Инструкция к жизни

– Как же хорошо, что теперь у нас есть картель, который наведёт порядок и сократит количество жертв всяких отбросов до минимального значения. Вы ведь тоже этому рады, верно, милый доктор?

– Это ни к чему, Эбигейл. Эта ваша провокация. Мне жаль, что Вам пришлось это пережить, но Вы ведь понимаете, что и солдаты Лос-Сетас любят позволить себе лишнего на новых территориях.

– Но только благодаря этим солдатам ваша дочь может не бояться всяких злодеев.

– Вы угрожаете мне её убить.

– Лишь по вашей вине! – Эбби разводит руками. – Вы виноваты в этом, а не какое-то похотливое желание какого-то ничтожества, который не способен себя контролировать. Это ли кстати не причина ему подохнуть?

– Смерть – слишком радикально. Любая жизнь ценна.

– Да? А почему же так? Какая ценность у жизни, которая появилась в каналах за мусорным баком, как следствие героинового союза между двумя отбросами? Их чадо вряд ли доживёт и до двенадцати, они его либо потеряют, либо выкинут, либо продадут, а сам ребёнок с огромной вероятностью сторчится, сопьётся и кого-нибудь убьёт.

– Эбигейл, ненависть привела нас к тому, что сейчас мы ведём этот спор. Если вы продолжите разжигать ненависть, то она лишь приведёт к ещё большей ненависти. Да, маргиналы могут быть опасны, но они тоже люди и тоже могут что-то чувствовать. С ними опасно взаимодействовать, но, знаете… Если обращаться с человеком так, как он этого заслуживает, то он станет хуже, но если обращаться с ним, как с тем, кем он мог бы стать, то он станет лучше.

– Некоторые люди неисправимы, доктор. Наступит день, и вы это признаете.

– Надеюсь, что такого не произойдёт. – Джошуа улыбается ведьме. – Какой же я тогда лекарь души, если опускаю руки перед чьей-то болезнью?

– Для своих лет вы очень наивны.

– Секунду. Если вы не возражаете, то я попрошу Линду сделать нам чаю. Хотите чаю, Эбигейл? – Джошуа поднимается и отходит к двери, чтобы позвать Линду. Когда та приходит, то ведьма спрашивает:

– А у вас не будет морса?

– Морса?

– Такой холодный ягодный сок. Очень вкусный, люблю с самого детства. Мама вечно его готовила, вкуснейший напиток. Если не пробовали, то настоятельно рекомендую.

– Есть только ягодный чай. – Предлагает миссис Стэнфилд, а Эбби с тяжёлым сердцем соглашается. Джошуа затем возвращается в кресло:

– Знаете, Линда светлейшая женщина. Люблю её больше жизни.

– Вот вам одно из различий между нами, милый доктор. Вы, американцы, не умеете любить. Вы понимаете, что приходите в эту жизнь одни и уходите тоже одни. Ваш избранный человек просто существует для того, чтобы пройти по жизненному пути с большим комфортом, чем могли бы, а то, что вы зовёте любовью, ничего более, кроме как привязанность, основанная на выгоде.

– Вы много знаете о любви, Эбигейл?

– Достаточно. Я из другого мира и в мире этом любят по-другому. – Уизерстоун некомфортно говорить о таких вещах. – Я выбрала однажды человека, и он не был мне просто спутником по жизни, он был чем-то большим. Моё сердце, мой мир, мой…

Ведьма неожиданно затихает. Она задумывается о своём, вспоминает что-то личное, а затем продолжает говорить:

– Я должна Вам признаться. Я не родилась ведьмой Аляски, я не была великолепной с пелёнок. У меня также были чувства когда-то давно. И вот, что я вам скажу, доктор… Те эмоции, что я тогда испытала, ту любовь, я никогда не видела её у вас, американцев. Вы воспринимаете мир иначе. Да, это очень удобно. Да, это очень выгодно. Но это ничуть не искренне.

– Что есть суть ваша искренность, Эбигейл?

– К этому человеку будет всё доверие мира и это нужно прочувствовать. Но вы не сможете. – Уизерстоун походит на фанатика.

– Почему?

– Мы живём не так, как вы. Мы живём в панельных домах на фоне заводов, утром серо, вечером серо. И всё, что у нас есть, это мы сами. Мы ценим прикосновение, мы помним слова и улыбки, мы не подпускаем к себе кого попало, но, если уж подпустили, то становимся столь чувственными, что убить нас может и пара слов. И всё же… Не придумали ещё такого языка, на котором можно это объяснить, милый доктор.

В кабинет входит Линда с чаем на подносе. Она расставляет кружки и старается выглядеть мило, беззаботно, пусть Джошуа и замечает её беспокойство.

– Спасибо, любимая.

– Да, Линда. – Эбби тоже улыбается миссис Стэнфилд. – Спасибо.

Проводив Линду взглядом, Джошуа возвращается к разговору:

– Ваши аргументы кончаются панельками?

– Когда вы последний раз что-либо дарили своей жене?

– Два месяца назад я подарил ей букет цветов и шикарное чёрное платье. –Отчитывается Джошуа гордо.

– Когда… – Эбби задумывается немного, подбирает слова в своре обжигающих своей температурой фраз: – Когда человек из прошлого подарил мне маленький складной ножичек, я расплакалась, как сука. Помню, думала, что сгорю прямо там, настолько это было тепло. Этот ножичек он у бомжа одного забрал, что жил севернее. В тот момент я узнала, как это… – Уизерстоун обрывает нить повествования и прячет всё человеческое обратно под панцирь. Замечая это, надежда в груди Джошуа разгорается с новой силой.

– Расскажете об этой части прошлого?

– Как-то раз, когда я возвращалась домой из школы после дерьмового дня, где мне пришлось подраться, я встретила кое-кого…

«– Выглядишь отвратительно. Что-то случилось? – Эбби поднимает взгляд и видит перед собой мальчика в футболке группы «Альянс». Он светловолосый, с голубыми глазами, добрым взглядом и весёлой улыбкой. Мальчонка выглядит очень милым. Правда вот за этим природным обаянием явно должно было скрываться что-то плохое, он и диалог начал с оскорбления, так что Эбби готовится слышать ещё помои в свою сторону. Но прежде решает попытаться ответить, дрожащим таким голоском:

– Да нет…

– У тебя кровь, кажется. – Парнишка указывает на разбитую губу Эбби. Та касается места травмы, понимает, что там и правда кровь. Придётся придумывать отмазку для мамы. Грустно.

– За что тебя так?

– Просто так.

– Нет, просто так ничего не происходит. Они унижают тебя лишь потому, что ты позволяешь им себя унижать. – Он не звучит как-то злобно или враждебно, этот мальчик продолжает быть очень милым. Вдобавок к этому, он начинает казаться особенно умным.

– Это не честно. – Эбби не нравится быть жертвой. Что плохого она сделала? Чем она заслужила такое скотское отношение?

– Честно. Сильный ест слабого. Не можешь себя защитить – придётся мучиться. Это жестокий мир, подруга… – Блондин отправляет руку в карман и достаёт пачку сигарет, открывает её, протягивает Эбби: – Сигаретку?

Эбби очень уж захотелось показать, что она сильная, крутая, а крутые курят сигареты, это всем известно. Поэтому она и запускает свои немного дрожащие пальчики за сигаретой, втыкает её между губ. Мальчишка тоже берёт себе одну, а затем поджигает обе. Эбби затягивается впервые, но не сильно, что крайне верно. Она то ли испугалась табачной жгучести, то ли просто решила действовать осторожно, а поэтому даже не закашлялась, что позволяет ей немного ухмыльнуться. Эбби крутая. Она курит сигареты с крутым парнем.

– А знаешь, мне кажется, мы поладим. – Предполагает мальчишка, смотря на то, с каким неловким пафосом его новая подруга выдыхает дым из лёгких. Эти слова стали безмерно для Эбби приятными.»

– В тот момент он стал для меня лучом надежды. Знаете, мы сдружились. Кучу времени проводили вместе. Мы даже планировали сбежать прочь из этого города, вперёд, в Америку, где всё должно быть хорошо. Мы вместе с ним учили английский, мы… – Ведьма безобидно улыбается. – Он был очень вдохновлён Бароном Лос-Сетас. Мы смотрели его речи по новостям. Мы видели, какое пугающее впечатление он производит, он считал его самым сильным, тем, кто способен съесть всех остальных.

– Он был анархистом-дарвинистом, очевидно?

– Он был мечтателем, доктор. – Поправляет Эбби. – И на меня легенды о Бароне произвели впечатление. Мне нравилось перед сном представлять, как Мэттью Хьюз приходит в мою школу и убивает всех тех, кто посмел меня обидеть. Только представьте, перемена, ко мне подходят задиры, окружают и начинают обзывать, как вдруг свет в коридоре отключается, и мы слышим стишок… А дальше только крики, трупы и страх, которого так много, что его можно почувствовать в воздухе.

– Знаете, я тоже не пользовался в школе популярностью, но до рукоприкладства не доходило, однако желание убить их всех у меня возникало. Против моей воли. – Последний пункт психиатр особенно выделяет, ведь это важно. – Хотя желание, конечно, было приятным.