И гаснет свет

Хотя это место все равно несколько подрезало ему крылья. Заводить отношения с пациентками было строжайше запрещено, да и Нивс не стал бы, не идиот же он. А среди сотрудниц предусмотрительно не оказалось никого из нужной возрастной категории – до этого дня. Странно, конечно, что выбрали именно ее. Скорее всего, начальство сделало выводы после случая с Зайцевым и предпочло кого-то более молодого и выносливого, а мужчин, готовых сюда поехать, так быстро не нашлось.

Так что присутствие рядом с ней Нивса уже не вызывало вопросов. Для Энлэя это было плохо и хорошо одновременно. Хорошо – потому что именно к Нивсу девица будет приставать с любыми вопросами, не связанными с работой, а значит, меньше раздражать Энлэя. Плохо – потому что графики переводчиков и хирургов чаще всего не совпадали, и в свободное время Нивс мог выразить необъяснимое желание слоняться где-то поблизости.

Но и это придется перетерпеть. Никто не обещал, что задание будет простым.

– Вам переслали список пациентов? – уточнил Энлэй.

– Переслали, но я мало что поняла… По сути, это просто список имен, написанный разными цветами!

– И в каждом цвете есть смысл. Фиолетовые – те, кто нуждается преимущественно в вас. Другие переводчики могут поработать с этими людьми, но справятся хуже. Зеленый – пациенты, которые говорят на известном вам языке, но являются преимущественными клиентами других переводчиков. Красный – пациенты, которые не говорят ни на одном из известных вам языков. Это не значит, что вы не должны подходить к ним. Просто все, кто проходит здесь лечение, находятся в стрессе, поэтому постарайтесь найти для них подходящего переводчика.

– Да уж, в таком месте не каждую проблему можно объяснить на пальцах, – поежилась Герасимова.

– Особенно с учетом того, что у многих пациентов нет пальцев.

При всей неприязни к новенькой Энлэй должен был признать, что справлялась эта девица неплохо. Клиника Святой Розы была особенным местом, которое умело подавлять людей. Кто-то тут полностью терял работоспособность, кто-то ломался постепенно, кто-то кое-как справлялся.

Да что далеко ходить – сам Энлэй привык не сразу! Он не позволил эмоциональному давлению остановить себя, он в первый же день приступил к работе. Однако легко ему не было. Даже само здание подавляло… Он до сих пор помнил момент, когда впервые увидел клинику – сумрачную серо-белую высотку, появившуюся над кронами старых деревьев. Это здание, вдруг возникшее посреди леса, в отдалении даже от самых маленьких городков, казалось неуместным. Да еще и крематорий этот, расположенный неподалеку, радости не добавлял! Возле клиники располагались и другие хозяйственные постройки, но по-настоящему угнетал только крематорий.

Помимо тяжелой атмосферы такое расположение обеспечивало и бытовые неудобства. Большую часть времени генераторы служили исправно, но в суровых условиях зимы на Аляске бывали сбои. Тогда запускались только резервные генераторы, обеспечивавшие работу медицинского оборудования. Во всех остальных помещениях приходилось справляться с самыми разными проблемами – от внезапного обесточивания до отключения отопления.

К тому же больница находилась в определенной изоляции. Уезжать отсюда не запрещалось, но ни о каком общественном транспорте и речи не шло. Сотрудники, лишенные личных автомобилей, полностью зависели от коллег. Прогуляться было негде, да и опасно – до недавних пор дикие животные вполне обоснованно считали эти леса своей территорией.

Гостей привозить тоже запрещалось. Никаких исключений для друзей и членов семьи. Собственно, ради этого клинику и построили в такой глуши – чтобы защитить приватность пациентов.

В первые дни жизни здесь Энлэю приходилось постоянно напоминать себе, что он не в тюрьме. Он приехал добровольно и может уехать в любой момент. Его никто не убьет и не закопает в лесу за то, что он узнал слишком много! И все-таки эти навязчивые мысли отвлекали…

Но Герасимова была то ли слишком легкомысленна для страха, то ли отлично справлялась с собственными эмоциями. При общении с Энлэем она держалась так, словно прибыла в клинику не первый раз и все тут знала.

Теперь ему было любопытно, как она справится с пациентами. Больница – это еще полбеды, а вот люди, собранные здесь… Никакая теория не подготовит к встрече с ними.

– Доктор Нивс представил вас пациентам? – поинтересовался Энлэй.

– Нет, он… Он сказал, что не стоит к ним лишний раз соваться.

Ловко. Нивс прекрасно знал, что к новенькой приставят куратора, и свалил самую неприятную часть на него. Сам же хирург не хотел, чтобы его встречи с Герасимовой были чем-то омрачены – тогда они быстрее станут романтическими.

Для Энлэя это ничего не меняло, он на симпатию новенькой не претендовал.

– Наших пациентов можно разделить на четыре условные группы, – сказал он, когда они с Герасимовой добрались до служебного лифта. – Первая – это люди, которым операцию сделали несколько лет назад и все прошло хорошо. Они не живут в больнице постоянно, но иногда приезжают на обследования и остаются на несколько дней.

– Много таких?

– Сейчас – около десяти человек. В целом девяносто процентов операций в клинике проходит успешно.

Герасимова не стала спрашивать, какая участь постигает остальные десять процентов. Как будто так сложно догадаться! Об этом в клинике старались лишний раз не говорить.

– Вторая группа – это те, кто уже готов к операции морально и физически, они дожидаются донора, – продолжил Энлэй. – Точную дату обычно определяют в течение недели. Эти пациенты нервничают, что вполне понятно, обращаются к врачам с вопросами, а иногда просто беседуют с переводчиками, чтобы отвлечься. Свое мнение навязывать им не нужно. Если вы чего-то не знаете наверняка, не придумывайте и не ищите в интернете, а обратитесь к врачу.

– Я и не собиралась сочинительствовать.

– Похвально. Третья группа – это вторая группа после операции. Поскольку операции здесь проводятся только тяжелые, пациенты остаются в больнице на месяцы и даже годы. Вы как переводчик участвуете в обходах с врачами и реагируете на срочные вызовы, это обязательно. По желанию можете навещать кого-то из пациентов, но только при одобрении лечащего врача.

– Насколько я поняла, здесь все должно одобряться врачами…

– Вы поняли правильно. Четвертая группа – те, кто еще не решился на операцию и прибывает в клинику на финальную консультацию, после которой должен принять решение. Они, как правило, надолго не задерживаются. Но они особенно уязвимы, с ними лучше лишний раз не общаться. Даже если вам кажется, что вы их поддерживаете, они могут истолковать ваши слова непредсказуемо. Вам это принесет лишь проблемы.

– Да я уже уяснила, что личное мнение здесь не в цене…

– Если вам хотелось посвятить больше времени самовыражению, вы выбрали не то место работы. Я передам вас доктору Танг, у вас по графику обход с ней.

Если Герасимовой и хотелось оказаться в компании Нивса, ей хотя бы хватило мозгов не вздыхать об этом. Она восприняла назначение спокойно, ожидая, очевидно, что Энлэй сразу отведет ее к нужному врачу.

Но упрощать ей жизнь Энлэй не собирался. Он специально построил маршрут так, чтобы по пути к доктору им пришлось пройти через весь этаж пациентов. В такое время они обычно не были заняты на процедурах и осмотрах и оставались или в своих палатах, или гуляли по коридорам.

Энлэй хотел, чтобы она увидела их – сразу многих. Увидела, что представляет собой пересадка лица и люди, нуждающиеся в ней. О таком можно читать, можно смотреть фото и даже видео – но все это не подготовит к реальной картине. Энлэю доводилось наблюдать, как такое зрелище ломало даже взрослых мужчин.

Однако новенькая справилась неожиданно достойно. Нет, равнодушной она не осталась, он заметил всё – и нервно сжатые кулаки, и момент, когда улыбка стала откровенно натянутой, а взгляд – немного кукольным, как бывает, когда человек усилием воли запрещает себе смотреть в другую сторону. И все же, если не приглядываться, Герасимова казалась вполне спокойной. Пациентам этого было достаточно.

В дальней части коридора их дожидалась доктор Танг.

– Вы могли бы попасть сразу сюда по лестнице, – только и сказала она.

– Думаю, мисс Герасимовой полезно изучать разные маршруты, – безразлично отозвался Энлэй. С Танг он не ладил, но это мало что значило – с Танг Сун-Ми не ладил никто. – Удачной смены. Если потребуется, вы можете связаться со мной в любой момент.

– Надеюсь, это не потребуется, – отозвалась Герасимова, и лишь так она позволила себе показать, что Энлэй ей тоже не понравился.

Вот и славно, не он один будет мучиться.

До собственного обхода Энлэю оставалось еще полчаса, и он решил использовать это время, чтобы заглянуть к Дереку, раз уж оказался на нужном этаже.

Дерек как раз был из местных и в переводчике вообще не нуждался. Но это был тот редкий случай, когда Энлэй позволил себе проявить личную симпатию. Хотя бы потому, что больше этого не делал никто: Дерек оказался среди изгоев.

Причин было две. Во-первых, несостоявшихся самоубийц в клинике Святой Розы недолюбливали. Если бы о таком заговорили открыто, начальство бы быстренько провело чистку штата. Однако никто не мог заставить сотрудников делать больше, чем предписывали их обязанности. Поэтому очень многие держались подальше от тех, кто сам навлек на себя беду.

Однако даже среди самоубийц Дерек оказался в наихудшем положении. Очень уж специфическую внешность обеспечила ему травма – это и стало второй причиной его одиночества. В этом он был как раз не виноват, такое вообще невозможно проконтролировать. Из-за потери значительной части костей его лицо почти не напоминало человеческое. Дерек был похож на огромное насекомое, не способное не то что говорить – даже выражать основные эмоции. Рядом с ним становилось страшно, и собственная смертность вдруг делалась особенно очевидной.

Дерек обо всем этом прекрасно знал. Роль изгоя он принимал с удивительным смирением – будто наказывая самого себя за то, что совершил. Когда Энлэй заметил это, он стал почаще приходить к одинокому пациенту. Особенно важным это стало теперь – накануне той самой операции, которую Дерек ждал очень долго.

Энлэй заглянул в палату, убедился, что пациент не спит, а возится с планшетом, и подошел ближе.

– Ты как? – спросил переводчик. – На сколько назначили завтра?

Ответить голосом Дерек, конечно же, не мог – его голос затих в день сорвавшегося самоубийства. Однако взаимодействовать с миром было нужно, поэтому на планшет давно установили специальную программу. Дерек набирал текст или выбирал заранее заготовленный, а компьютер озвучивал все это бесстрастным голосом. Дерек, развлекаясь, делал этот голос то детским, то женским, то мультяшным. Но сейчас настроение у него было не самое веселое, и компьютер вернулся к голосу по умолчанию – мужскому, неопределенного возраста.

– Восемь, – прошелестел он.

– Боишься?