Димони

Димони
Висенте Бласко-Ибаньес

«Bo всей валенсiанской равнин? отъ Кульера до Сагунто не было деревни или города, гд? бы его не знали.

Какъ только раздавались на улиц? звуки его гобоя, мальчишки приб?гали во весь опоръ, кумушки звали другъ друга съ жестами удовольствiя, а мужчины покидали трактиръ…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Висенте Бласко-Ибаньес

Димони

I

Bo всей валенсiанской равнин? отъ Кульера до Сагунто не было деревни или города, гд? бы его не знали.

Какъ только раздавались на улиц? звуки его гобоя, мальчишки приб?гали во весь опоръ, кумушки звали другъ друга съ жестами удовольствiя, а мужчины покидали трактиръ.

– Димони! Димони пришелъ!

А онъ съ надутыми щеками и неяснымъ, устремленнымъ въ даль взглядомъ дулъ себ?, не переставая, въ длинный гобой и принималъ деревенскiя овацiи съ равнодушiемъ идола.

Онъ пользовался популярностью и д?лилъ всеобщее поклоненiе со своимъ старымъ, потрескавшимся гобоемъ, в?чнымъ спутникомъ его мытарствъ. Когда тотъ не валялся гд?-нибудь на с?новал? или подъ столомъ въ трактир?, то торчалъ всегда подъ мышкою у Димони, точно это былъ новый членъ т?ла, созданный природою въ порыв? стремленiя къ гармонiи.

Женщины, см?явшiяся надъ этою знаменитою погибшею душою, сд?лали открытiе: Димони былъ недуренъ собою. Онъ былъ высокаго роста и кр?пкаго сложенiя, съ круглою головою, высокимъ лбомъ, коротко остриженными волосами и дерзко горбатымъ носомъ. Въ его спокойной и величественной осанк? было что-то, напоминавшее римскаго патрицiя, но не изъ т?хъ, которые жили въ перiодъ суровости по-спартански и развивали силу на Марсовомъ пол?, а изъ римлянъ перiода упадка, которые. портили въ императорскихъ оргiяхъ расовую красоту, окрашивая виномъ носъ въ пурпуръ и безобразя профиль отвислымъ вторымъ подбородкомъ отъ обжорства.

Димони былъ пьяницею. Чудеса erо гобоя, заслужившiя ему прозвище демона, не привлекали такъ вниманiя людей, какъ знатныя попойки, которыя онъ устраивалъ по большимъ праздникамъ.

Благодаря репутацiи музыканта, которою онъ пользовался, его приглашали во вс? города и деревни. Онъ являлся безмолвный, держась прямо, съ гобоемъ подъ мышкой, ведя съ собою, точно прслушную собаченку, барабанщика – какого-нибудь подобраннаго по пути парня. Весь затылокъ этого парня становился лысымъ отъ ужасныхъ щипковъ, которыми угощалъ его маэстро въ случа? невниманiя, когда онъ билъ по барабану безъ увлеченiя. А если ему надо?дала такая жизнь, и онъ покидалъ маэстро, то это случалось посл? того, что онъ напивался такъ же пьянъ, какъ тотъ.

Bo всемъ округ? не было такого гобоиста какъ Димони. Но много безпокойствъ причинялъ онъ т?мъ, которые приглашали его участвовать въ ихъ праздникахъ. Имъ приходилось караулить его, какъ только онъ появлялся въ деревн?, грозить ему палкою, чтобы онъ не входилъ въ трактиръ, до окончанiя процессiи, а часто и сопровождать его въ минуты крайней снисходительности въ трактиръ, и удерживать его тамъ за руку каждый разъ, какъ онъ протягивалъ ее къ кружк?. Но и эти предосторожности оказывались иногда тщетными; случалось не разъ, что шествуя, выпрямившись во весь ростъ, съ серьезнымъ видомъ, хотя и н?сколько медленною походкою, передъ хоругвями братскаго общества, онъ приводилъ правов?рныхъ въ ужасъ, начиная вдругъ играть Королевскiй маршъ передъ оливковою в?твью трактира и затягивая потомъ печальный De profundis, когда фигура святого вступала обратно въ церковь.

Подобныя развлеченiя неисправимаго бродяги и пьянаго безбожника веселили народъ. Д?твора киш?ла вокругъ него, прыгая въ тактъ гобоя и превознося Димбни. М?стные холостяки см?ялись надъ серьезностью, съ которою онъ шествовалъ передъ приходскимъ крестомъ и показывали ему издали стаканъ вина въ вид? приглашенiя, на которое онъ отв?чалъ хитрымъ подмигиваньемъ, точно хот?лъ сказать: – Приберегите его на «посл?».

Это «посл?» составляло счастье Димони, такъ какъ являлось моментомъ, когда по окончанiи торжества и освобожденiи изъ-подъ надзора, онъ вступалъ снова во влад?нiе свободой въ очаровательномъ трактир?.

Тутъ онъ былъ въ своей сфер? – рядомъ съ выкрашенными въ темно-красный цв?тъ бочками, среди столиковъ, ус?янныхъ круглыми сл?дами стакановъ, вдыхая запахъ лука, трески и жареныхъ сардинъ, красовавшихся на прилавк? за грязной р?шеткой подъ сочнымъ нав?сомъ изъ спускавшихся съ потолка рядовъ засиженныхъ мухами колбасъ, съ которыхъ капало масло, темныхъ сосисекъ и пузатыхъ окороковъ, посыпанныхъ краснымъ перцемъ.

Хозяйка трактира чувствовала себя польщенною присутствiемъ пос?тителя, приводившаго за собою ц?лую толпу людей. Поклонники д?йствительно валили валомъ. He хватало рукъ, чтобы наполнять кружки. Въ комнат? распространялся сильный запахъ грубой шерсти и ножного пота, и пламя коптящей лампы осв?щало почтенное собранiе. Одни изъ пос?тителей сид?ли на квадратныхъ табуретахъ съ сид?ньемъ изъ испанскаго дрока, другiе – на полу на корточкахъ, поддерживая сильными руками челюсти, точно он? могли развалиться отъ безконечнаго см?ха.

Вс? взгляды были устремлены на Димони и его гобой.

– Бабушку! Сыграй бабушку!

И Димони, не моргнувъ глазомъ, точно онъ не слышалъ общей просьбы, начиналъ подражать на гобо? разговору въ носъ двухъ старухъ съ такою комичною интонацiею, съ такими удачными паузами, съ такими крикливыми и быстрыми пассажами, что трактиръ оглашался грубымъ безконечнымъ см?хомъ, пробуждавшимъ рядомъ на двор? лошадей, которыя присоединяли свое громкое ржанiе къ общей сумятиц?.

Зат?мъ его просили представить Пьяницу, скверную бабу, ходившую по деревнямъ, продавая платки и спуская весь свой заработокъ на водку. Интересн?е всего было то, что вдохновительница находилась почти всегда среди присутствующихъ и первая см?ялась надъ ум?нiемъ гобоиста подражать ея выкрикиванiю товара и ссорамъ съ покупательницами.

Но когда комическiй репертуаръ былъ истощенъ, Димони, сонный отъ выпитаго алкоголя, уходилъ въ мiръ фантазiи и подражалъ передъ молчаливой и отуп?вшей публикой щебетанью воробьевъ, шопоту хл?бныхъ полей въ в?треную погоду, далекому звону колоколовъ и ворбще всему тому, что поражало его слухъ, когда онъ просыпался посреди поля, самъ не понимая, какъ занесла его туда попойка предыдущей ночи.

Эти грубые люди чувствовали себя неспособными насм?хаться надъ Димони, надъ его надменнымъ остроумiемъ и подзатыльниками, которыми онъ угошалъ барабанщика. Искусство этого деревенскаго бродяги, хоть и грубое, но наивное и генiальное, оставляло глубокiе сл?ды въ д?вственныхъ душахъ этихъ людей, и они съ изумленiемъ гляд?ли на пьяницу, который, казалось, росъ въ тактъ неосязаемыхъ узоровъ, выводимыхъ гобоемъ. Онъ игралъ всегда съ серьезнымъ и разс?яннымъ взглядомъ, выпуская изъ рукъ инструментъ только, чтобы взять кружку и усладить высохшiй языкъ журчащей струей вина.

И такимъ онъ былъ всегда. Стоило большого труда вытянуть изъ него слово. О немъ знали только, благодаря его популярности, что онъ былъ изъ Беникофара, что онъ жилъ тамъ въ одномъ старомъ дом?, который оставался ему еще, потому что никто не давалъ за этотъ домъ ни гроша, и еще, что онъ пропилъ въ н?сколько л?тъ двухъ муловъ, тел?гу и полдюжины полей, которыя получилъ въ насл?дство отъ матери.

Работать? Н?тъ, и тысячу разъ н?тъ. Онъ родился, чтобы быть пьяницею. Пока у него будетъ въ рукахъ гобой, онъ не будетъ чувствовать недостатка въ хл?б?. Спалъ же онъ, какъ князь, когда по окончанiи празднества, проигравъ на гобо? и пропьянствовавъ всю ночь, онъ сваливался, какъ м?шокъ гд? нибудь въ углу трактира или на пол?, а мальчишка-барабанщикъ, такой же пьяный, какъ онъ, ложился у его ногъ, точно послушная собаченка.

II

Никто не зналъ, какъ произошла встр?ча. Но это должно было неизб?жно случиться и случилось. Димони и Пьяница соединились и слились во едино.

Продолжая свой путь по небу пьянства, они столкнулись и стали съ т?хъ поръ неразлучны – рыжее св?тило цв?та вина и блуждающая зв?зда, бл?дная, какъ св?тъ алкоголя.

Братская дружба пьяницъ перешла въ любовь, и они удалились въ свои Беникофарскiя влад?нiя, чтобы скрыть свое счастье въ старомъ домишк?. По ночамъ растянувшись на полу въ той самой комнат?, гд? родился Димони, они вид?ли зв?зды, насм?шливо мигавшiя сквозь большiя трещины въ крыш?, скрашиваемыя большими верхушками колыхающихся растенiй. Этотъ домъ былъ старою рухлядью, разваливавшеюся на куски. Въ бурныя ночи имъ приходилось б?жать, точно они были въ открытомъ пол?; и они ходили, пресл?дуемые дождемъ, изъ дома въ домъ, пока не находили наконецъ въ какой нибудь заброшенной конюшн? уголокъ, гд? расцв?тала среди пыли и паутинъ оригинальная весна ихъ любви.

В?нчаться?.. Къ чему? He все ли имъ было равно, что скажутъ люди? Для нихъ не существовало законовъ или общественныхъ условностей. Съ нихъ достаточно было кр?пко любить другъ друга, им?ть кусокъ хл?ба въ полдень, a главное кредитъ въ трактир?.

Димони погрузился съ головою въ новое счастье, какъ будто передъ его глазами открылась какаято незнакомая дверь, показавъ ему столь же безграничное, сколь нев?домое счастье. Вино и гобой задушили въ немъ съ д?тства вс? остальныя страсти. А теперь, въ двадцать восемь л?тъ онъ потерялъ стыдливость безчувственнаго пьяницы и подобно св?чкамъ изъ тонкаго воска, горящимъ во время процессiй, онъ таялъ въ объятiяхъ Пьяницы, бл?дной, безобразной, жалкой бабы, почерн?вшей отъ огня алкоголя, который пылалъ внутри ея, и до того страстной, что она вся трепетала, какъ струна. Но въ глазахъ Димони она была образцомъ красоты.

Ихъ счастье было такъ велико, что вырывалось даже за пред?лы домишки. Они обнимались посреди улицъ, съ невиннымъ безстыдствомъ двухъ собакъ; много разъ, отправляясь въ деревню на какое-нибудь торжество, они заб?гали въ поле, и ихъ застигали въ высшемъ порыв? страсти крики про?зжихъ, отм?чавшихъ это открытiе громкими насм?шками. Димони располн?лъ отъ вина и любви; у него выросъ животъ, и од?тъ онъ былъ такъ тщательно, какъ никогда. Онъ чувствовалъ себя спокойнымъ и довольнымъ въ обществ? Пьяницы, а эта женщина все худ?ла и черн?ла, и сосредоточивъ вс? свои заботы исключительно на немъ, не занималась починкою грязныхъ юбокъ, окутывавшихъ ея впавшiя бедра.

Она не покидала его. Простодушный парень, какъ онъ, былъ подверженъ всевозможному риску. И не довольствуясь сопровожденiемъ его въ артистическихъ турнэ, она шествовала рядомъ съ нимъ во глав? процессiи, не боясь насм?шекъ и поглядывая на вс?хъ женщинъ съ н?которою враждебнстью.

Когда Пьяница заберемен?ла, народъ сталъ чуть не помирать отъ см?ха, потому что она компрометировала торжественность процессiй.

Посредин? шелъ онъ съ торжествующимъ выраженiемъ лица и поднятымъ кверху гобоемъ, напоминающимъ огромный носъ, направленный въ небо. По одну сторону отъ него шелъ парень, игравшiй на барабан?, по другую сторону Пьяница, выставлявшая съ наслажденiемъ на показъ, точно второй барабанъ, свой вздутый животъ, похожiй на шаръ, готовый лопнуть. Этотъ животъ заставлялъ ее идти медленною и неув?ренною походкою и скандально поднималъ дерзкою округлостью передъ юбки, обнажая распухшiя ступни, хлябавшiя въ старыхъ башмакахъ, и черныя, сухiя и грязныя ноги, похожiя на палочки барабанщика.

Это было настоящимъ позоромъ, надруганiемъ надъ святынею, и деревенскiе священники читали наставленiя гобоисту:

– Но чортъ тебя побери! Женись ты по крайней м?р?, разъ уже эта погибшая душа не желаетъ разставаться съ тобою даже въ процессiи. Я беру на себя хлопогы относительно вашихъ бумагъ.

Но несмотря на высказываемое вс?ми согласiе, Димони и не думалъ слушаться этихъ сов?товъ. В?нчаться! Конечно… а какъ посм?ялись бы люди! Лучше пусть все останется попрежнему.

И, ввиду упорнаго нежеланiя Димони, его, хотя и продолжали приглашать на праздники, такъ какъ онъ былъ дешевле и лучше вс?хъ остальныхъ гобоистовъ, но лишили вс?хъ присущихъ его должности почестей. Его перестали допускать къ почетному столу, перестали давать ему освященный хл?бъ и зарретили имъ обоимъ доступъ въ церковь въ дни праздниковъ, точно они были еретики.

III

Она не сд?лалась матерью. Когда насталъ моментъ, изъ ея горячихъ внутренностей вырвали по кускамъ несчастный плодъ пьянства. А всл?дъ за чудовищнымъ зародышемъ умерла и мать подъ изумленнымъ взоромъ Димони. Видя, какъ угасаетъ эта жизнь безъ агонiи и судорогъ, онъ не зналъ, ушла ли его подруга навсегда или заснула, какъ въ т? дни, когда у ея ногъ валялась пустая бутылка.

Изв?стiе объ этомъ происшествiи разнеслось по деревн?, и Беникофарскiя кумушки столпились у двери домика, чтобы погляд?ть издали на Пьяницу, лежащую въ гробу б?дныхъ, и на громадную фигуру Димони, стоявшаго на корточкахъ около трупа, всхлипывая съ опущенною головою, точно печальный быкъ.

Ни одинъ челов?къ въ деревн? не снизошелъ до того, чтобы войти въ домъ. Траурный кортежъ состоялъ изъ Беникофарскаго могильщика и полудюжины друзей Димони, оборванныхъ и пьяныхъ, какъ онъ, просившихъ милостыню на большихъ дорогахъ.

Они провели ночь у т?ла покойной, выходя по очереди каждые два часа, чтобы постучаться въ дверь трактира и попросить наполнить имъ огромную бутыль. Когда солнце заглянуло въ домъ черезъ трещины въ крыш?, они проснулись вс? на полу вокругъ умершей, точь въ точь, какъ въ ночь посл? воскресенья, когда они валились съ братскою дов?рчивостью гд? нибудь на солом? по выход? изъ трактира.

Какъ они плакали вс?! А б?дняжка лежала въ гробу б?дныхъ, спокойно, точно спала, и не могла встать, чтобы попросить свою долю вина. О, что значитъ жизнь! И вс? мы кончимъ такимъ образомъ!

И пьяницы расплакались такъ, что растроганность и опьяненiе не прошли у нихъ и по пути на кладбище.

Все населенiе гляд?ло издали на похороны. Люди см?ялись, какъ сумасшедшiе, при вид? такого небывалаго зр?лища.