За золотым призраком

– Карл, иди сюда. Нечто важное всплывает перед нашим форштевнем, будто перископ чужой подводной лодки по курсу… – И когда Карл опустился в соседнее кресло, серьезный, весь внимание, Отто, посматривая вправо на безоблачное, розовеющее от заката небо, сообщил сыну, что за ними кем-то организована слежка, подтверждением чему служит пропавшая телеграмма из мусорной корзины, которую он накануне отправил в Виндхук Цандеру с важными инструкциями.

– Может, кто случайно вытащил? Хотя кому придет в голову «случайно» копаться в мусоре, – поразмыслил вслух Карл. Известие неприятно поразило Карла, на скулах заходили желваки, как бывает при первой словесной разборке у молодых, прежде чем пустить в ход кулаки. – Может, за тобой и твоей перепиской следят болтуны-демократы из конгресса? – Он наклонился вперед и сцепил пальцы, острые локти до боли уперлись в колени.

– Скорее всего наши молодчики-экстремисты, если какой-то выживший из ума дурак проболтался дома, что я намерен самым серьезным образом противостоять американцам в Цамебском бассейне, а для этого предпринимаю меры к приобретению приличных средств, – со скорбью в глазах покаялся перед сыном Отто. Карл тихонько присвистнул, вскинул светлые брови и с укоризной покачал головой – не ожидал, дескать, я от тебя такого…

– Знаю, знаю, что лишнего сболтнул. И сам не пойму, что за черти дернули меня за язык, и слово вылетело, словно воздух из баллона, едва крутнули вентиль на открытие… Но ведь были только свои! Никого из посторонних и молодых, кто не нюхал пороха!

Карл снова, теперь с удивлением – неужели отец этого не понимает? – сказал со злостью, какой Отто от него и не ожидал:

– Отец, у этих «своих», кроме общей нашей цели загнать нигеров в лагеря за колючую проволоку, есть еще и свои личные и далеко не бескорыстные цели! А для этого они не постесняются ближнему подставить ногу, а то и пулю влепить в затылок! А что, если об этом узнали те, кто собирается в партизанские шайки? Для них такой шанс получить сокровища был бы не так уж лишним для закупки оружия в той же Анголе. Что тогда будем делать? Они одиночками не действуют!

– Исключено! «Только для белых!» Черномазый попадет в город из своего пригорода на работу в автобусе с особой отметкой. Если будет шляться по улицам без дела – живо сцапают и сошлют на принудительные подземные работы. Это может быть только белый, только свой сел нам на хвост и следит, что мы будем предпринимать для розыска сокровищ… Если приметишь чью-нибудь рожу более двух раз перед собой, тут же дай знать. Разберемся, что ему нужно да и привяжем к ногам чугунный колосник…

– Хорошо, отец, – ответил Карл, похрустывая суставами стиснутых рук. – Надеюсь, в той телеграмме ты ничего страшного Цандеру не сообщил, за что они могли бы зацепиться, узнать о твоих планах?

– Да не-ет, – после минутного колебания, вспомнив текст, ответил Отто. – Только день выезда на «Британии». – Он резко поднялся на ноги, прошел по комнате от окна к двери, закинув руки за спину. – Но и это уже не мало для тех, кто уцепился за наш хвост. – Об Амрите он решил сыну ничего не говорить, знал, что Карл хотя и относился к младшему брату несколько высокомерно, но по-своему любил его.

Минут через двадцать Вальтер с пачкой вечерних газет поднялся в номер. Отец и брат стояли на балконе и любовались удивительными красками неба: нежно-розовыми оттенками вверху, над головами, и темно-синими над дальним горизонтом океана.

Вошел Али, с ним официант из ресторана.

– Ужин готов, господин сенатор, – поклонился Али, стараясь не смотреть хозяину в глаза.

– Хорошо, Али, накрывайте стол. И себе возьми поужинать. В ресторан тебя наверняка не пустят за стол… одного, без нас. Там только белых обслуживают, – снова посмотрел на бескрайний отходящий ко сну океан, добавил с мальчишеским задором. – Хотел бы я теперь посидеть за одним столом и послушать за бутылочкой вина самые надежные и, как утверждали древние греки, верные предсказания старца Нерея.

Что бы он мог сказать нам в напутствие, а?

Вальтер не выдержал и посмеялся:

– И с его дочками не худо было бы пообщаться, не так ли, отец? Как знать, как знать, может, и придется… Мир велик, и дороги наши известны только Господу.

Глава 2. Перстень с ядом

К белому трапу «Британии» Отто Дункель рассчитывал прибыть последним, чтобы исключить возможность следящим за ним «типам» узнать, куда он направляется дальше. Ведь из Порт-Элизабета можно было уехать поездом до Кейптауна и оттуда во все концы земного шара. Можно было сесть на пароход внутренней линии и подняться на север в портовый город Ист-Лондон или еще дальше, в Дурбан… Конечно, если эти ищейки не владеют именно его копией телеграммы к Цандеру, тогда поспешат за ним следом на этот пароход, идущий в Мельбурн.

Пожилой и непривычно для глаз морщинистый таксист-негр уже доставал из багажника чемоданы, и Отто Дункель вышел из машины, когда к нему подошел румянощекий и светловолосы матрос, с почтительным поклоном сказал со скверным, правда, акцентом:

– Господин сенатор, ваши билеты доставлены. Прошу вас на борт, каюты третья и четвертая.

И здесь у трапа, пронзительно взвизгнув тормозами, остановился еще один автомобиль ярко-зеленого цвета. Шофер, на этот раз белый и довольно молодой англичанин, услужливо выпрыгнул на бетон причала, открыл дверцу, выпуская пассажира.

– Извините, сэр! Видит бог, впервые подвел мотор. И надо было ему заглохнуть именно сегодня, на полдороге… Вот ваш багаж, сэр!

Я помогу вам поднять его на борт.

– Ангстгегнер![13 - Ангстгегнер – пугало (нем.).] – выругался по-немецки пассажир и далее бранил уже бедного шофера по-английски. – Из-за тебя едва не опоздал на рейс! Твое счастье, иначе платил бы ты мне неустойку, без штанов остался бы, болван!

Отто, пропустив по трапу вперед Карла, Вальтера и матроса с Али, не без интереса оглянулся на «земляка». И непроизвольно поджал губы – этого «Клетчатого» жирного типа с пушистыми и словно не живыми усищами он приметил еще в день приезда, в фойе гостиницы, когда искал пропавший черновик той злополучной телеграммы. Он принял его тогда за чистокровного англосакса, а выходит, он из бывших…

«Что-то не видно было тебя, бурская свинья, у подъезда, когда мы садились в такси!» – отметил про себя Дункель и тихо сказал вахтенному матросу, который, встретив их у трапа, поклонился с улыбкой, словно знакомому.

– Будь любезен, братец, проводи нас в каюты. – Он отдал дюжему матросу самый тяжелый чемодан и следом за индусом пошел на трап, прислушиваясь, как господин в светло-клетчатом костюме сопел за спиной, поднимаясь вверх, а за ним таксист покорно и виновато нес чемодан и туго набитый какими-то угловатыми предметами раздувшийся саквояж крокодиловой кожи.

Сенатору с сыновьями отвели просторную трехместную каюту по правому борту, Али поместился в соседней одноместной каюте, где все сияло чистотой и свежестью белья.

– Али, тебе не отработать такого путешествия – будешь ехать как настоящий раджа! – пошутил Отто, отдавая ключ от каюты вконец растерянному слуге: у Али была надежда, что, побывав в Порт-Элизабете, отдохнув на здешних пляжах, они вскоре возвратятся домой… Оказывается, хозяин задумал такую дальнюю прогулку по океану, что ей и конца не видно. – Отдыхай, набирайся сил. Будет что потом порассказать тетушке Ранджане и… дочке с сыном!

– А может, хозяин, мне лучше домой вернуться? – попытался использовать последнюю возможность Али, чтобы не отправляться с хозяином неведомо куда. – Правда, отпустите меня домой, видит бог…

– Ничего не видит твой бог, Али! – несколько грубовато пошутил Отто. – Шапка надвинулась ему на глаза, наверно. – И собрался идти в свою каюту, но Али остановил его, с мольбой сложив руки перед грудью, в глазах само страдание, как у распятого Иисуса Христа.

– Боюсь я большого моря, господин мой. Все по земле да по земле ходил, а теперь – вон страх какой… Говорят, акулы там!

– А ты не прыгай за борт, так и акулы не тронут, – снова пошутил Отто. – Акула не осьминог, лазать по трапу не умеет. – И переменил тему разговора: – Узнай у матросов, на какой палубе ресторан, да закажи нам легкий ужин.

Индус покорно поклонился в спину сенатора, который торопливо ушел в свою каюту.

«Есть знакомые лица на “Британии”, есть!» – поскрипывая зубами, размышлял Отто, вспомнив «портреты» недавних обитателей гостиницы, в которой останавливались. Шестерых уже опознал, пока палубой и коридорами добирались вслед за вахтенным матросом к своей каюте – самая первая от трапа вверх, где начиналась надстройка ходового мостика. Так и просил сделать Кугеля, чтобы никто не маячил у его двери на виду у всех, как это можно делать в сумрачной утробе коридоров.

Длиннолицый «Коричневый» и этот толстяк «Клетчатый» – так прозвал про себя Отто двух попутчиков – поселились неподалеку: первый наискосок в тридцать третьем номере, а второй через пять кают дальше. Где разместились остальные «знакомые», оставалось еще выяснить.

«Ничего-о, – успокаивал себя Отто, – идти через океан не один день, успеем присмотреться к многим, если не ко всем. – Прошел через каюту к борту, приподнял тяжелое круглое стекло иллюминатора и зафиксировал в таком положении винтовым стопором. В прогретое солнцем помещение освежающим потоком влился свежий океанский воздух. Вместе с ним каюта наполнилась громким криком чаек, которые летали у самого борта «Британии», к крику птиц примешивался редкий гудок буксира и легкий плеск волн – океанская зыбь через горловину порта проникала в огражденную молом акваторию, билась о борт и в серый пирс, внизу заросший морскими водорослями.

Карл и Вальтер, шутливо подталкивая друг друга, устраивались перед дальней дорогой у правой от двери переборки, где стояли углом друг к другу их диваны, накрытые нежно-зелеными пледами.

Вскоре у носа «Британии» послышался бархатный и непривычно ласковый гудок – это портовой буксир, надрываясь чумазой железной утробой, потянул на звенящем стальном тросе океанский пароход, разворачивая его носом в сторону выхода. Другой буксир круглым форштевнем с подушкой из плетенных канатов «бодал» «Британию» в левую скулу, помогая напарнику. Минут через десять далеко внутри, под ногами пассажиров, словно бы начал пробуждаться веками спавший вулкан, задрожала палуба – в машинном отделении парохода заработала машина, за кормой забурлили темно-зеленые вспененные валы, вода крученой струей докатилась до бетонной груди причала и подобно разжимающейся пружине словно бы вытолкнула белую железную громаду в сторону океана. «Британия» послала прощальный гудок мигающему за кормой маяку, а вместе с ним и огромному, изнывающему от зноя и духоты континенту, и острым форштевнем врезалась во встречные пологие волны.

Перед ними распахнул свои ласковые и экзотические просторы величественный Индийский океан…

* * *

Утром на вопрос Али, заказать завтрак в каюту, или хозяин с сыновьями спустится в ресторан, Отто Дункель, не долго раздумывая, решил идти в ресторан.

– Посмотрим, что за публика путешествует с нами, – скептически выговорил он и задержался перед большим овальным зеркалом, повязывая к легкому изящному костюму светло-голубой, в косую полоску галстук – под цвет рубашки. Задорно подмигнул собственному отражению, провел пальцами по щеке, проверяя, хорошо ли выбрит. – Ты сходишь позавтракать после нас, а пока сиди в каюте тихо и прислушивайся. Клянусь водами священного Стикса, на этом пароходе полно крыс! Как бы не отважились заглянуть в чужой чемодан. Ты понял меня, Али?

Али без труда догадался, о каких крысах упреждает сенатор, улыбнулся и заверил:

– Не беспокойтесь, мой господин, буду сидеть тихо, как мышь, и слушать, как кот. Ни одна крыса не пробежит незамеченной. – А перед глазами вновь встал тот Колли в черных очках, который интересовался, куда они направляются, а сам так и не представился Дункелям. Очень странный и подозрительный тип!

«Следит за нами, – понял теперь Али, испытывая невольное беспокойство. – А если и он прознал, за какими сокровищами отправился сенатор с сыновьями?» – Али, сам того не желая, нечаянно слышал, как Отто довольно громко похвастал, что старший сын у него отменный аквалангист и что попадись им остров с жемчужными раковинами, так живо обчистят донышко!.. Но Али и на этот раз не решился сказать хозяину про тощего господина, мысленно махнул на Колли рукой – лично у него никаких сокровищ при себе нет, бояться грабителей ему нечего. Он должен заботиться об одном своем сокровище – Амрите, оставленной в руках под присмотром лютого Бульдога Цандера… Сложенный вчетверо лист казенной бумаги жег старому индусу грудь, и он, чтобы хоть как-то облегчить муки душевные, вынул этот бланк из кармана и сунул под подушку – знал, что сенатор никогда в жизни не позволит себе рыться в постели слуги…

Оставив Али охранять каюту, Отто с сыновьями прошел на верхнюю палубу, где в просторном зале находился ресторан с небольшой, но красиво устроенной эстрадой для музыкантов – эстрада довольно красноречиво напоминала огромную раскрытую раковину со шторами на задней стенке под цвет сияющего на солнце перламутра. Столики расставлены свободно и при необходимости легко убирались, превращая зал в место для танцев. По углам уютно разместились приземистые бочки с пальмами – напоминание о зеленой тверди, которую оставили путешественники за кормой парохода и которая скрылась за горизонтом вчера вместе с утонувшим в глубинах океана вечерним солнцем…

С первого же взгляда Отто безошибочно разделил посетителей ресторана на праздных туристов с их беззаботными «отдыхающими» лицами, и деловых людей, которых служебные обязанности не покидали даже в минуты, когда, казалось, можно было бы и расслабиться.

К вошедшим Дункелям невесомо-скользящей походкой подошел молодой приятно улыбающийся смуглокожий официант… не иначе как из метисов, каких в Южной Африке превеликое множество, с изящным и не без достоинства поклоном спросил:

– Сэр, угодно вам выбрать столик? Можно вот здесь, в углу, рядом с иллюминатором. В полдень этому месту не будет цены, если вы не предпочитаете сидеть около эстрады у самых барабанов, – и снова улыбнулся, давая понять, что обедать здесь много приятнее, чем в середине зала, или у самой эстрады с ее громом и визгом.