Два Виктора и половинка Антуанетты

– Ну хорошо хоть теперь дошло, – вздохнула суть, – Наверстывай. Еще не поздно. Пусть они будут. Мужчины. Потом разберешься. Они должны просто быть. Для начала. Ты сейчас можешь возразить, что тебя не так воспитывали, но… Это как раз и есть та шелуха, сбросив которую, можно докопаться до сути… Не факт, что завтра все будет по-другому. Шелуха не сбрасывается в один день… Но то, что ты к этому пришла, уже здорово!

– А не будет ли это мешать моей работе? – спросила сама себя Антуанетта.

– Ты что, смеешься? – заговорила в ней греческая богиня.

Пятки продолжали болеть, но на душе было вполне прикольно. Приемлемо. Даже, можно сказать, хорошо.

…По утрам в театральном кафе собирались разные люди.

Не актеры.

Хотя, если посмотреть внимательно, то можно было понять: что-то театральное было в каждом из них.

Впрочем, то же самое можно было сказать и о тех, кто просто шел по улице.

Просто нужно было смотреть внимательно.

Бармен смотрел внимательно, и поэтому утренние посиделки превращались для него в, своего рода, спектакль. Прямо на рабочем месте.

Рабочее место бармена каждый день радовалось за своего хозяина. «Он наблюдает жизнь!» – думало рабочее место, заботясь о красоте и уюте для окружения.

Не всякий раз окружение замечало его заботу.

«Все, как в жизни» – вздыхало зеркало, но, как обычно, вздохов зеркала никто не слышал. Еще бы тут не вздыхать, когда все отражается в тебе и ты пропускаешь через себя всех, кто проходит мимо!

«Все, как в театре» – думал бармен и вздыхал вслух. А что было делать, если весь его театр был именно здесь? Это были вздохи бармена из театрального кафе, вздохи человека, который никогда не попадал на вечерний спектакль.

– Ничего-ничего, – утешал его вечерний спектакль, – у тебя – своя сцена и свой зрительный зал.

«Зато я научился чувствовать все впечатления, – думал бармен, расставляя посуду в правильном порядке.

Правильный порядок, при этом, насмешливо кривился. Нет ничего более временного и несовершенного, чем правильный порядок. Сегодня он один, завтра – другой, а послезавтра наступают вообще просто чудеса – правильным порядком становится то, что до этого было чьей-то причудой.

– Да, я такая, – улыбнулась чья-то причуда, – все зависит от… В общем, все зависит.

– Вот именно, – сказала независимость, – во все времена люди говорят обо мне. А, на самом деле, независимость, впрочем, как и зависимость, бывают очень разными.

– И, тем не менее, – сказал правильный порядок, – если речь идет о барной стойке…, то все становится более-менее понятно.

– Да ладно, – махнула рукой барная стойка, видела и я разные времена. Хотя вряд ли у барной стойки была рука. Впрочем, это не имело значения. Барная стойка признавала только свой правильный порядок. И зависел он только от ее размеров.

Бармену приходилось учитывать, кроме всего прочего, удобство для посетителей. И для себя тоже. Но для себя – во вторую очередь.

Хотя… Если ему было неудобно, то и посетителям становилось неудобно. Кроме того, с лица бармена могла уйти улыбка. А для бара это было бы большим минусом.

«Казалось бы… – рассуждал про себя большой минус, – это просто невероятно. Я – просто знак. Совершенно четкий. Определенный. Я не могу быть большим или маленьким. Минус – это минус. И ничего больше.

– О-о-о, как ты ошибаешься, – воскликнули нюансы, – ты, со своей точностью и дотошностью, непримиримостью и однозначностью, никогда не замечаешь нас. Где уж тебе понять связь между улыбкой и порядком!? Совершенно разные вещи будто бы, да?

– Да уж, – сказал порядок, – Все в этом мире взаимосвязано. И многое зависит от угла зрения.

– И от точки отсчета, – добавила точка отсчета.

– Если говорить более глобально, – заметил театр, – то еще и от системы координат.

– Ах ты боже ж мой, – скрипнула система координат, – Дожили, называется… Театр и я! Что общего?

– Твоя прямолинейность не доведет тебя до добра, – заметило зеркало, – Тебе не понять, что происходит здесь. Даже я не всегда справляюсь. Хотя во мне отражается все… Включая малейшие нюансы.

– Многое зависит от освещения, – Лампа на стене подмигнула всем присутствующим.

«Что-то с электричеством? – мелькнуло в голове у бармена, – Только этого не хватало. Я так и думал, что эта новая кофейная машина «ест» слишком много электроэнергии».

«О, да, ты – романтик, – подумала лампа с иронией, – я ведь совсем не об электричестве…»

– Да понял я, – мысленно огрызнулся бармен, – освещение может что-то скрыть, а что-то вывести на первый план. И так далее. Но о кофейной машине тоже нужно думать.

– Скучно живут, – подумали свечи, которые вот уже несколько месяцев лежали в картонной коробке на верхней полке, которая могла бы уже покрыться тяжелым слоем пыли, если бы бармен регулярно туда не заглядывал.

«Нужно налить воды в термос, – подумал бармен, – и достать коробку со свечами. Вечером все это может пригодиться. Не закрывать же кафе в самий разгар впечатлений после спектакля!

«Промолчу, – подумал кассовый аппарат, который все эти годы чувствовал себя инородным телом в этом высокохудожественном заведении, – На самом деле любое правило можно нарушить, особенно если в помещении внезапно выключить свет. Налоговая, разумеется, с этим никогда не согласится, но мы-то знаем, как это бывает».

– Ах, правила-правила, – вздохнула коробка со смятыми чеками, которая стояла возле кассового аппарата и портила вид.

Более того, один ее угол даже отражался в зеркале.

– Вот вам живой пример, – заметило зеркало, – Ну… не совсем живой, конечно, но так говорят, не правда ли?.. Так вот… Вот вам пример того, что… Ах, опять получилось два «вот» в одной строчке… С другой стороны (впрочем, это была уже пятая сторона), разве в мыслях бывают строчки?

– Фактически, нет, – отозвались строчки, – А было бы неплохо их иметь не только в тексте, но и в мыслях. Не говоря уже про паузы и абзацы… И знаки препинания…

– Ой, мы уже молчим, – заверещали знаки препинания, – про нас вообще все забыли. Просто ни в грош не ставят… А ведь от этого меняется смысл! Кроме всего прочего, мы можем выглядеть очень сексуально, если нас ставить в нужном месте. Мы можем поменять все содержание.

– В мыслях это сложнее, – сказали мысли, – Можно сколько угодно, например, ставить точку, а потом превращать в многоточие или вопросительный знак.

– Давайте оставим в покое грамматику, – добавили совсем другие мысли, – Кто-то тут говорил о сексуальности? Кажется, всем понятно, что речь идет не о знаках препинания.

Противоречие между правильными мыслями и «совсем другими» мыслями существовало во всем времена. Не всегда начиналось все со знаков препинания, но они тоже принимали участие в нагнетании страстей…

Впрочем…

– Вот вам пример, – повторило зеркало, глядя на коробку для чеков, – Спрашивается, зачем этой глупой коробке каждый день видеть свое отражение? Она что, отличается такой уж неземной красотой? Или значительностью? Может быть она важная для кого-то или для чего-то? Я могу еще понять, почему во мне каждый день отражается половинка картины, которая висит на стене. Это как будто бы старинная картина и она украшает все кафе… Но коробка?!

– А разве непонятно, что так всегда бывает? – заметило отражение коробки в зеркале, которому и самому не нравился свой вид с измятыми чеками, – На самом видном месте часто оказывается совсем не то, что хотят видеть все.

– Самое печальное, – заметило самое видное место, что рядом с такими вот коробками, люди не видят главного – иногда даже своего лица.

– Не согласен, – ответил электрический чайник, который тоже склонен был беспокоиться о наличии электричества. – Если что-то видеть постоянно, то видное место просто перестает быть видным местом.