– Вы правы, очень правы, батюшки мои, – странно выразился он. – Но вы не сказали «именем Вингардио», стало быть воевали на той же стороне, что и я. Значит нам с вами по пути будет. Заходите, гости дорогие, но не серчайте – из угощений у меня только жареная медвежья печенка.
Они вошли в покосившуюся избушку; внутри она оказалась не многим лучше, чем снаружи. Повсюду неопрятно валялась солома, над облупившейся печью трудолюбивый паук сплел целые занавеси паутины, а по потолку шныряли шустрые тараканы. Впрочем, в камине весело трещали поленца, сытно пахло горячей едой, а в обеденном зале было весьма недурно натоплено. Над камином висело облезлое чучело – устрашающая морда медведя.
– Я недавно здесь, – попытался оправдаться хозяин. – Меня зовут Пришаил. Воевал я за нашего господина, Ирионуса то есть. Знания свои мне удалось сохранить, как и моим приятелям; вместе мы вернулись в Рабилон, да не застали тут никого. Город разрушен, библиотека сгорела. Я сказал, что знания сохранил, только я и раньше не больно-то был умелый. Огонек из ладони я, пожалуй, разожгу, но вот на что-то большее, увы, не способен.
Эти слова весьма красноречиво объясняли тот факт, почему хата находится в столь запущенном состоянии.
– Значит в Рабилоне еще есть естествознатели? – живо поинтересовался Доланд.
Хозяин странно вздрогнул и уставился на камин. Только сейчас Нороган заметил, что у него очень круглые выпуклые глаза с отвратительно-короткими красными веками, как у хищной птицы.
– Со мной пришли мои друзья, – медленно начал он, словно язык его обратился в кусок дерева. – Но их больше нет. Они погибли. Мне страшно говорить об этом, ибо смерть их произошла весьма таинственным и даже, если хотите, сверхъестественным образом.
Естествознатели молча переглянулись. Семь рослых здоровых мужчин, обладавших силой единорогов и умевших держать в руках оружие; всем вместе им не пристало бояться. Однако ветхая полуживая лачуга, расположенная на самом отшибе некогда процветающего города, мрачные завывания вьюги за окном, жалкий вид маленького человечка перед ними – испуганного, чуть сгорбившегося, со своими блеклыми птичьими глазами с короткими веками, – все вышеперечисленное производило если не страх, то весьма неприятное гнетущее впечатление. Признаться, само слово «сверхъестественное» для иного человека, даже для заядлого материалиста, порой может показаться весьма жутким.
– Что же случилось? – рассудительным голосом поинтересовался Доланд, и Нороган в сердце своем позавидовал невозмутимости приятеля.
– Не знаю… Кажется, будто естествознатели нынче кому-то сильно мешают… На нашего брата открыли охоту.
– Да с чего вы это взяли? – раздраженно буркнул Керт. – Кому бы это понадобилось? Вингардио был нашим единственным врагом.
– Я убежден, что вовсе не Вингардио стоит за всеми мрачным делами. Он лишился силы, как и другие. Сохранивших знание не так уж и много; подозреваю, это все люди из противоположного лагеря, вроде нас, так или иначе находившихся в подземных темницах, когда единороги забрали силу и память о ней. Да, нас осталось очень мало, но кому-то и этого недостаточно. Нас хотят истребить с лица земли. С моими друзьями мы хотели воскресить Рабилон, поднять его из руин, возможно, отыскать других естествознателей. Но потом они стали погибать, один за другим, от странной, не поддающейся объяснению и лечению хвори.
– Что же это за хворь? – вновь нетерпеливо перебил его Керт. – И неужели нельзя было вылечить ее, используя наши умения?
Хозяин огорченно покачал головой.
– Увы, никак нельзя. Они просто неожиданно умерли и все. А возвращать из могилы даже мы со своими способностями не умеем. Я тоже хотел уходить отсюда, да вот удерживает меня мальчишка один. Нашел я его по пути сюда, разбойники напали на его повозку, всю семью убили. Я решил взять отрока под свое крыло: детей у меня нет, да и стар я уже для подобных дел. Нольсом зову парня. Бедняга родом из этих краев; он все надеется, что сюда родители придут, да заберут его. Умоляет меня, в слезах бьется, чтобы мы подождали еще чуток, не уходили отсюда. Я и ведусь, старый дурак, хоть смерть уже подкралась к моей хате. Один я остался. Впрочем, раз вы пришли, может полегче будет? Вместе-то мы уж как-нибудь решим, что здесь творится, раскроем тайну гибели моих друзей?
Гости в полном молчании принялись за трапезу. Рассказ хозяина отнюдь не внушал ободрения, а напротив вселял страх.
– А почему вы непременно уверены, что за этими смертями кто-то стоит? – вдруг спросил Доланд, запивая медвежью печенку талой водой.
Господин Пришаил с упрямой непоколебимостью в голосе ответил:
– А то как же. Когда смерть странно приходит, за этим всегда кто-то стоит. Говорю же, здоровые они были, молодые. И вдруг один за другим, как серпом скошенные. Произошедшее с моими друзьями напоминает мне другое загадочное дело…
Случилось это во времена давние, еще довоенные. Знал я славного человека, который, впрочем, всегда поддерживал Вингардио. Драгомысом его звали. Он служил чистильщиком леса, то есть отлавливал естествознателей, не желавших жить по законам Вингардио. Устранял нарушителей, тех, кто использовал силу в корыстных целях и забавлялся на простых людях. Так вот в одном из подобных походов он нашел свою погибель. Умер также (со слов приятеля), быстро и без видимой на то причины. И исцелить его уже никак не удалось. Я знал эту историю и всегда над ней недоумевал, а теперь вдруг и со мной стало приключаться нечто подобное. Одно только меня волнует, если за всем стоит какой-то конкретный враг, то кто же он?
– Мы уже настолько привыкли видеть врагами друг друга, – начал Доланд задумчиво, – что позабыли, для чего единорог однажды вручил силу человеку.
– Я и не знал этого никогда, – удивленно ответил хозяин.
– Ирионус рассказывал мне как-то. Он слышал эту историю от самого Вингардио, так как был его ближайшим учеником. Силу нам дали для борьбы с некими нематериальными сущностями, Тенями, кажется. Но естествознатели предпочли воевать друг с другом за власть.
Хозяин с сомнением покачал головой.
– Да разве есть что-то в нашем мире нематериальное? Я слабо в это верю. Впрочем, оттого и сила моя невелика. Я никогда не был особенно способным к естествознательству. Сложно быть истинным мастером в той области, где у тебя мало веры.
– Тени вселяются в людей. Единственно мы можем их остановить. Только естествознатели. Возможно, Тени потому и охотятся на нас. Чтобы их ничто не остановило. Иногда я думаю, что и войну между естествознателями затеяли они сами, —ответил Доланд. – А теперь нас так мало осталось, что и расправиться с нами не составит особого труда.
– Да, да, – эхом отозвался хозяин, мелко подрагивая короткими веками.
Они еще немного посидели за столом, с наслаждением отогревая замерзшие конечности. Но вдруг к ним забежал мальчишка, очевидно, тот самый Нольс, о котором упоминал хозяин. Выглядел он испуганным и косился на всех волком, исподлобья; маленький, злобный звереныш. Отчего-то Нороган подумал о волчонке, когда смотрел на его бледное вострое лицо.
– Чего дичишься-то, а, Нольс? – добродушно промолвил господин Пришаил, желая рукой потрепать мальчика по голове. Но тот неожиданно взбрыкнул, отбежал, и удобно устроившись возле печки, принялся таращиться на гостей своими большущими глазищами.
– Маленький еще, – неловко извинился за него хозяин.
Нороган, порывшись в кармане, достал лакомство – мятный сусальный единорог на палочке. Естествознатель частенько прибегал к подобному средству, когда планировал очередное свидание с хорошенькой дамой, ведь те, как известно, скверных запахов не переносят. Нороган не без некоторого любопытства протянул мальчишке единорога: ему хотелось проверить, можно ли подчинить себе это дикое существо. Нольс схватил подарок, с минуту смотрел на него, поворачивая в руке и так и сяк, а затем робко взглянул дарителю прямо в глаза и трогательно вымолвил:
– Спасибо, господин.
Голос его был немного с хрипотцой, но дрожал и прерывался, будто парень чрезвычайно волновался.
Ужин закончился, и их поселили в разные комнаты. Хата только издали казалась избушкой, внутри же было довольно места на всех. Хозяин с мальчишкой предпочли спать на разогретой печи.
Нороган долго не мог уснуть: он все думал о таинственных смертях, а также и о том, что на естествознателей кто-то охотится. Удивительное дело, их самих уже почти не осталось, единороги ведь забрали силу. Но вот тем не менее, кому-то же они понадобились? Неужели Доланд прав по поводу Теней? Нороган был скептиком по жизни и верить в сверхъестественное не собирался. Скорее всего старик ошибся, а его друзья сгинули сами по себе, от болезни или еще чего. Человек – удивительно слабое и неприспособленное существо. Впрочем, про себя Нороган так не думал.
Он уже засыпал, когда его ухо уловило странный шелест сена неподалеку.
Нороган резко вскочил – военные привычки давали о себе знать. К своему огромному удивлению при жиденьком свете огарка свечи он увидел перед собой бледное лицо Нольса. Мальчик выглядел совсем испуганным: над верхней губой у него полоской проступил пот, а большие глаза смотрели боязливо.
– Тебе чего? – хриплым голосом произнес Нороган, ловя себя на мысли о том, что не в силах оторваться от этого бледного, словно вырезанного из воска лица.
– Извините, господин, – прошептал мальчик и вдруг горестно разрыдался, впрочем, стараясь делать это как можно тише.
– Ну, будет тебе, – неловко ответил Нороган. Он никогда особенно не умел разговаривать с детьми, а тем паче их утешать. – Леденцов больше нет, даже не проси.
– Вы добрый господин, поэтому я счел своим долгом предупредить вас, – быстро затараторил мальчик, затравленно озираясь по сторонам. – Вам угрожает смертельная опасность. Мой опекун вовсе не тот, за кого себя выдает. Хозяин рассказывал о том, что друзья его погибли – так вот именно он и явился тому причиной. Господин безжалостно убивает естествознателей, ибо сам является Тенью. Я знаю это, так как одна из его последних жертв была моей матерью. Он держит меня у себя, вроде как на правах раба. Я готовлю, убираюсь, выполняю мелкие работы, а также заманиваю к нему в логово оставшихся естествознателей, если они по какой-то причине приходят в Рабилон.
Нороган резко поднялся на соломе, сон как с ветки сдуло. Неужели слова несчастного мальчишки – правда? Недаром ему не понравились птичьи глаза хозяина – холодные, неприятные, бесцветные.
– Утром за завтраком хозяин угостит вас чаем собственного сбора. Туда он по обыкновению добавляет коршняка ползучего – знатная отрава, которая убивает в два счета. Потом невозможно определить, из-за чего умер человек. Я все это очень хорошо знаю, ибо видел своими глазами. Поэтому вы, добрый господин, воздержитесь от напитка, и друзей предупредите, чтобы не принимали его. После завтрака скажите ему, что хотите прогуляться по городу, и убирайтесь, убирайтесь отсюда как можно скорее!
– Но как же ты? – воскликнул Нороган, с жалостью глядя на забитое испуганное существо перед ним, которое, тем не менее, проявляло теперь настоящее благородство и храбрость. Мальчик снова заплакал, но беззвучно. Ресницы его слипались от слез.
– Если сможете забрать меня, я был бы счастлив, – наконец, тихонько вымолвил бедняга.
– Разумеется, да, только нам следует решить, что делать, – смущенно пробормотал Нороган.
– Уничтожить его! – мстительно воскликнул Нольс и тут же сжался, испугавшись собственной смелости. – Хотя… Боюсь, сделать это невозможно. Раз он не человек. Но если обычным людям не под силу его убить, так может вам, как естествознателю…
Покуда Нольс говорил, его глаза загадочно поблескивали в темноте, и опять мимолетно промелькнуло в его чертах сходство с диким зверенышем.
Что ж, мальчишка был, разумеется, прав. Если хозяин является Тенью, то, стало быть, нужно его убить. С другой стороны разве правомочны они совершать подобное деяние, без суда и следствия? Вину нужно доказать, прежде чем марать руки кровью. Они могли переместиться прямо сейчас куда-нибудь в убежище, но тогда грош им цена – бравым воителям света, раз их столь пугает опасность, исходившая от всего-навсего одного человека. Тогда что делать? Вывести мерзавца на чистую воду, найти доказательства его вины и насильно забрать с собой в Шуханер? Все эти вопросы были сложны, как по отдельности, так и в совокупности. Поэтому немудрено что Нороган, отправив испуганного мальчишку восвояси, решил посоветоваться с товарищами. Он уже сделал шаг, чтобы встать с постели и пройти в комнату к Доланду, однако какое-то мимолетное соображение вдруг остановило его. Не просто остановило, а так потрясло его разум, что он почувствовал, как лоб покрывается испариной, словно в избушке сделалось нетерпимо жарко.
Тогда Нороган медленно вернулся на неудобную соломенную постель и, подложив руки под голову, принялся рассуждать. Затем он спокойно уснул, словно и не было никакого разговора с незнакомым мальчишкой.