Два Виктора и половинка Антуанетты

Она точно знала, что дома их ждет уютная спальня, теплое одеяло, ароматный чай и хорошее вино – то есть все, что было нужно для вполне романтического вечера. Но она хотела этих поцелуев в машине. Точнее, хотела, чтобы он их хотел. И он знал об этом… И делал все, как она хотела… Несмотря на свои «слегка за 50».

«Может быть, это тоже выглядит жалко? – думала актриса, когда они поднимались по лестнице, держась за руки, – может быть это похоже на рюкзачок с Микки Маусом на дряхлеющей спинке дамы очень и очень «средних» лет?»

– Какая ты красивая, – шептал он, пока она открывала дверь, – Я никогда не видел такой бесконечной красоты.

Если бы актриса «слегка за 40» не знала, что ее поклонник никогда не произносит лишних слов, у нее был бы повод усомниться. А так… Ей пришлось поверить…

«Не так уж долго нам с тобой осталось переживать такие минуты, – думала она в то время как он помогал ей снять шубку, – Не так уж долго…»

– Забавно, – проговорила она.

– Тепло, – исправил он.

«Вот оно… Вот оно – главное, – подумала актриса, – Я уже ничего не хочу, как будто бы… Кроме одного: хочу, чтобы он хотел… А значит… У нас еще есть время… Как все это забавно и тепло…»

«Именно так устроен мир», – рассуждала мысленно Антуанетта, разглядывая свои пострадавшие пятки. Спектакль, в котором она играла греческую богиню, прошел успешно, и, хотя она нечасто задумывалась об устройстве мира, подобные мысли иногда приходили ей в голову.

«Как ни крути, женщина – это всегда половинка. Почувствовать себя женщиной можно только рядом с мужчиной… Королеву играет свита… Греческую богиню играет греческий бог… Женщину играет мужчина. Неважно – на сцене или в жизни… О, стоит сказать это вслух, и на меня набросятся все сторонницы современных самодостаточных женщин… На самом деле, самодостаточной может быть личность, но не женщина…»

«Эк тебя прихватило, – возразила вторая половинка Антуанетты, которую она подарила кому-то, не спрашивая разрешения. – Твои рассуждения – это зависимость».

– А это – не памфлет и не декларация, – произнесла Антуанетта, – это всего лишь мои рассуждения. Тем более, я говорю об этом сама с собой. Не уверена, что стала бы так рассуждать вслух. А уж о том, о чем я говорю с собой, позволь мне самой решать…

– А это не ты доказывала направо и налево, что главное – это независимость? – продолжала издеваться неуемная самодостаточность, взращенная и взлелеянная многолетней работой над собой.

– Во-первых, не нужно говорить про «направо» и «налево», – возразила Антуанетта, – А, во-вторых, это было давно и, практически, не со мной.

– Да неужели? – ехидничала самодостаточность, – А кто говорил, что мужчина нужен (и то – не всегда) только для здоровья и поддержания тонуса? Кто говорил, что чувствовать себя женщиной можно тогда, когда ты хорошо выглядишь (для себя!), хорошо одета (для себя!), в хорошей форме (для себя!), востребована и успешна? Это была не ты?

– Это была не я, – нахально соврала Антуанетта. Но, поскольку соврала она сама себе, то это не считалось ложью. – И вообще… Ничего подобного не было… А если и было, то сейчас мое мнение изменилось.

– Да-да-да, конечно… Не хочешь объясниться? Хотя бы сама с собой? – продолжали насмехаться хором уверенность в себе, самодостаточность, успешность и роскошность.

– Все предельно ясно, – подумала Антуанетта, – И нечего набрасываться на меня, как будто мы не дополняем друг друга, а враждуем. Так вот: все, о чем вы говорите, это характеристики просто личности, а не женщины. Успешность, красота, востребованность, талант, гениальность, богатство – все это о личности. А теперь – слушайте внимательно! Для того, чтобы личность – самая распрекрасная – стала женщиной, с ней рядом должен появиться мужчина.

«Ну что, притихли, черты независимого существа? Сказать нечего? – Антуанетта разошлась не на шутку. Роль греческой богини давала себя знать. Сегодня во время спектакля греческая тога постоянно сползала с одного плеча, и молодой бог просто съедал ее глазами, несмотря на свое греческое величие. – Я продолжу. Только следите тщательно за моей мыслью. Я сама боюсь упустить что-то важное…»

Озарение, действительно, пришло к ней прямо во время второго акта.

К сожалению, это был второй акт спектакля, а не какой-нибудь другой…

С одной стороны, пятки все-таки побаливали. С другой стороны, тога постоянно обнажала плечо. С третьей, или уж не знаю с какой, стороны, мальчик, который играл греческого бога просто разрывался между состраданием, которое он испытывал из-за ее обожженных пяток (она пожаловалась ему накануне) и вожделением, которое он испытывал из-за ее голого плеча.

И в этот момент, в тот самый момент, когда она произносила слова «и весь мир будет лежать у моих ног», Антуанетта вдруг буквально физически ощутила, как это приятно, когда тебя жалеют (пусть даже из-за пяток, которые ты обожгла по собственной глупости, а точнее, из-за своего глупого усердия), когда чувствуют, что тебе больно и понимают, что ты терпишь, когда тебя хотят (пусть даже этот вчерашний выпускник театрального) и когда тобой восхищаются не как греческой богиней, а как женщиной с соблазнительными формами…

И как это бессмысленно – быть сильной женщиной…

Быть сильной личностью – да, это правильно, это достойно, это красиво…

А быть сильной женщиной… Зачем?

Она играла как никогда…

Как говорили потом коллеги по сцене, у нее даже голос изменился…

Вся сила греческой богини соединилась с нежностью и беззащитностью женщины, облеченной властью и ждущей любви и обожания…

«Антуанетта, это было бесподобно, – сказал ей драматург после спектакля. А уж он-то никогда не был щедрым на комплименты. – Ты была просто великолепна. Я влюблялся в тебя в каждой сцене и начинал ненавидеть в конце каждого акта. Разве так бывает?»

«Еще и не так бывает, – подумал конец третьего акта, – Особенно, если речь идет о самодостаточной личности с обгоревшими пятками, которая вдруг почувствовала себя женщиной».

«Я разговаривал не с богиней, – заметил Зевс, – я разговаривал с женщиной».

«Ты играла прекрасно, – сказал суфлер, – немного перепутала слова во втором акте, но текст пьесы отошел на второй план. Слова были не нужны. Ты играла прекрасно…»

«Беда в том, что я, как раз, совсем не играла, – мысленно возразила Антуанетта. Вслух ей не хотелось ничего объяснять, – Я не играла, я там жила…»

Одним словом, она чувствовала себя женщиной на все 100. Весь олимп восхищался ею. И… гордость, которая переполняла ее была гордостью профессиональной актрисы только наполовину…

А вторая ее половина… Это была женщина в чистом виде.

Без малейшей примеси профессионализма или игры.

Женщина!

Антуанетта (как «хорошая девочка» и круглая отличница во всех учебно-воспитательных заведениях) всегда любила учиться.

Вопрос самообразования был одним из главных вопросов ее жизни.

Именно так ее занесло в компанию, которая предложила ей походить по углям.

И когда она страдала, обжигая пятки и очищаясь, никто не спросил: «Где это тебя носит, дорогая?»

Впрочем, после сегодняшнего спектакля, у Антуанетты не осталось и следа обиды на Мастера. Это, действительно, было очищением.

В одном из курсов, которые она проходила несколько месяцев назад, ей встретилось понятие Человек-без-маски (ЧЗМ). Как прилежная ученица, она писала эссе в качестве домашних заданий, нащупывая суть этого понятия… Оно зыбко колыхалось где-то совсем близко от ее понимания, находясь между душой и истиной, но окончательное прозрение пришло только сегодня на сцене.

«Хождение по углям, – думала Антуантта, – сыграло тоже не последнюю роль»…

И теперь…

* * *

Считается, что человеку поверхностному гораздо легче жить.

Правде, это зависит от того, кто так «считает».

– А ты хоть знаешь, что это такое? – это второе «я» уже просто задолбало.