковое море. Я познакомился с девушкой и слушаю, как она рассказывает о своей работе. Она товаровед в спортивном магазине в Лужниках и говорит, что достать любую спортивную обувь для нее не проблема. Новая знакомая трещит без умолку и заглушает шум прибоя. Мне не нужна спортивная обувь, я думаю, как бы мне с ней повежливее раззнакомиться.
Разрушенная романтика
Селигер, теплый июньский день. Песчаный пляж, рядом заросли камышей. Мы сидим на берегу и прилаживаем мачту с парусом к нашей байдарке. В камышах кипит жизнь, оттуда взлетают утки и проносятся над нашими головами. Где-то рядом протока, по которой мы попадем в Волгу. Встреча с Волгой волнует, я начинаю говорить какие-то высокопарные слова. Приятель дает мне иголку с толстой ниткой и говорит, чтобы я заканчивал сотрясать воздух и начинал пришивать парус к перекладине.
Песни на платформе