Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла

– Да.

– Можете вспомнить, что на момент осмотра находилось на столе?

– И вспоминать нечего, всё было так, как сейчас.

Мой друг поманил меня пальцем, и я подошёл к нему. Справа в тени настольной лампы притаилась бронзовая пепельница, на краю которой лежала недокуренная сигара, похоже, та самая, которую зажигал у нас сэр Чарльз.

– Да, Ватсон, вы правильно подумали, та самая сигара, я хорошо запомнил её. – Холмс, наклонившись, внимательно осмотрел окурок и снова повернулся к портье. – Вспомните хорошенько, любезный, здесь всё действительно так и было?

– Пожалуй, нет. Когда удалилась полиция, а ушла она очень скоро, придя к выводу, что произошло самоубийство, я поднял недокуренную сигару с пола, она была ещё тёплая, и положил на край пепельницы.

– А где вы её нашли?

– Под столом, вот здесь.

– Хорошо, ручка находилась на своём месте у чернильницы, а листки бумаги лежали в стопке, как сейчас?

– Нет, ручка валялась на коврике у двери, а листки разметало сквозняком по всей комнате.

– И никаких записей на листках?

– Совершенно никаких, сэр.

– Вы все листки подобрали?

– Абсолютно все, сэр!

Мой друг осторожно снял плафон с никелированной настольной керосиновой лампы и всмотрелся в фитиль.

– Похоже, что, в самом деле, её давно не зажигали.

– О, да, сэр, я говорил вам, он, вселившись в номер, почему-то не зажигал свет. Полиция, осматривая комнату, зажгла лампу, однако осмотр длился минуту, не больше. Когда полицейские ушли, я кое-что прибрал в комнате, закрыл окно, погасил лампу и вышел, заперев дверь.

Холмс быстро перебрал листки, все они были совершенно чистые, однако его взгляд задержался на одном.

– Этот листок был под тем листком, на котором писали, и если писали карандашом, мы сможем прочитать текст, – сказал он, поворачивая бумагу под косым углом к свету. – Нет, писано пером, а у пера давление на бумагу по сравнению с карандашом гораздо меньше, вряд ли удастся что-либо разобрать, тем не менее, попытаться следует.

Он бережно вложил листок в свою записную книжку.

– Ватсон, где-то здесь в комнате должен быть ещё один такой листок, он густо исписан чернилами.

Мы обследовали каждый квадратный дюйм, в том числе под кроватью и шкафом, портье старательно делал вид, что помогает нам, в действительности толку от него было мало. Выбившись из сил, мы не обнаружили ничего, кроме паутины с засохшими мухами и мелкой как мука пыли.

Холмс подошёл к окну и сделал аккуратный соскоб перочинным ножом, после этого вложил полученные частицы краски в чистый конверт и снова повернулся к портье, который восторженно следил за его манипуляциями, словно ребёнок за действиями фокусника в цирке.

– Покажите смежный номер.

Соседняя комната под номером 1Б была зеркальным отражением комнаты, которую мы только что осмотрели, с той лишь разницей, что платяной шкаф, письменный стол и кровать были накрыты чистыми, однако донельзя застиранными простынями.

– Давно здесь идёт ремонт?

– Три недели, как должен идти, однако плотник, как бы сказать, ещё не приступил.

– Он чувствует себя богом и обожает шотландский виски, а терпите вы его только потому, что он не просит денег и работает за выпивку себе и объедки с кухни для жены и детей.

Портье широко распахнул свои длинные как у девушки ресницы.

– Сэр, откуда вы знаете?

Вместо ответа Холмс сделал изящное движение носком ботинка, и из-под кровати под ноги портье дружной гурьбой выкатились пустые бутылки.

– Значит, плотник не приступал к ремонту, и обстановка здесь точно такая, какой она была три недели назад?

– Совершенно верно, сэр.

Он так же внимательно, как в номере сэра Чарльза, осмотрел дверь, косяк, пол, подоконник и оконную раму, которая настолько заинтересовала его, что он повторно изучил её, на этот раз с помощью лупы.

– Пружина ржавая и слабая, не так давно её отпирали снаружи, просунув в трухлявую щель превосходный стальной нож с изогнутым лезвием или, может быть, серп. Вот, видите, изогнутое серпом лезвие задело верхний слой голубоватой краски, оставило характерный след и оцарапало ржавую защелку. Длина клинка, как мне подсказывает нехитрая формула, составляет шесть дюймов. А ваш плотник не мог вскрыть окно таким лезвием?

– Ума не приложу, зачем это могло ему понадобиться! Ни ножа, ни серпа я у него не видел. Он планировал поменять старую оконную раму, однако, как я говорил…

– Вы говорили, что просили его стереть надпись на оконном стекле соседнего номера. Интересно, а как бы он добрался туда? От оконного слива до земли здесь, если не ошибаюсь, не менее десяти футов.

– У нас есть пожарная лестница.

– Где она?

– Там, где обычно, – висит на скобах во дворе под окнами.

Когда мы закончили осмотр и спустились вниз, оказалось, что во двор выходят лишь окна номеров 1А и 1Б, в которых мы только что побывали, а с трёх других сторон миниатюрный двор закрывают глухие стены. Холмс, убедившись, что деревянная пожарная лестница находится на своём месте, с трудом приподнял её. Мы вдвоём сняли её со скоб и приставили к стене. Мой друг взобрался наверх и протянул указательный палец к надписи на стекле. Было очевидно, что из такого положения написать что-то на окне не составило бы труда даже женщине или подростку.

Он посмотрел на меня сверху и грустно улыбнулся.

– Да, Ватсон, забраться сюда не составит труда даже ребёнку.

– А где была пожарная лестница, когда плотник обнаружил тело сэра Чарльза? – сказал я, повернувшись к портье.

– Она была на своём обычном месте, сэр, висела под окнами на скобах.

Холмс спустился вниз.

– Этот двор запирается?

– Нет, сэр, здесь нет ничего ценного, запираются лишь задние двери отеля, поэтому любой при желании может войти сюда через узкую невысокую арку, видите, она там.

– Я могу побеседовать с плотником?

– Боюсь, что нет, сэр, он сейчас дома и очень плохо себя чувствует.