Одинокий чиф

Одинокий чиф
Владимир Афанасьевич Столяров

Любовь всесильна, если настоящая! Как росток пробивает асфальт, так и настоящая любовь рвет обстоятельства, пределы невозможности!

Владимир Столяров

Одинокий чиф

– Приемный покой! – Старшая медсестра ответила на звонок.

– Вот и хорошо, Елизавета Васильевна, скоро к вам привезут капитана с канадского судна. Судовой врач говорит, не может справиться с приступом язвы, но я вызвал начмеда, все – таки кандидат наук, пусть обследует. Отдельную палату уже готовят, но вы проверьте, пожалуйста. – Главврача знала лет двадцать, разволновался.

– Особенный капитан?

– Участник войны, награжден нашим орденом за северные конвои!

В валюте заплатят, вот и особенный! А орден? Так она тоже девчонкой партизанила и медаль имеет. Но фронтовиков уважала, поэтому распорядилась санитарками, чтоб прибрали в приемном покое. Сама сменила халат и шла проверить подготовленную палату.

Парторг перед приходом немцев собрал с десяток девчат и парней, снабдил продуктами, теплые вещи брали из дома, поставил задачу. Уходили из деревни группами по 2 – 3 человека, все несли на себе, несколько километров, в глухомань, за болота. Рыли землянки, делали схроны, не понимая зачем? Оружия нет, да и стрелять никто не умеет. А кругом бои, немцы заняли всю округу! Только через две недели на них вышли три бойца, все в форме, вооружены и с рацией. Командир сказал, что теперь мы будем заниматься разведкой и диверсиями, наша цель город Вязьма, железная дорога и шоссе. Учились стрелять, оказывать помощь раненым. Заготавливали дрова, топили землянки, готовили еду, стирали одежду. Поочередно брали с собой ребят на задания, на сеансы связи, встречи с агентами. Холод, голод, стали возвращаться ранеными, и не возвращаться совсем. Лизка уходила в лес, плакала тайком, заблудиться не боялась, места знакомые. Война, лишения, а ей 17 лет и она влюбилась!

В палате чисто, белье свеженькое, телевизор, радио, пульт вызова персонала в рабочем состоянии. Распорядилась заменить стаканы, принести из буфета минеральной воды.

– У пациента с желудком что – то. – Сестра – хозяйка кинулась исполнять, Елизавету Васильевну уважали.

Лизке на сердце упал высокий рыжеволосый лейтенант, который в отряде был радистом, переводчиком и заместителем командира. Для Лизы, будто солнышко всходило в темном холодном лесу, когда он возвращался в лагерь. Он ее отмечал, то шоколадку принесет, то просто букетик ландышей. Она радовалась больше вниманию, а не подаркам. Однажды принес дамский браунинг с патронами, учил стрелять. Еще учил немецкому языку, а она рассказывала ему про травки разные, чем в деревне лечат. Он городской, из Ленинграда, интересовался. А может, делал вид, что любопытно, все смотрел на Лизку. Было на что смотреть! В Лизке просыпалась женщина!

Скорая помощь подъехала к пандусу, на каталке в приемный покой санитары ввезли мужчину в форме. Рядом суетился судовой врач, что – то объяснял заместителю главного врача, тот кивал, английский знал, сам работал на судах дальнего плавания. Елизавета Васильевна приметила рыжую шевелюру, худощавую фигуру, да морскую форму.

За полтора года войны больше половины отряда погибло. Погиб и командир, вместо него стал командовать Андрей, так звали радиста. Из Москвы прислали еще трех бойцов, среди них девушку – радиста. Стала слышна канонада, наши войска наступали. Андрей собрал отряд и зачитал приказ. Надо сохранить какой – то мост, все идут на задание, Лизка с радисткой охраняют лагерь. Через сутки вернулся только один боец, задачу выполнили, но почти все погибли. Андрей раненый в госпитале. Документы, оружие и рацию надо доставить в город. Доставили. Андрей изранен весь, Лизка упросила остаться в госпитале санитаркой, записалась на курсы медсестер. Через месяц приехало начальство из разведки, вручили Андрею орден, новенькую капитанскую форму. Лизке медаль и партийный билет вручал парторг, плакал. Среди погибших в отряде был и его сын.

Елизавета Васильевна доехала до главных ворот порта, пересела на речной трамвайчик, по каналу на Канонерский остров, домой. Думала о сыне, служит в Польше, задумал жениться на полячке. Надо отговорить Андрюшку, чем ему свои – то не угодили.

Уже не только врачи стали замечать Лизкино интересное положение, поделилась с Андреем. Обрадовался, но слабел с каждым днем. Умер на рассвете, когда Лизка спала, притомившись за день. Хоронили с почестями, с салютом, Лизка плакала молча. Начальник госпиталя, тоже ленинградец, дал Лизке свой адрес.

– Блокада еще не снята, может, родственники капитана выжили. Помогу, чем смогу.

Когда ее Андрюшке исполнилось три годика, поехала в Ленинград и адрес пригодился. Начальник госпиталя работал главврачом больницы пароходства, устроил на работу и комнату дали, член партии все – таки, воевала. Родственников отца Андрюшки не нашла, дом разбомбили, погибли все, захоронены на Пискаревском кладбище. Война!

Утром вызвал главврач, в кабинете сидел мужчина средних лет, взглянул на медсестру мимолетно, но с интересом.

– Елизавета Васильевна, это товарищ из безопасности, хотел побеседовать с вами.

– Михаил Михайлович, у нас к вам есть неординарное предложение. У моряка с канадского судна наши врачи диагностировали злокачественную опухоль желудка. По происхождению он русский, лечиться хочет у нас, согласен оплатить лечение и пребывание. О гражданстве пока речь не идет, но хорошо бы рядом с ним был надежный человек, которому мы могли бы полностью доверять. Оплата будет соответствующая. Вы как к этому отнесетесь?

–Положительно отнесусь, у меня через полгода сын из армии вернется, деньги пригодятся. А если серьезно, то буду считать это партийным поручением, не сомневайтесь!

Выйдя из кабинета, Елизавета Васильевна пыталась вспомнить что – нибудь яркое из внешности Михаила Михайловича и не смогла. Невзрачный какой – то, но приятный голос, обхождение, хорошо их учат! Рядом с палатой в ординаторской оборудовали место для работы, телефон городской, местный, кушетку для отдыха. Главврач познакомил с пациентом. Пациент выглядел не лучшим образом, небритый, рыжий, лохматый старик, только огромные зеленые глаза смотрели в потолок, не моргая.

– Эндрю Джонс, капитан судна из Канады, готовим к операции. Оперировать пригласили хирурга из военной академии, кандидат наук, капитан первого ранга. – Главврач вопросительно взглянул на пациента.

– Я не капитан судна, а чиф – старший помощник капитана. Зовите меня Андрей, по-русски. Если можно, вызовите мне парикмахера с корабля, пожалуйста.

– Хорошо, Андрей. В дальнейшем с просьбами и замечаниями можете обращаться к Романовой Елизавете Васильевне, она старшая медсестра и в курсе ваших… дел. На пульте синяя кнопка вызова.

Когда главврач вышел, то лицо пациента исказила гримаса, и он согнулся калачиком на кровати, схватившись за живот.

– Елизавета Васильевна, можно попросить сделать мне еще обезболивающий укол?

– Вам уже делали, больше не рекомендуется. Да и зовите меня Лиза, если вас надо просто Андрей.

– Лиза, миленькая, а нельзя сильнее обезболивающее средство найти, сил нет терпеть?

– Найти, наверное, можно. Хотя это незаконно и стоит денег.

– В кителе в шкафу портмоне, там доллары, обменять не успел.

– Мне надо выйти из больницы, а вы об этом разговоре никому. Если достану, то уколы буду делать сама.

Кавалеров в жизни Елизаветы Васильевне всегда хватало. Мужчинам нравилось ее миловидное лицо, большие глаза, подростковая фигурка, со слегка выпуклой грудью и стройными ножками. Даже небольшие мужчины выглядели рядом с ней атлетами. Но она была щепетильна в отношениях, немногие смогли найти подход к ее душе и получить доступ к телу. Да потому что искала не спутника жизни себе, а достойного отчима своему солнечному счастью. Но с рыжеволосыми мужчинами больше не сложилось, а иных ее Андрюшка не жаловал. Среди иных встречалась Елизавета Васильевна с одним судовым врачом, которого списали с судна за контрабанду, и он теперь заведовал аптекой недалеко от больницы. Звали его Саша, а фамилия Алаберг, со связями и с деньгами. Вот к нему и торопилась с долларами пациента, умрет старичок и заработок исчезнет, а от органов у нее индульгенция.

– Лизонька, душа моя, что привело тебя в каморку папы Саши? Дай угадаю, обкомовскому или горкомовскому начальству нездоровится?

– Иностранцу плохо, обезболивающее средство надо, платит долларами. Уколы буду делать сама, органы в курсе, прикроют.

– Всегда считал тебя перспективной барышней! И что ты не стала мне носить передачи в тюрьму?

– Да сиротой сына не хотела оставить и сидеть на скамье рядом с тобой, за твою фарцовку. Это дела прошлые, так поможешь или мне валюту в другое место отнести?

– Ну как не помочь родному человеку, под гарантии безопасности. Даже патриотично как – то!

Через несколько минут после укола, загорелась лампочка, зазвучал зуммер в ординаторской, и Елизавета Васильевна кинулась в палату.

– Что случилось, Андрей?

– Все хорошо, Елизавета Васильевна, спасибо огромное, посидишь со мной?

– Что так сидеть? Давай чайку попьем? Вернее, ты бульончик с гренками, а я чай с печеньем? Не волнуйся, бульон с гренками для себя дома сделала, не с больничной кухни.

Сидели по – домашнему, аромат чая и бульона вытеснили на время больничные запахи.

– Не боишься, Лиза, валюта, вещества сильнодействующие, незаконно сказала?

– А чего мне бояться? Партизанила в войну, награждена, член партии, сын в армии танкистом служит… сейчас не 37 год!

– Вот как, а не подумаешь! Хрупкая вы и… нежная! – Сказал и смутился Андрей. Она тоже опустила глаза и почувствовала волнение. Хотя ничего к этому рыжеволосому старику не испытывала, кроме сострадания и женской жалости.

– Напомнила 37 год, в этом году отца арестовали и маму. Отец, обрусевший немец был, преподавал английский и немецкий в университете, ученый. Отдыхал в Мариуполе, там с мамой и познакомился. Мы с братом родились до того как они поженились, поэтому нас записали на мамину фамилию, это меня спасло. И то, что брат маленьким утонул, а свидетельство о смерти сохранилось в семье, меня искать и не стали.

– А за границей как оказался?