Страна Яблок

Страна Яблок
Виталий Смышляев

Крупнейшая айти-катастрофа разразилась по всей планете. Исчезли технологии, электричество, связь. Мир «продвинутых умников» рухнул в одночасье. Миллиарды людей погребены под его обломками. Дым, пепел, смрад и мёртвая вода царствуют повсюду. Выжить смогли лишь разобщённые горстки людей – те, кого раньше считали глупыми «грибами», сторонящимися прогресса.

Начать жизнь с чистого листа и построить новый прекрасный мир, Страну яблок, где царит справедливость, где найдётся место любви и верной дружбе – задача не из простых. Особенно если враг не только снаружи, но и внутри.

И будет черта, которую не каждый решится перейти, будет кровь на песке, будут отчаяние и надежда. И свет звезды Денеб над живыми и мёртвыми.

Виталий Смышляев

Страна Яблок

Москва, 21.00

На чужой мате-рик
Захлебнёт-ся мой крик,
Я тво-я, ты – не мой,
Я кричу, ты – немой… —

стонала низким голосом транс-Дейна.

Машинка повернула с Фрунзенской набережной, прибавила ходу на зелёный и поползла по длинной петле на эстакаду Третьего кольца.

«Вечер воскресенья, а дороги забиты, – подумала Алёна. – Что сложного по времени всё разнести? Так и прутся толпами – сначала в центр, потом обратно. А шоу файное получилось…»

Через весь океа-ан
Через сем-надцать стран…

Алёна откинула спинку сиденья, легла и вытянула ногу в футси «Гинза Канемацу». Правый карчик пульсанул синим. Алёна ткнула пальцем в монитор, чекнула пикапера. «Файный, – оценила она мужчину справа. – Хотя и с бородкой». Потянулась пульсануть в ответ розовым и слетела с сиденья, больно ударившись о панель.

Карчик остановился резко, как древняя автоха, без мягкого поглощения инерции. Алёна ещё помнила такие – с рулевым колесом, с ручкой безопасности. Нет: ручка – для передач, а «безопасность» – это ремень. Без него и с места не тронешься.

Свет в салоне погас, транс-Дейна замолчала. Алёна пошарила по панели, нажала всё по очереди. Ручное управление не отзывалось, да и зачем оно? «Всё равно джойстиком не умею! – разозлилась Алёна. – Что стряслось? Может, карту управления заблокировали? Нет, с блокировкой КИУ за день предупреждают. И не завёлся бы».

Алёна посмотрела в окно, в камеры. Впереди сияли башни Москвы-Сити, сзади на титановой колонне светился раскинувший руки Гагарин, а Третье кольцо, докуда доставал глаз, погасло и остановилось. Из тёмных обездвиженных машин уже вылезали люди.

Ручное открывание нашлось не сразу, пока шарила по двери – сломала ноготь. Алёна всхлипнула от обиды: «Ну почему, почему всё сразу?! Полный пробой! Только позавчера сделала!»

Алёна вытянула руку, любуясь рыбками в объёмной глубине ногтей. Море светилось бирюзой, плавники с хвостами плавно поднимались и опускались. И только на среднем пальце…

– Что встала? Другого места не нашла на ногти лукать? Шевели булками!

– Сам шевели, козёл! – огрызнулась Алёна и шагнула в сторону. Надо же! Тот самый, с бородкой. Люди стояли возле своих машин, крутили головами по сторонам, переговаривались.

«Пойдём, чего ждать?»

«Куда ты пойдёшь, дура? Пешком до Ленинградки? Сейчас включат, поедем!..»

«Если все встали – это системный баг. Смотри – Комсомольский тёмный стоит, и Хамовнический, и Метромост…»

«Интрофай тоже молчит! Полный пробой вообще!..»

«Слушай – да! У тебя тоже? Тогда это не баг – это супербаг!»

Алёна коснулась языком нёба, но привычного медового тона «ВКЛ.» не прозвучало. Алёна попробовала ещё и ещё. Чип был на месте, но не отзывался. Тишина. Слева и справа люди с отсутствующими лицами сосредоточенно пытались сделать то же самое.

Алёна почувствовала себя беззащитной, потерянной и никому не нужной. Брошенной. Интрофай молчит – нет связи, нет чатов, нет френдов. Ни ньюсов, ни эдвайсов, ни рекламы, ничего. Одна-одинёшенька в тёмном мире.

– О!.. Смотри!!.. Вон, вон!!! – загалдели вокруг, тыкая пальцами вверх на треск вертолётов.

– «Робинзон-смарт»!

– Это СтарКоптеры, правительственные!

– Не правительства, а фельдъегерей! Они парами ходят!

Алёна не разбиралась в вертолётах. «Робинзоны» это были или правительственные «СтарКоптеры», но они вдруг прекратили трещать и косо заскользили вниз, прямо на них. Лопасти по инерции вяло крутнулись в нисходящем потоке; жёлтое брюхо вертолета надвинулось на Алёну; волосы её поднялись и распушились, как под огромным феном. Задохнувшись, она схватилась за голову, закрыла глаза, и через мгновение гулко ахнул сдвоенный взрыв.

Вертолёт рухнул на забитый машинами Хамовнический вал. Жёлто-красный огненный шар вспух до третьего этажа, вышиб окна, и по фасаду заскользили играющие багровыми отсветами стеклянные ручейки. Пламя сразу же потекло по дороге в обе стороны. Некоторые машины взрывались и разбрасывали языки пламени, другие горели ровно и спокойно, потрескивая, как дрова. Карчики вспыхивали поочерёдно – пылающая лента, как цепь падающих доминошек, быстро удлинялась и ползла по заезду на Третье кольцо. Вместе с огненной гусеницей перемещались человеческие крики. Они рвали дымный воздух всё громче и громче, ближе и ближе.

«А если бы внизу остановилась? – подумала Алёна. – Но… сейчас ведь потушат?»

– Вон там, за Парком – тоже горит!

– И вон там!

– А второй вертолёт где?!

– В реку упал!

– Огонь сюда идёт! Сгорим!

Справа и слева вдруг истошно и бессмысленно закричали, срываясь на визг. Алёна вцепилась в дверь карчика, закричала тоже, не слыша себя. Снизу ударила дымная волна горящего пластика, Алёна судорожным движением рта попыталась вдохнуть воздух, которого уже не было, схватилась за горло и потеряла сознание.

Санкт-Петербург, 21.00

Свет погас, когда Женя с Денисом были в двадцати шагах от эскалатора. Друзья наткнулись на передних, им наступили на ноги задние.

– Что за чёрт?! И эскалатор встал!

– Да «Маяковская» вообще невезучая. Постоянно эскалаторы ломаются. Неделю чинят – день работают.

– А со светом что? – спросил Женя.

– Что – «что»? – почему-то рассердился Денис. – То! Закон Ома и правило буравчика! Радуйся, нам повезло ещё, выйти успели. Если электричество отрубилось – значит, все поезда встали, ворота на станцию закрыты. Прикинь – в тёмном вагоне сидеть?

Парни обернулись. Людская масса шевелилась, кое-где вспыхивали фонарики и лайты. В пятно света попала чёрно-белая маска Маяковского, на багровой смальте стены выглядела она зловеще. Толпа медленно, по шажку, двигалась вперёд, втягиваясь на замерший эскалатор. Невнятное бормотание и чертыханье сзади, тяжёлое сопение спереди. Примерно на середине подъёма остановились. Спрашивать у передних бессмысленно, каждый видит перед собой только спину. Снизу раздался один крик, другой, третий, крики перешли в вой. Слышались глухие удары по металлу.

– Наверное, в вагоне стекла разбили, теперь на станцию рвутся, – сказал Женя.