Страна Яблок

Когда мы вытаскивали последний дуб, «двойной удав» съехал, и мне больно ушибло колено.

Даже не колено, а выше. Гораздо выше.

Пальцы Ксении мелькали вокруг синюшной Спирькиной стопы, за всё время в мою сторону она не посмотрела ни разу.

«А ведь Николаич видел, как меня ударило, – глупо расстроился я. – Мог бы и сказать дочери, что, мол, перевязка нужна. Тоже мне, божий человек».

– Теперь надо лежать. Потом мама посмотрит, у неё мазь есть из окопника-травы с салом.

«Из Укупника», – хотел сказать я, но промолчал. Откуда бы Ксении знать ветхозаветного придурка Укупника? Да если и знает? Убогая игра слов. Что-то меня ещё тревожило и угнетало в этом Укупнике, но мысль ускользала.

– Лежать, а стопу выше, чтобы отёк спадал. – Казённая медсестра пропала, голос Ксении стал снова звонким и приветливым – конечно, разве может она долго изображать костяную ногу?

– Так что, Валера, как там во Владимире? – напомнил Серёга.

Спирька откашлялся. Выражение превосходства ушло с его лица; не удержал он его, потерял величественный образ обладателя тайных знаний.

«А ведь он готовился, – подумал я, – пока шёл, готовился. Как его обломал Серёга! Без всякой подготовки».

– «Как»… Да никак. Везде мёртвые. Утром вышел, чуть умом не двинулся. По всем улицам трупы. Все голые, видимо, ночью случилось. Я думаю, – Спирька начал опять входить в роль, – я полагаю… я считаю – это системный вирус. Все выскочили из домов и побежали. Как бежали, так и умерли.

– И что – никого в живых?

– Я никого не видел. Вообще никого. Дорога машинами забита вся, наглухо! Автовозы как ехали, так и встали, кто врезался, кто в кювет ушёл. Лариса, выпить ничего нет? – Спирька всё больше приободрялся. – Давайте ко мне перейдём, у меня есть, там и расскажу.

Все посмотрели на Сергея, тот зевнул.

– «К тебе» – это отдельная тема, – сказал Сергей. – Ты ж дом продал. Но не выгонять же тебя. Сейчас не до этого, иди в «самарку», отдыхай. Короче, живых никого, дороги забиты. Ещё что?

– А этого мало?! Этого мало?! Тебе что нужно – фильм ужасов с подробностями?! Собак полно, озверели. Боялся, что набросятся, с палкой шёл. Как это – «выгонять»?! Это мой дом! Да я…

– Потом обсудим, потом. Твой – так твой. Никто у тебя его не отнимает. Самолёты, вертолёты – видел, слышал? Поезда?

– Ни-че-го. Тишина, только собаки воют и вороны орут. Что я пережил!..

– Скорее – «кого», – сказал я. – Очень многих.

Теперь-то я понимал Серёгу. Спирька раздражал меня до судорог в руках, до чесотки. Я ухмыльнулся, вспомнив кубатовское словечко.

– На мосту у Липны как? – спросил Серёга.

– На мосту?.. на мосту? Так там же ремонт, я и пошёл в обход!

– Ну ладно, – сказал Серёга, – пора. Ужасы вечером дослушаем.

Потеряли время, до темноты всех убрать не успели.

Работали по парам – переворачивали палками, как рычагами, тела на брезент, волокли к реке и опускали в воду. Никого уже не тошнило, ни Ильяса, ни Вадима. Николаича Сергей оставил в посёлке, болезнь дочки заслонила ему всю мировую катастрофу. Он даже Спирьку недослушал, ушёл.

Ильяс с братом работали резко и быстро; по-моему, они вдвоём сделали больше всех нас вместе взятых, будто бы оправдываясь за утреннюю слабость.

Удивительно, но Сергей не сказал им ни слова про самовольный заход в Напутново.

Не понравилось мне, как Равиль орудовал палкой-рычагом – слишком грубо, слишком напористо, да ещё и ногой докатывал тела для скорости. Возможно, я после слов Аркадия следил за ним чересчур пристрастно, но Ильяс тоже сделал брату замечание.

Армен рычагом не пользовался, поднимал тела руками – осторожно, бережно, поддерживая на перевороте, так же и в воду опускал.

Закончили, когда совсем стемнело. Стали налетать на ветки, спотыкаться о коряги.

– Поехали, – сказал Серёга. – Глаз сучком выколешь, видюшку не вставят теперь. А, Борис?

Вышли на берег к лодкам, слева вдали полыхало зарево. И не одно. В тёмной воде металась дикая красота багровых отблесков.

Как в дешёвом кино.

Слава богу, хоть трупы не плывут.

Клязьма стала для нас нечистой, испорченной, больной; казалось, вместо воды она несла жирный протухший бульон. Мы гребли осторожно, чтобы не брызнуть веслом.

– Горит, – сказал Вадим. – И будет гореть. Сгорит всё. Кто-то курил перед смертью, кто-то свечку оставил. Замыкания, автомобили врезались, загорелись. Горючие жидкости.

– Как ты говорил, Алик: «степь отпоёт»? Хорошо сказано. Степь отпоёт, Вадим. Хорошо, что Спирька про детей не квакнул. Детей же маленьких непрошитых полно осталось. Они-то выжили, наверно. Ненадолго. Армен, ты Спирьке скажи, он к тебе прислушается, чтоб при женщинах про детей не заводил – они с ума сойдут.

– Но ведь надо попробовать спасти, – сказал неуверенно Армен.

– Попробуем. Только где, кого и сколько? В Костерёво? В Петушках? Во Владимире? Завтра ещё жмуриков подтащит из Орехова-Зуева и Щёлково.