– Ты не Тарзан, чтобы к тебе стояли целыми очередями.
Вы тоже не обезьяны, любопытством признательные.
– Прости, но меня погонять никогда не надо.
– Это, да, ты можешь, как львица, так разрядиться, что заряд этот я чувствую целую неделю.
– Раньше могла месяц не останавливаться.
– Что-то случилось?
– Ты и случился, мил херц, ибо заряда у меня хватит на сто лет, чтобы всё брать себе безвозмездно, но вы же ж, мой дорогой, объявили, что:
– Таперь мы премся в вечность.
Я плюнул три раза.
– Зачем?
– Так можно, иначе, сглазить нашу победу на этом перевале не только тех гор, но и того же времени.
– Я не совсем понимаю, – ответил, – где нам занять наиболее жизнеутверждающую позицию для отражения их предполагаемой атаки.
– Она уже готова – зачем ее подготавливать? – ответила она, не забыв напомнить – не лишний раз – о существовании знака вопроса.
– Вот это спасибо, – ответил, – большущее тебе спасибо!
– Не меня благодари, а ее, твою разлюбезную Че-Ну.
– За то, что она всё сделала на этот раз по-хорошему?
– Нет, наоборот, как обычно, устроила не только мне, но и тебе, дорогой, подлость. Да, это именно:
– Подлость устроить нам с тобой лежку, но еще в пяти километрах отсюда.
– В пяти не может быть, – ответил настолько спокойно, что вышло, почти наоборот:
– Категорически?
– Да, я туда уже не дойду.
– Я тебя дотащу, но уже не вижу смысла это делать.
– Патроны вместе с пулеметными лентами упали в пропасть?
– Почти, мы забыли их.
– На предыдущем привале?
– Остались на базе.
– Почему?
– Ты не взял, я подумала – значит, и не надо это никому.
– Зачем тогда врала всю дорогу?
– Наоборот, я говорила про себя правду, ибо поняла это противодействие, как твой очередной маскировочный прием. Немцы подумают, у нас настолько много этих пулеметных лент, что даже нечаянно забыли лишние.
– И?
– Испугаются.
– Бесполезно.
– Почему?
– У них везде заградотряды.
– Как у нас?
– Другие. Уже в башке запаяно, что, мол, да, вернуться не солоно хлебавши можете, но – смысл?
– Не захотели жить по правилам Миделинового Картеля в Мексике, – или что у них есть еще там?
– Да, привыкли чинно и благородно, чтобы на каждом газоне их улицы росли розы, как было во времена, когда там давала свои гастроли.
– Марлен Дитрих?
– Нет, она пропала вместе с Евгением Евтушенко намного раньше.
– Увез в кордебалет?
– Если только он у нас разрешен, как и оставшийся навсегда у меня портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо.
– Я люблю Ван Гога.
– Эт-то понятно.
– Чем?
– Я видела твои картины у него на стене.
– Ты не оговорилась?
– Я не сплю, когда трахаюсь.
– Это хорошо, значит, я не зря взял тебя с собой – атаку альпийских стрелков на наш перевал – не проспим.