Шторм изнутри

Кай опустил голову глядя в ровный пол. Как же он устал.

Сколько раз он ходил по этим туннелям. Сколько раз он поднимался на поверхность и никогда ничего подобного не происходило. Он прекрасно знал этот путь, чтобы миновать коридоры, ему ничего не нужно было, кроме света и хорошего клинка.

Мысли и воспоминания заполнили разум Кая.

Подземелье было местом его заточения. Ссылка, темница, куда обрекли его на безвременное существование. Не срок определял продолжительность заключения, но его сознание. Он был изгнан в недра с поверхности и обязан нести бремя заточения, осознавая свои деяния.

Но насколько миф отличается от реальности, так и его заточение – ритуал, лишь обозначающий суть вещей. Заточение – легенда.

Кай поднимался на поверхность множество раз, и того требовали обстоятельства, нежели его собственное желание. Конечно же, он испытывал радость от своих путешествий, но каждый такой подъем лишь отдалял его от общества Подземелья, делал его чужаком среди тех, кто стал ему близок.

Подземелье – совсем не темница, здесь кипит своя другая жизнь, полная дел, происшествий и новостей. Здесь свои нравы, правила и свое устройство – иное измерение, отделенное от поверхности невероятным количеством земли.

И вот теперь его изгнали из Изгнания. Он был свободен.

Кай долго сидел, привалившись к стене и не шевелясь.

Что же это было? Что произошло с его сознанием? Джамал говорил о том, чтобы заглянуть внутрь. Внутрь…

Что бы это ни было, в результате Кай заблудился. Что же делать дальше? Чернота туннелей опустошала разум, угнетая и порождая панику. Кай старался успокоиться, чтобы мысли текли ровным потоком, и он смог бы найти какое-то решение, но крайняя безнадежность положения приводила его в полное уныние.

Он не шевелился, лишь прислушиваясь к тишине туннелей. Так он, похоже, просидел не один час – время текло густо и медленно, ибо он не имел возможности измерить его, но и при этом было абсолютно незаметным по той же причине.

Небольшое замкнутое пространство, видимое в сфере света, образованной фонарем, стало казаться уютным… убежищем, кельей, укрывшей Кая далеко от остального мира, от его деяний, от беспощадных жерновов перемалывающих ежедневно процессы жизни. Здесь был его маленький мирок, где ничего не происходило – здесь было тихо, сухо и пусто. Это было место, где он мог передохнуть, где от него ничего не могло зависеть и ничего не требовалось, где ему нечего было делать – место, где он был беспомощен и оттого бездействовал.

С такими мыслями он задремал.

*

Ее с силой вытолкнули из избы, споткнувшись о высокий порог, девушка полетела грудью на землю, разодрав ладони и предплечья о мелкие камни, стараясь остановить падение руками. От удара дыхание вырвалось низким коротким стоном, не позволяя вновь набрать в легкие воздух. Медно-рыжие волосы рассыпались вокруг головы, собирая серую пыль.

Трое широкоплечих парней без рубашек вышли следом, толкаясь в неспособности определить очередность. На их лицах было написано злобное ликование. Они окружили упавшую на землю девушку, оставляя для нее единственный путь прочь от порога. Самый здоровый сложил руки на груди, вскинув подбородок и с превосходством глядя на скорчившуюся у ног девушку. Другой склонился над ней, пытаясь разглядеть лицо, скрывавшееся под рассыпавшимися волосами. Он что-то проревел ей прямо в ухо на своем грубом рычащем языке, вероятнее всего призывая ее двигаться.

Девушка поджала ноги, словно пряча их под порвавшийся подол простого деревенского платья. Но стоило прорычать третьему парню какое-то словосочетание, напоминавшее ругательство, как ее дрожащее тело сгруппировалось, и она рванулась вперед, прочь от них, попытавшись отпрыгнуть, как можно дальше. Получилось, правда, всего лишь вскочить на ноги, зато теперь у нее появилась возможность бежать. Не тут-то было – один из парней тут же отвесил ей удар кулаком по голове, и она вновь завалилась на траву, окружавшую избу ровным газоном.

Парни захохотали, глядя, как извивается от боли девушка, схватившись за голову и вжимаясь в землю. Законы деревни не просто позволяли делать с ведьмами все что угодно, они даже поощряли жестокое обращение и применение силы к ним, насколько позволяла жителям мораль ради сохранения безопасности жизни их и их детей. Так что, как только старосты признали жившую с ними бок о бок иноземку ведьмой, она перестала вообще считаться для них живым существом, и парни вызвались избавить деревню от этого поганого исчадия.

Даже если она сейчас сдохнет, все их тяготы составит только сжигание тела подальше от границ деревни. Но тащить мертвечину им совершенно не хотелось, поэтому было бы предпочтительней, чтобы она дошла самостоятельно… ну как дошла – намного интереснее для них и пялившихся из окон соседей, чтобы путь ее не оказался достаточно простым.

Самый крупный парень схватил ее за волосы и поволок к воротам. Девушка закричала от боли и попыталась встать, чтобы он не волок ее по земле. Но ноги не слушались после мучений, и у нее получались какие-то неуклюжие скачки на четвереньках, пока она не смогла хоть немного оттолкнуться от дороги и засеменить следом за кулаком, сжимавшим ее волосы. И как только ей показалось, что она сможет устоять на ногах, парень дернул ее изо всей силы вперед и отвесил сзади пинок под зад, так что она снова потеряла равновесие и грохнулась оземь.

Кажется, силы покинули ее. Она замерла, не способная совершить еще одну попытку, чтобы встать. Закрыв глаза, она была готова ко всему, ожидая удара в любой момент, по щекам ее потекли слезы.

Она почувствовала, как ей на спину положили тяжелую деревянную перекладину и привязали веревкой к рукам. Кто-то поднял ее за эту деревяшку, словно на распятии, и хорошенько встряхнул. Девушка открыла глаза.

Она стояла посреди сельской улицы с куском оглобли на шее, вся грязная, в ссадинах и царапинах. Босые окровавленные ноги выглядывали из-под грязного серого подола, и как издевка – талию подпоясывал большой грязный бант, заботливо сделанный из кушака от платья. Люди понемногу стали выходить из своих жилищ, наблюдая за происходящим, но не решаясь подойти слишком близко.

Один из полуголых парней толкнул ее в спину сапогом, отчего девушка пробежала по инерции вперед несколько шагов, но в этот раз все же устояла. Их процессия двинулась к окраине деревни. Все больше людей выходило на дорогу, глядя на то, как выдворяют ведьму. Кто-то кинул в нее пустой консервной банкой, что-то крича. Он промахнулся, но по его примеру и другие деревенские стали хватать мусор, палки и камни и швырять в нее, желая поучаствовать в изгнании. В нее летели гнилые яблоки, ржавые железки и даже поленья, хотя большинство из них пролетали мимо или даже не долетали, из-за неспособности людей перебороть свои врожденные моральные ограничения, все же иногда ее телу доставалось, и порой она скрючивалась от боли, приносящей вслед за собой опухшие синяки и кровоподтеки.

Когда они добрались до границы деревни, за которой начинался глухой лес, позади девушки собралась уже целая процессия вопящих, подначивающих самих себя людей. И в тот момент, когда она уже перешагивала невидимую линию за крайним деревенским строением, за которой находилась свобода от идущей по пятам толпы, один из парней догнал ее, схватил за подбородок и ударил коленом в живот. Девушка согнулась, заламывая руки привязанной оглоблей, но не позволяя себе упасть, и застонала. Парня разозлило, что она смогла устоять на ногах от его удара, и в порыве гнева он поднял ее за лодыжку вверх ногами. В его хватке девушка казалась совершенно миниатюрной, почти девочкой, и он легко удерживал ее над землей, словно испорченную куклу. Со злобой он ударил ее носком сапога и отшвырнул, как нечто мерзкое.

Лишившись чувств, девушка лежала посреди дороги без движения. Подол ее задрался, демонстрируя толпе наготу юного тела, а также полученные увечья от их издевательств.

До этого момента не у кого не хватало наглости, чтобы сотворить с ведьмой что-то жестокое на глазах у остальных жителей деревни, даже зная, что они не получат за это осуждения. Никто, кроме трех парней, даже не решался приближаться к ней, не смотря на всю агрессию и ярость, нагнетаемую толпой. И этот удар, пока что, был самым жестоким, что досталось ведьме в прилюдное наказание. Люди замолчали, глядя на полуголую девушку без сознания.

Внезапно сквозь толпу пробилась древняя морщинистая старуха, сжимающая в руках несколько длинных прутьев. Не обращая ни на кого внимания, она подлетела к девушке с неожиданной для престарелого человека прытью, и огрела ее прутьями по обнаженным ягодицам.

«А ну пошла прочь, шлюха!» – Завопила старуха визжащим голосом, продолжая лупить хворостинами ведьму перед лицом опешившей толпы. – «Убирайся подальше, проклятая сука!»

Ко всеобщей неожиданности девушка изогнулась, тщетно пытаясь увернуться от порки, и отползая прочь, выгибаясь под ударами прутьев. В какой-то момент она смогла подняться и даже отскочить, заставив истязательницу на мгновение остановиться. Ведьма замерла перед ней в своем распятии, в слезах глядя старухе в глаза. Лицо бабушки, невидимое для остальных, стоящих у нее за спиной, не выражало никакой злобы или агрессии. Задеревеневшее по своей сути от старости, покрытое глубокими зарубками морщин, оно даже казалось сопереживающим, жалеющим измученную девочку.

«Чего вылупилась!» – Завопила старуха, но теперь чувствовалось, будто она это делает наигранно, сохраняя все те же мягкие черты лица и печальный изгиб бровей. – «Убирайся из нашей деревни, пусть тебя волки сожрут в лесу! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!»

Словно по команде, девушка развернулась и побежала прочь, сломя голову.

Ее настиг рев толпы. Она не оборачивалась, но судя по звукам сапог, кто-то пытался догнать ее. Она неслась, как умалишенная, вкладывая все силы в бег, забывая обо всем на свете, сосредоточившись только на том, чтобы бежать как можно быстрее. Чтобы никто не смог вновь поймать ее и свалить на землю.

Камни и обломки кирпичей полетели в след, глухо ударяя по сельской дороге, и больно попадая по спине, шее, ногам и голове. Но она бежала, бежала все быстрее, пока зеленые ветви леса не поглотили ее, впиваясь в нагую кожу острыми концами и шипами, все норовя выколоть глаза…

*

Его пробудило электрическое потрескивание фонаря – садились батарейки, фонарь мигал и готов был вот-вот потухнуть. Кай заменил их – теперь оставалось всего два комплекта для смены, а этого скорее всего не хватит, чтобы подняться на поверхность, и он останется в полной темноте.

Кай потер глаза пальцами, прогоняя сон. Мысли теперь успокоились, смирившись с безнадежностью, но идей не появилось. Нужно было идти, нельзя было сидеть без движения, прожигая оставшуюся электроэнергию.

И тут неожиданно пришло спасение. Оно было невообразимо легким, едва ощутимым, практически эфирным, как касание нимфы, и потрясающе неожиданным, таким простым, каким только мог оказаться единственный путь.

Кай снова ощутил на лице дуновение ветра.

Он тут же оказался на ногах.

Выход был совсем рядом – в глубину ветер не спускается, он остается в коридорах у поверхности. Должно быть, где-то на верхних уровнях кто-то открыл дверь или люк, отчего здесь возник сквозняк.

Кай тут же двинулся вперед настолько быстро, насколько позволяла тьма туннелей. Нужно было найти выход до того, как этот едва заметный ветер исчезнет.

*

Это уже была совсем другая темнота, не та густая, похожая на воск тьма, проглатывающая в туннелях. Просто большие неосвещенные залы, наполненные прохладным сырым воздухом. Это словно вынырнуть из болотной трясины в чистое пресное озеро. Вокруг ощущался простор, разносящий эхо шагов. Свет теперь рассеивался и смешивался с темнотой, размывая границы освещенного пространства, это уже не была сфера, сдавленная подземным мраком. Всего лишь отсутствие освещения, ничего общего с подземной тьмой, кажущейся живой.

Теперь Кай пересекал подземные залы, которые отделяли лабиринт туннелей от города на поверхности – городские подземелья, о которых диггеры любят рассказывать столько историй и слухов. Он, конечно, был еще не на поверхности – выше только-только начинались самые недра городских коммуникаций, канализации, подземка USME – но эти места уже считались принадлежащими городу, были частью города, это и был город, тот который был до современного города. Здесь осталось и было забыто то, на чем построили современные здания.

Просторные залы были заполнены искалеченными останками металлических конструкций, частями разрушенных зданий, транспортом, оборудованием, техникой. Здесь находилось то, что хотели забыть или спрятать или выбросить. Все это перемешивалось, превращаясь в некое подобие каких-то необычных подземных искусственных джунглей. Среди них гулял легкий ветер, несущий запах сырости и плесени. И, хотя поначалу казалось, что городские подземелья окутаны тишиной, если прислушаться, то эти дебри были наполнены едва заметными тихими звуками. Поскрипывание металла, гул воздушных потоков, пощелкивание залежавшихся друг на друге конструкций, капли воды, писк крыс, шорохи. Какое-нибудь электронное оборудование до сих пор вело никому уже ненужную работу, так и не исчерпав запас энергии.

Теперь Кай был расслаблен и умиротворен, его вовсе не пугало и даже не настораживало происходящее вокруг. Наоборот, он чувствовал, что находится здесь один и ничего ему не угрожает, он чувствовал тягучее спокойствие этих залов, навеки уснувших под одеялом пыли.

Удаляясь из освещенного пространства, во тьме скрывались перепутанные между собой металлические опоры и балки, отбрасывая друг на друга угловатые тени. Здесь покоились старинные вагоны трамваев, в которых кто-то успел пожить, станки с разобранных заводов, устланные изорванной парусиной, обгоревшие монументы из мрамора и стали, и все это придавливали тяжелые балки строительных кранов, погнутые под воздействием ржавчины и собственного веса. Здесь из останков военного вертолета, старых мониторов и оргстекла были собраны подобия жилищ или хранилищ – уже было не разобрать что это, оттого что на них обрушилась часть какого-то старинного здания с лепниной и узорами. Здесь антиквариат гнил рядом с неудавшимися прототипами новейших изобретений.

Это место напоминало кладбище динозавров – именно подобные ассоциации возникали в воображении, глядя вокруг. Вот, например, остов устаревшей модели дирижабля; каркас, словно гигантские ребра скелета животного, изгибались, образуя арку над проходом.