Прошла неделя
Миледи честно старалась не обращать внимание на Кэтрин. Но легче сказать, чем сделать. Все как будто попали под очарование гостьи: слуги благоговейно выполняли ее просьбы, за спиной обсуждая ее вкус и красоту, даже ее сын и тот с большой готовностью проводил время с этой незнакомой женщиной, охотно играл с ней на улице вместе с Гримо и Оливье. Анне в силу беременности врач запретил бегать и скакать, поэтому она могла лишь наблюдать за такими играми со стороны, в душе чувствуя себя все более и более изолированной.
Пытаясь не ревновать мужа, Анна, тем не менее, ловила взгляды, которые любовно бросала на графа Кэтрин, она не могла не заметить, как та льнула к нему. Надо отдать должное Оливье, он всячески старался продемонстрировать жене свои чувства, был рядом, нежно целовал, но этого было мало.
Миледи сложно было назвать ревнивицей, она не желала делить мужа с другими, но вовсе не принижала себя в соперничестве с ними. Зная, что заметно пополнена, она отдавала себе отчет в том, что вернет свою прекрасную талию, как только пройдет отведенный срок после родов, скоро она будет вновь прекрасна и соблазнительна. Поэтому даже, если муж очаруется стройной графиней или ему понравится молодая деревенская девушка, Анна легко сможет вернуть его в свою постель. Нет. Решительно, тут проблема была иная.
Первоначально граф был пленен ее образом добродетельной сестры священника, верил в ее непорочность, доброту, чувствовал себя ее спасителем, благодетелем. Став ее мужем, он был пленен тем, с каким достоинством она держалась среди дворян, какими изящными манерами обладала. Но после обнаружения на её левом плече лилии она пала с его пьедестала, причем пала сразу в ад, стала не просто воровкой, а дьяволом, сатаной, мерзкой тварью. Оливье никогда не мыслил в серых тонах: черное или белое, люблю или ненавижу, честь или бесчестие. Вот и помещал ее в одну крайность, то в другую. С тех пор, как в «Красной голубятне» страсть победила, он пытался снова возвысить её в своих глазах, теперь уже она стала почти что жертвой его расправы на охоте, матерью его будущего ребенка. Глядя на Кэтрин, Анна вновь и вновь спрашивала себя, хочет ли она дожидаться, пока Оливье одумается и снова скинет ее в преисподнюю. Графиня де Ла Лусэр была как раз той, кто должен был носить титул Ла Фер, она была дворянкой, имела прекрасную родословную, в ее прошлом не было темных пятен воровства и клеймения, она не убивала, не обманывала, не пыталась убить друзей супруга. Её не стыдно было показать обществу, не надо было прятать от Кардинала. Именно о такой жене Оливье мечтал в юности. По этой причине Миледи чувствовала себя в сравнении с Кэтрин заведомо проигравшей, от этого бесилась.
Часть 7
Кэтрин не думала, что соблазнение графа будет двигаться столь медленно. Она рассчитывала, что с учетом деликатного положения его супруги, он тут же ухватится за возможность поухаживать за ней, но пока Оливье де Ла Фер даже лишнюю минуту не посвятил разглядыванию её декольте. Кэтрин была обходительна, улыбчива, невзначай прикасалась к руке графа на прогулке, бегала с Джоном так, чтобы ее юбки слегка приподнимались, но….никакой реакции.
К её огромному разочарованию, супруги продолжали делить одну спальню и, судя по перешептыванию слуг, делали это не только для сна. Кэтрин и ее несостоявшийся много лет назад жених, воспитывались в схожих консервативных традициях, где рождение наследника считалась главной обязанностью пары, после подтверждения ожидания ребенка, муж и жена занимали разные комнаты, супруг удовлетворял желания плоти со служанками, многочисленными любовницами, а супруга готовилась к родам. Брак по любви был также не принят, как и неравный брак между представителями разных сословий. Поэтому уже тогда, когда Оливье выбрал в жены бесприданницу сомнительного происхождения, она была поражена, но сейчас, наблюдая за отношениями пары, она никак не понимала, что произошло со строгим, благородным графом, как он мог так себя вести.
Анну де Ла Фер нельзя было упрекнуть в отсутствии безупречных манер, она блистательно выполняла обязанности хозяйки, но вот ее уединенность чувствовалась, она не могла принимать активное участие в прогулках с мужем, играх с сыном, что было откровенно на руку ее сопернице, поэтому Кэтрин решила подступиться к графу через Джона. Мальчик охотно играл с ней, она воспользуется его доверием, завтра ребенку будет уготовано что-то новое.
. . .
– Любовь моя, ты сегодня особенно молчалива, – услышала Анна голос мужа.
– Оливье, я подумала и решила, что с сегодняшнего дня, если ты не возражаешь, хотела бы занимать раздельную с твоей спальню, – тихо, но отчетливо проговорила бывшая шпионка.
– Я обидел тебя, Анна?– граф хотел подойти ближе к жене, но ее холодность ощущалась почти физически.
– Нет, вовсе нет, просто сейчас мне стоит думать больше о ребенке, так будет лучше. Ты ведь не против?
– Если тебе будет так комфортнее, мы сделаем так, как ты пожелаешь.
Оливье кивнул и вышел из комнаты.
По ту сторону двери он в отчаянье прислонился к стене. Нужно было признаться себе самому, что граф был очень зол на жену, даже глупец мог понять, что ее пожелание вовсе не связано с беременностью, а является лишь способом оттолкнуть от себя. Он мог возражать, ругаться, но чего он этим добьется? Вздохнув, он вышел во двор подышать воздухом и подумать.
Анна, тем временем, кивнула самой себе и начала готовиться ко сну. Да, так будет правильнее. Пора было немного поставить дистанцию между ними, возможно, это было нужно больше ей, ведь она стала слишком зависима от присутствия мужа, так не должно было быть.
. . .
Через пару часов Миледи готова была разреветься от обиды и горя. На спине спать было неудобно, на боку тоже, на животе нельзя, а других положений для сна еще придумано не было. Она так привыкла к присутствию Оливье, к его надежным объятиям. Последние недели она обвивалась вокруг него, так ей было комфортнее, после занятий любовью она легче засыпала, муж мог по её просьбе помассировать ее опухшие ноги, снять напряжение с плеч и спины….Ах, как он мог вот так взять и уйти! Подумаешь, она попросила об отдельной спальне?! Он мог возразить, запретить, он ведь понимает, что она беременна. Должно быть, убежал в спальню Кэтрин, там сейчас получает удовольствие, пока его жена страдает.
Она так завелась, что уже готова была встать и ворваться в комнату гостьи, но в этот момент дверь отворилась.
Оливье, ни слова не говоря, снял сапоги, разделся и лег рядом с ней. Анна придвинулась к нему и он, также молча, обнял ее, позволив ее ногам обвиться вокруг его, как ей было удобно. Его правая рука начала поглаживать поясницу жены, снимая болезненные ощущения.
– Ты вернулся, – прошептала Анна.
– Погулял немного, проветрился, а потом решил, что не собираюсь мучить себя и свою любимую, хоть и невыносимо гордую и упрямую, жену. Тебе и ребенку давно пора спать.
– Мне не заснуть без тебя, – подтвердила она.
– Мне тоже, любовь моя.
– Я думала, ты разозлишься, я все-таки запретила тебе доступ к телу.
– Анна, если бы единственное, что тебя беспокоило, были супружеские обязанности, мы могли бы просто продолжать занимать общую спальню без близости, на этой кровати можно лежать, даже ни разу не прикоснувшись друг к другу, настолько она просторна. Ты просто пытаешься доказать, что все также независима, что можешь меня оттолкнуть по своему желанию, ну и проверить, не побежал ли я к другой, я прав?
– Когда ты это говоришь, я чувствую себя ужасным человеком.
– Ну и я не лучше. Я был так зол, что заставил тебя пару часов помучиться и ощутить, как я тебе нужен. Прости.
– Слуги сплетничают о нас, мы нарушаем все вековые традиции графов де Ла Фер.
– Пусть идут к чертям со своими традициями. Я собираюсь спать в одной постели со своей женой, никто, даже она сама, меня отсюда не вытолкает.
Анна засмеялась и поцеловала мужа.
– Мне нравится, когда ты становишься менее благородным и правильным.
– Ты на меня так влияешь, любовь моя. Тем более, все что мы могли, мы уже нарушили. А теперь спать.
Часть 8
Джон был рад тому вниманию, которое ему уделяли во Франции. Жизнь стала радостной и безоблачной, больше не надо было бояться, убегать. Рядом почти всегда был Гримо, к нему была приставлена няня Мари (женщина средних лет из деревни), все чаще получалось поиграть с детьми провинции, а граф де Ла Фер разрешил (с согласия Миледи) называть его папой. Последнее очень грело душу мальчика, отчим был спокойным, почти никогда не повышал голоса, очень заботился о его матери, а его самого всегда готов был выслушать. Каждый день теперь они играли у дома вместе с Гримо и графом, последнюю неделю к ним еще начала присоединяться приехавшая погостить графиня. Сперва мальчик сторонился её, она задавала много вопросов, на которые он не знал ответа, например, когда познакомились его родители, почему они уезжали на столько лет из Берри. Джон не сразу понял, что она уверена, что он наследник де Ла Фера, но вспомнив наставления матери, не пытался ее переубедить. Миледи объяснила, что пока он маленький и находится во Франции, будет лучше, если его будут принимать за сына графа, чтобы им снова не пришлось убегать, как было в случае с дядей Винтером. Джон предпочитал вообще никаких подробностей никому не говорить, он умело притворялся менее понятливым, когда ему это было необходимо. Постепенно графиня Кэтрин перестала задавать неудобные вопросы, вместо этого принимая участия в играх с ним.
Сегодня он решил отправиться в лес при графстве собрать ягод, его сопровождал Гримо. Идею предложила графиня, она сказала ему вчера втайне, что сама найдет их, что ей не по статусу такие прогулки, поэтому это будет их небольшим секретом. Джон полагал, что она врет, он был уверен, что мама бы просто не отпустила его в лес, если бы знала, что он будет проводить время с Кэтрин, он чувствовал, что симпатии к этой женщине его мать не питала, хотя он и мучался в догадках отчего это. Он всегда доверял чутью Миледи, совсем не собирался перечить ей, просто ему так не хватало маминого участия в последние недели, он и раньше виделся с ней редко, но в тайне надеялся, что, как только они начнут жить во Франции вместе, они будут постоянно читать, гулять играть. К сожалению, этого не случилось, Миледи часто отдыхала у себя, отказывалась играть с ним, хоть она и была нежна и приветлива, он ощущал, что этого недостаточно. Графиня Кэтрин напротив, была открыта, готова к любым играм, веселилась с отцом, что почти никогда не делала мама, ему иногда казалось, что она их с Оливье избегала большую часть времени.
– Джон, – услышал он рядом с собой голос той, о ком только что думал.
Гримо заметно удивился присутствию графини, но лишь уважительно кивнул.
– Ваша светлость, вы пришли, вы сказали, что покажите особые ягоды, – воодушевленно начал мальчик.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: