Склеенные осколки

Склеенные осколки
Виктория Саммерс

Продолжение истории "Лилия бессилия". Смогут ли герои избавиться от недоверия, обид и найти счастье? Возвращение врагов из прошлого грозит разрушить иллюзия любви.

Виктория Саммерс

Склеенные осколки

Пролог

Нежный друг мой, беспощадный враг,

Так благословен твой каждый шаг,

Словно по сердцу ступаешь ты,

Рассыпая звезды и цветы.

Я не знаю, где ты их взяла,

Только от чего ты так светла

И тому, кто мог с тобой побыть,

На Земле уж нечего любить?

Николай Гумилев

Прорываясь сквозь кусты, натыкаясь на валяющиеся на земле палки и бревна, Анна пыталась как можно дальше убежать от своих преследователей с той скоростью, которую могло ей позволить текущее состояние. Главным своим достоинством Графиня де Ла Фер всегда считала способность не унывать, не сдаваться и с высоко поднятой головой переступать сквозь препятствия и ловушки жизни. Но… давайте на чистоту – очень сложно оставаться позитивной, когда убегаешь от охотничьих собак будучи на последнем месяце беременности, тяжело оставлять себе надежду на спасение, когда окровавленное плечо приносит невыносимую боль, а жар, скорее всего, говорит о распространяющейся инфекции. Так что не судите строго бывшую шпионку Кардинала за то, что она лишь смутно напоминает дикую амазонку, энергично удирающую от врагов.

Часть 1

Шестью неделями ранее

Все чаще Оливье ловил себя на мысли, что ему несказанно повезло, кто-то сверху смилостивился над бывшим мушкетером, простив его грехи и дав ему шанс восстановить отношения с женой. Супружеская встреча в таверне «Красная голубятня» семь месяцев назад помогла ему признаться в своих чувствах к Анне, а результатом их близости стала все более округляющаяся талия бывшей шпионки. Мысль о наследнике, которого носила под сердцем графиня, наполняла жизнь Оливье новым смыслом.

Они с женой заново освятили свои клятвы в церкви в присутствии Портоса, Арамиса и Д'Артаньяна и маленького Джона, посчитав нужным начать новую жизнь, окончательно расставшись с прошлым. Миледи и Атос все еще были их частью, но уже как отдаленное напоминание о былых ошибках, взлетах и падениях юности.

На дворе стоял июль, ранее ненавидимый графом, теперь же тепло и солнце летнего месяца добавляли ему радости и надежды. Жизнь в графстве шла спокойно, супругам удалось наладить дела, заброшенные в последние годы. Отношения с Джоном складывались хорошо, мальчик, истосковавшийся по отцовскому вниманию, несмотря на первоначальную холодность, быстро проникся уважением к Оливье, немало этому способствовало то, что граф относился к мальчику как к родному сыну, с заботой и любовью. Его умиляло сходство ребенка с матерью, он часто ловил себя на том или ином жесте, взгляде, который разделяли Анна и Джон. Иногда Оливье вдруг вспоминал о том, что у мальчика был другой биологический родитель (это случалось, когда кто-то напоминал про титул лорда или наследство, доставшееся ребенку от Винтера), в эти мгновения сердце графа болезненно сжималось, ведь он мог быть отцом этого сорванца, если бы тогда на охоте он не повел бы себя как бесчувственное чудовище, если бы дал жене шанс все объяснить. Такие мысли Оливье быстро отбрасывал, прошлое уже не исправить, остается только налаживать будущее, которое неразрывно теперь было связано с его расширяющейся семьей.

Единственным, что немного омрачало настроение бывшего мушкетера, была легкая отстраненность его жены. Она со всей своей чувственностью отдавалась их любовным утехам, но в остальное время как будто бы немного замыкалась в себе. Чаще её можно было застать за книгой или вышиванием, чем за совместной прогулкой с мужем и сыном. Она почти ни на что не жаловалась, не высказывала страхов или переживаний по поводу беременности. Графу иногда казалось, что она настороженно следит за тем, что говорит, что делает, будто считает их отношения столь хрупкими, что любое неосторожное слово или действие все разрушит. Он хорошо помнил её недоверие к нему, которое проявилось со всей силой после обманного письма Винтера, поэтому не торопил ее, со временем она поймет, что Оливье не откажется от неё никогда, что больше не сделает ничего, что могло стать причиной ей боли.

– Оливье? – позвала из другой комнаты его Анна.

Граф, не задумываясь, подошел к жене. Она сидела на диване, весь её вид свидетельствовал о глубоком несчастье.

– Что случилось? Анна, тебя кто-то обидел? Тебе больно?

– Я хотела застегнуть туфли, а там.. – графиня всхлипнула, что было ей совершенно несвойственно.

Оливье с тревогой опустился на пол, приподнял подол ее пышного платья, пытаясь понять, что расстроило его жену, но ничего необычного не обнаружил. Взяв ее аккуратную ножку, он приподнял ее и осмотрел щиколотку.

– Анна, что там? Я не вижу ничего страшного.

– Ты что ослеп, Оливье? Посмотри на икры, они опухли. Я не могу влезть ни в одну обувь, кроме этих туфель, мои ноги уродливы. Если они так выглядят, я даже боюсь посмотреть на все остальное. Я выгляжу как слон.

Оливье едва заметно улыбнулся. Ну наконец-то! От своих сослуживцев, которым посчастливилось стать отцами, он часто слышал о неуверенности из-за изменений в фигуре их жен, о бесконечных жалобах. С одной стороны, его радовало, что Анна не относится к числу таких женщин, он даже успокаивал себя тем, что это ее вторая беременность, возможно, поэтому ей проще принять свою внешность, но, с другой стороны, его беспокоило, что молчит она лишь по причине недоверия, что считает, что его от нее интересуют лишь супружеские обязанности.

– Любовь моя, в тебе нет ни одной уродливой черты. Ты бы смогла очаровать и соблазнить любого дышащего мужчину. Я сделал заказ из Парижа, скоро новая одежда и обувь будет тут, тебе не придется больше носить эту опостылевшую тебе пару туфель .

Чтобы продемонстрировать всю серьезность фразы, граф поцеловал сначала правую, затем левую щиколотку жены, позволив себе также маленькую вольность – его рука протянулась немного выше под тканью нижних юбок и погладила нежную кожу жены. Анна охнула, но не оттолкнула его.

– Ты действительно так думаешь или просто хочешь успокоить?

– Мне казалось, что сегодня ночью я ярко доказал, что нахожу тебя особенно желанной? На меня даже Гримо сегодня смотрел за завтраком с осуждением, видимо, мы так шумели, что нас слышали даже слуги.

Анна наконец рассмеялась, с помощью мужа, она поднялась с дивана, затем притянула мужа к себе и обвила его шею руками.

– Он считает тебя невыносимым тираном и деспотом, раз ты не давал мне спать всю ночь, – улыбнулась она и поцеловала его в шею.

– А ты? Тоже так считаешь? – граф улыбнулся и погладил супругу по спине. Когда она смеялась, она становилась совсем юной, ему хотелось, чтобы она чаще вот так безмятежно и радостно реагировала на него.

– Я считаю, что мне повезло, что мой супруг настолько деликатен, что предпринимает недюжинные усилия, чтобы заставить жену забыть, что она располнела как шарик.

– Анна, ты прекрасна, не знаю, что видишь ты, но я лишь замечаю, как ты светишься, а твоя округлая талия радует меня до невозможности, ведь свидетельствует о нашем ребенке, – Оливье оторвался от поцелуев жены и погладил ее по животу. Ему до сих пор казалось невероятным, что онисотворили нечто столь совершенное, что скоро миру будет явлен результат их любви.

– А я люблю тебя.

– Прости, не знаю, что на меня нашло сегодня.

– Не извиняйся, мне приятно, что ты озвучила свои беспокойства, ведь главная задача хорошего супруга – их развеять.

– А я думала, что главная задача хорошего мужа – заделать жене ребеночка, а потом пойти по молоденьким девушкам, – с легкой иронией заметила Анна.

– Но ты же так не думаешь? – немного нахмурился Оливье. Они никогда не обсуждали факт верности клятвам, но неужели Анна полагала, что он может искать удовольствия на стороне?

Молчание жены было показательным, теперь замкнутость Анны, ее нежелание выходить с ним и Джоном на прогулку приобретало иной окрас.

– Я не знаю, Оливье. При дворе это обычное явление, жены становятся непривлекательными, потом долгие недели восстановления после родов, мужья находят удовольствия извне с любовницами, ты сам знаешь это не хуже меня. К привлекательным графам часто выстраивается очередь из деревенских девиц, готовых услужить, пока их жены сидят дома.

– Анна, посмотри на меня. С той нашей первой встречи, когда я познакомился с тобой, как с сестрой священника, для меня перестали существовать другие женщины. Когда я думал, что ты умерла от моей руки, алкоголь заменял мне страсть. Это не было каким-то сознательным выбором тогда, возможно, я навсегда бы остался отшельником, а, может, я бы нашел в будущем хорошенькую женщину, которая бы на одну ночь сгладила мое одиночество и боль, но это не имеет значения сейчас. Я встретил тебя вновь, моя страсть к тебе никуда не уходит ни на миг, каждый день, проведенный с тобой, влюбляет меня в тебя еще сильнее. Даже, когда мы не сможем быть близки, я не собираюсь искать развлечение с другими, я был без женщин долгие годы, пара недель или месяцев не станет для меня испытанием. В церкви я вновь озвучил наши клятвы, я намерен следовать им. Единственное, что я прошу – не отстраняйся от меня. Возможно, ты будешь радовать меня и Джона своим присутствием чуть чаще?

– Я не думала, что мое отсутствие заметно.

– Или хотела дать мне возможность найти молоденькую девицу, чтобы утолить похоть? – немного осуждающе Оливье посмотрел на жену.

– Нет, это уж точно не про меня, я, просто не хотела видеть, как ты смотришь на стройных молодых девушек с восхищением, пока я сама такая.

– Ох, Анна, иногда ты кажешься мне совсем ребенком. Я даже и не замечаю женщин рядом с собой, да и как я могу, когда наипрекраснейшая из всех живущих на земле ждет меня дома.