Четвёртая ноосфера

– Да, господи… Ромка, бывший мой. Забыл что ль? Ты ж его сам…

– Почему тогда Рэм?

– Ну, не знаю. Я иногда зову его так. Нет? Не зову? И правда, дурацкое имя. Э-э-ы. Кстати, а мы с ним на этом маяке раза два…

– Почему тебе не спалось ночью и почему ты смотрела в зеркало?

– Ну, не знаю. Раньше гадали так.

– Гадали? Гадали?! Ты понимаешь, что ночь и зеркала повышают уровень ГЭ…

– Горе ты моё, да знаю я! Просто одиноко стало. Ты прости, что я вчера так на тебя. Я не хотела, само вырвалось. Давай сегодня на маяк…

– Подожди. Что дальше? Что ты видела в зеркале?

– Клима Румяна. Он гладил по головке зота Врахшта.

– Чего?!

– Шутка. Ничего я не видела. Опять не веришь?

– Ты следила за уровнем ГЭ? Он повышался?

– Да, повышался. Доволен?

– Нет!

– Я тоже. Я, может, сама испугалась. Даже ритуал проделала. Простенький. Не знаю, помог он или нет, но всё обошлось. Как поднялось, так и упало. Просто глупые мысли. Стоишь ночью, смотришься в зеркало, а в зеркале сзади тебя кто? Правильно, никого. Воздух. И искорки в глазах. Оттого, что жмурилась. Чтоб слёзы не текли.

– Кхм. Просто символы, не входящие в домен ассоциаций… ладно, извини. Я просто не хочу, чтобы с тобой случилось… случились ра… сама знаешь, что.

Парень вздыхает, нахмурив брови. Потом подносит руку к глазам и шепчет аккурат в центр своей массивной ладони:

– Рука! Ладонь! Пятерня! Пять пальцев! Кожа!

– Вот, молодец. Ещё раз, – отзывается подруга. – От твоих претензий больше неустойчивости, чем от моих… недоразумений.

– Не смешно. Мы живём в лакуне. Тут на днях что-то случилось. Ты видела живых одминов?

– Нет.

– А они были. Прямо на улице. Я не знаю, что им нужно, но сегодня я тебя не отпущу, пока не проведём ритуал здравого смысла. Попробуем настроить тебе среду снов. Признавайся, вгоняла лишнюю мять? Чтобы сны видеть красочнее. Вот и зря. С этим лучше не шутить. Ничего, я тебе помогу. Настроим тебя так, чтоб ты вообще не просыпалась. Среди ночи.

– Лучше бы не отпускал меня спать одну.

– Что?

– Тс-с-с, препод идёт!

– Угу. На чём мы остановились? Ошибка в команде. Не пойму. Сейчас.

– Да ладно, не мучайся. Давай, я спрошу?

– Не ответит.

– А вдруг?

Девчушка вертит головой и без труда ловит мой взгляд. Тормоз же у неё парень. Меня чуть не сносит её игривой улыбкой, а он хоть бы оглянулся. Хоть бы спас меня от этого распрекрасного лика.

Ну и подбородок же у неё. Она им, небось, сама себя удовлетворять умеет. То-то парень даже головы не поднимает. Не хочет лишний раз… любоваться. Что он, вообще, нашёл в этой «красе Новоултарска»?

Отворачиваюсь, пытаюсь вернуть сознание в уютный кабинет, но всё равно краем глаза вижу тоскующее треугольное лицо с нижней челюстью, похожей на перевёрнутую гордость носорога. Всё так же смотрит на меня. Тоскует. Надеется. Нет уж, спасибо, как-нибудь в другой раз.

Лучше бы сразу стошнило. Представляю это трепетное создание без одежды, в сантиметре от моего беззащитного лица, и как мы с ней мутим жёсткий пукынвык, раскачивая соседский забор… даже сморщиться не успеваю. «Подборожество» слетает, как маска, обнажая умеренный овал; близко посаженные глаза наращивают дистанцию; зализанные чёрные пряди распушаются густыми водопадами; бледная кожа словно покрывается слоем тончайшего песка… эх! Хоть выплёскивай на холсты белой комнаты и жди, когда картина оживёт. Даже имя не забылось. Эля, чтоб тебя… счастьем во все дыры.

Отвлекаюсь. Опять отвлекаюсь. Так, что там у нас, библиотеки подключить? Библиотеки, библиотеки… какие библиотеки? Память как вата. Как искусственный мех. Ну же, хвостик-амулет, помоги мне, ты же талисман? С тобой так уютно, что, кажется, снимешь, и на один палец станет меньше. Только мне не до уюта. Мне бы учебные материалы. В виде готовых ядер, а не урывками с кафедры по типу «расположи, соедини и скомпилируй». Не могу. Не хватает… щупалец. Не хватает таланта принять с миром то, какой чушью мы тут занимаемся.

– Да нет, всё просто, смотри…

Отличницы заговорили. Те самые, которые слепили себе… о, когда это они успели всё переделать? Теперь у них какой-то механизм, и он даже крутится, посрамляя всю учебную программу. Что они вообще здесь делают, в этой дыре, которая даже нянек не готовит? Издеваются над неучами? Нет бы подсобить. Ну же, русалочки, спасите меня из пучины, не доплыву до буя.

– …Яркий, и держится дольше. Корни питает, во.

– Нет, мне такая чёлка не идёт. Как-то сразу полнит. Да ещё, вон, топорщится.

Да нет, тебе тоже идёт, и чёлка у тебя – твой последний недостаток, ага… да ну вас! Знойные женщины. Помогли бы хоть, раз нечего делать. А я вам за это… нет, что-то мне страшно влезать к этим красавицам в долги.

Пока я сокрушаюсь, тема разговора меняется:

– Так вы из-за этого расстались?

– Нет, конечно, – говорит та, которую полнит даже чёлка. – Я что, истеричка? Просто он утверждал, что при СРазуМире не проводилось генетических манипуляций с населением.

– Дурак! Может, ещё и операции «Полип» не было?

– Нет, тут он начитанный. У него отец историк, просто блестящий. Конечно, сын в отца не пошёл, но рассказывать умеет. Рассказывал он просто потрясающе. Про Щепь, про бедуинов, про агонию СРазуМира. Про операции «Мимо» и «Полип». Про то, как появились ритуалы здравого смысла. И как мёртвую память изобрели. Целые мысли брали и записывали. Без всяких там слоёв абстракции. Теперь никто так не умеет.

– Скучаешь?

– Я? Ни за что! Просто… осень. И как-то суетно последнее время. Вот сдадим досрочно, уговорю своих на юг слетать. Куда-нибудь… не знаю. На Хоккайдо.

– На Хоккайдо? Ну да, там есть хорошие историки. Но ради тепла я бы туда не летала.

– От тебя ничего не скроешь.

– Прости.

– Нет, ты права, ну его. Из-за неучей страдать? Лучше куда-нибудь на запад. В Африку. В Египет.