– Зачем?
– Лук после леса первая вещь, чтобы ни леший, ни какой крапивный гнус не привязались. Паш, а ты звони своему дружку-соплежую и зови к нам.
– А если он не придет? – спросил Пашка.
– Придет. Папе надо верить.
Родители были скупердяями еще теми. Кости из супа они перемалывали в костную муку. Плюшкин на их фоне был транжирой и мотом. Даже в аду они бы умудрились продавать чертям смолу и уголь. Пашка позвонил другу и пригласил к обеду. Моргуненок долго ломался, подозревая подвох, но пришел.
– Что он там плещется, селезень чертов?! – нервничал отец, слушая, как в ванной льется вода – гость мыл руки. – Он что там, помыться решил?
– Вить, тихо ты! – одернула мать. – Что ты метусишься? У тебя что: свекла колосится, корова просится? Спешишь куда-то?
– Есть охота.
– Потерпи. Выходит. Садись за стол, Саша, – фальшиво улыбнулась настороженно севшему на табурет Шурику.
– Баптисты, баптисты, да здравствуют баптисты, – фальшиво спел отец и схватил вилку. – Кушай, Саша.
– Что это? – Моргуненок не спешил пробовать едва помещающееся на его тарелке месиво из десятилетней гречневой каши, семилетних сардин в масле и зеленого горошка, дату изготовления которого на проржавевшей жестяной банке мы прочесть не смогли. Венчали гору голубцы двенадцатилетней давности.
Мать учла прошлогодний опыт со сморчками и не оставила гостю выбора, сгрузив все подлежащие проверке продукты на его тарелку.
– Харч, – закивал отец.
– Ты чего не кушаешь, Саша? – приторно-ласково спросила мать, отставив кружку с заваренными жареными одуванчиками, призванными заменить кофе. – Полакомись, чем бог послал.
Моргуненок затравлено посмотрел на наши тарелки, на которых сиротливо серело по одинокому блину.
– Я…
– Не голоден, что ли? – удивился отец.
– Я…
– Кушай, Саша, кушай, – мать нависла над гостем. – Невежливо в гостях не кушать. Наш вон Пашка в гости сытый ходит, а из вежливости так жрет, что за уши не оттащишь.
– Его слизнями не кормят… – возразил Моргуненок.
Это было одной из «гениальных» отцовских идей – накормить Шурика тушеными слизнями, чтобы убедиться в съедобности блюда. Просто он где-то прочел, что во Франции улиток тушат, а тут в кладовку на аромат вареных грибов сползлось большое количество слизней, пара из которых чуть ли не полуметровых, и в отце взыграла жадность. Хотя, там была и матери вина, которая перефразировав завет покойной бабушки, согласилась, что если слизня можно дважды обернуть вокруг пальца, то выбрасывать его есть грех расточительства и мотовства.
– Саша, а ты тут при чем? Ты чего крякаешь? – не поняла мать.
– Меня тогда неделю понос трепал.
– Вкусно было, вот ты и переел тогда, – лицемерно сказал отец. – Сейчас, когда вся наша Родина в едином порыве бьется за каждую килокалорию, ты, как цивилизованный буржуй, воротишь нос от этих харчей? – привстал со стула.
– Тетя Валя, а что это? – Моргуненок боязливо указал ложкой на свою тарелку.
– Да перестань ты канючить! Наложили – ешь!
– Ты нам баки не заколачивай, – поддержал отец. – Жри, если подано!
– А если я умру?
– Жри, квазимода! – начала закипать мать. – Об твой лоб поросят шестимесячных бить можно, а ты боишься голубцы скушать. Сам прошлый год про них рассказывал, когда сморчками нашими объедался, вот я и сготовила для тебя.
– Я после сморчков две недели дристал!
– Хорь тебе в жопу! Жри!!!
– Александр, – строго сказал отец, – ты тут сейчас такого нагородил, не перелезешь. Скроил из блохи голенище, – покачал головой. – Ты же пионер, будущий комсомолец.
– Жри! – мать схватила гостя за шиворот и встряхнула так, что он едва не ударился лицом об тарелку. – Или ты у меня спляшешь краковяк в присядку, раскоряка!
– Не буду! – заплакал Шурик.
– Да я тебя размажу сейчас!!! Жри, тасманийский дьявол тебя побери!!!
– Валь, погоди, – отец с трудом оторвал мать от жертвы. – Саша сейчас сам поймет и… Держите его!!!
Моргуненок ловко проскользнул меж нашими родителями и кинулся к двери. Мать подхватив Пашкину тарелку, метнула ее вслед беглецу. Уже распахнувший дверь, Шурик, пораженный ребром разлетевшейся от удара на осколки тарелки, рухнул лицом вперед на веранду.
– Вот же падла, – расстроилась мать. – Тарелку из-за него разбила! – всплеснула руками.
– Валь, – отец подошел к Шурику, пощупал лежащему шею, – он не дышит…
– Вить, что ты такое говоришь?!
– Ты его убила… – отец вернулся к столу и задумчиво посмотрел на тарелку гостя.
– Он меня вынудил! – завизжала мать. – Вы сами все видели!!! – визг матери резал уши как острое стекло.
– Да видели мы, – отмахнулся отец, – все видели. Ты не визжи, как белуга, ты лучше думай, на ком мы теперь консервы проверять будем…
Тихая охота
Рассказ написан на конкурс фэнтези «Или оно» сайта «Квазар»
Я сидел, согнув ноги в коленях и утвердив задницу в теплом песке обочины, и смотрел на приближающуюся полицейскую машину. Испачканный приторно пахнущей липкой кровью мобильный телефон валялся рядом. Но кровь, залившая мои руки и одежду, покрывавшая меня липким коконом не хуже фирменного рабочего комбинезона, воняла сильнее. Разум требовал бежать, потому что они мне явно не поверят, но я оставался на месте и равнодушно смотрел на патрульную машину.
Мать последние годы я видел редко, от случая к случаю, раза два-три в год, если повезет – чуть чаще, приезжая в гости. Она жила в деревне, в гражданском браке. Похожий на молодого Вицина, Сергей Александрович, последовательно: бывший прапорщик военно-транспортной авиации, бывший строитель, бывший запойный алкоголик, нынешний пенсионер – заядлый рыбак, мужиком был неплохим и всегда искренне мне радовался. Ну а я радовался редкой возможности вырваться из городской пучины и погрузиться в деревенскую тишину. В этот раз приехать получилось только в самом конце жаркого августа, перед окончанием ежегодного отпуска. Жена приехать не смогла, оставшись в городе с больной матерью.
Мать и Александрович встретили меня с раннего поезда, угощали нехитрыми деревенскими разносолами, как дети ликовали, перебирая привезенные мною конфеты. Завтракали, пили с матерью самодельное сливовое вино, неспешно беседовали. Несколько лет назад закодировавшийся Александрович чокался с нами свойским яблочным соком.
– Ты на вино сильно не налегай, – сказал он мне, – вечером баньку потопим.
– Банька – это хорошо, – кивнул я.